Туманная река 2 (СИ) - Порошин Владислав Викторович

— Да? — удивился бард.

Я вывалил из пенала бакелитовые прямоугольники с белыми точками на журнальный столик.

— Репетируйте, через два часа ваш выход, — закончил я короткий инструктаж.

Когда мы возвращались на сцену, Наташа засомневалась, — думаешь, прокатит с домино?

— На какое-то время да, — ответил я, — всяко лучше, чем лежать связанным.

Когда мы продолжили дискотеку, когда прожекторы театральных софитов ударили нам в лицо, и замигала светомузыка, а разгоряченная молодежь стала лихо отплясывать под неизвестные пока широкой публике хиты, я подумал, что во всем этом есть некая магия. Вот сейчас, в данный момент времени, в этом месте, ничего не существует, кроме радости и веселья. Ведь все неприятности и невзгоды мы оставили за кулисами, а публика свои проблемы за дверями танцевального зала.

Автовокзал Ростова Великого располагался на Соборной площади, недалеко от того места, где вчера вечером мы делали дискотеку. И если смотреть строго на юго-восток, то можно было любоваться куполами Успенского собора. А если разглядывать саму автостанцию, то ваши глаза должны были упереться в плакат, на котором рабочий в профиль держал в одиночестве красный серп и молот. Художник либо решил сэкономить краски на фигуре колхозницы, либо был ярым женоненавистником, потому что краску на огромный в диких заломах флаг он не пожалел.

— Я же уже извинился, — промямлил Высоцкий, прижимая, как любимую девушку, зачехленную гитару к животу, — и ребята меня простили.

— А ты сам себя простил? — спросил я барда.

— А хочешь, я сейчас сделаю стойку на руках, — вдруг оживился Володя, — и пока ты меня не простишь, я с них не сойду. Граждане не проходите мимо! Только одно выступление в вашем Богом поцелованном городе!

Народ действительно подтянулся к нашей необычной парочке.

— Сынки, что продают то? — заинтересовалась глуховатая старушка.

— Глупость бабушка человеческую продают! — крикнул я ей в ухо.

— Ой, мне этого не надо, — старушка засеменила дальше.

— Внимание всем! — громко обратился я к остальным зевакам, — проходит следственный эксперимент! Кто желает пойти свидетелем, пожалуйста, записывайтесь.

Однако от слов следственный эксперимент и свидетели, горожане разбежались, как черти от ладана.

— Был один хороший поэт в Древнем Риме, — я не знал, как намекнуть Высоцкому на его короткую, хоть и яркую жизнь, поэтому начал издалека.

— И что? — удивился бард.

— Песни писал, стихи, в театре играл, мечтал сам делать свои постановки, — и в кино снимался тоже, подумал я про себя, — всем хорош, но пил много. Друзья хотели ему помочь избавиться от алкоголизма и пристрастили его к наркотикам.

— Хороши друзья, — грустно усмехнулся Высоцкий.

— Вот, вот, — я не определённо махнул рукой, — в один печальный день, чтобы поэт не буянил, его связали простынями, это спровоцировало сердечный приступ. Умер гений прошлого в сорок два года. Так и не поставил задуманный им спектакль про жизнь народного Героя.

— Про Спартака, что ли? — что-то из истории попытался вспомнить поэт.

— О, а вот и твой ЛИАЗ 158, сообщением Ростов — Москва, — я указал на тарахтящий автобус грязно-белого цвета, — ты, Володя, хорошо подумай, хочешь ли в будущем поставить свой спектакль, или снять свое кино. Или может, желаешь в сорок два года также бездарно помереть?

— Ты идеалист. Нам актёрам вообще трудно не пить, — ответил Высоцкий, подойдя к автобусу.

— Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если там ее нет, — я сунул небольшой сверток барду в руки, — это деньги за работу. Удачи. Когда, как следует, подумаешь, знаешь, где мы живем, приходи.

Глава 20

Дальнейшие гастроли в Ярославле и в Костроме прошли без особых приключений. Толик Маэстро, после того, как я провёл с ним разъяснительную работу, на подвиги больше не срывался. Цветы и поцелуи новых поклонниц переносил стойко и подчеркнуто вежливо. С Иринкой они больше вне сцены не общались. Я же совать свой нос в их натянутые отношения не решался. В конце концов, чужая душа потемки, если им суждено построить более крепкие отношения, то помирятся. А на нет, и суда нет.

В субботу, перед дискотекой в родном измайловском ДК Строителей, нарисовался прадедушка всех советских продюсеров Семен Абрамович Русских. Вылез на сцену, когда мы доводили до ума новую композицию «Солнце».

— Богдан, вы знаете, как я вас уважаю, — зашептал он мне в ухо, игнорируя тот факт, что мы репетируем, — вам обязательно нужно выходить на союзный уровень. Это же ясно, как божий день.

— Стоп! — не выдержал Толик, — мы либо репетируем, либо разговоры разговариваем.

Так как Семен Абрамович не из тех от кого так просто можно отвязаться я решил все же уделить несколько минут настырному старику.

— Толя поработай пока над соло партией, — я снял с себя ритм гитару, — а я провожу дедушку на выход. Пойдемте Абрам Семенович!

Я взял продюсера под локоток и, не слушая возражений, что он Семен Абрамович, а не Абрам Семенович, вывел со сцены. В коридоре ДК, как всегда было многолюдно. Малышня, издавая резкие высокочастотные звуки, из танцевальных, авиамодельных и прочих кружков сновала туда, сюда и обратно. Не все дети разъехались по лагерям на первую смену, сделал вывод я.

— Вы же просто не представляете, сколько вы на самом деле стоите, — заливал мне елей в уши Семен Абрамович, — миллион, не меньше.

— Сразу или частями? — остановил я дедушку.

— Что? — не понял он.

— Миллион сразу дадите или частями, — пояснил я свою мысль, — учтите мне нужно сразу, я бы мог взять и частями, но это дело принципа.

— Что вы меня постоянно путаете, — занервничал Семен Абрамович, — и что за молодёжь такая пошла все о деньгах и о деньгах.

— Ну, мы же с вами деловые люди, — я вывел склочного старичка на улицу, намекая на то, что вот Бог, а вот порог, — зачем мы с вами будем терять время на пустяки?

— Сорок тысяч, — зашептал продюсер, позабыв, что недавно сулил миллион, — за одно выступление.

Деньги нам конечно для постройки дома нужны, да и синтезатор нужно до ума довести, Иринка жаловалась на качество клавиш. Мое замешательство Семен Абрамович воспринял, как хороший и знак и усилил напор.

— Вас такие люди послушать хотят, — продолжил он, — всего один концерт завтра в «Коктейль-Холле». Потом можно будет устроить гастроли в Киев, в Одессу! В Вильнюс.

Последний населенный пункт продюсер произнес с придыханием.

— С одесского кичмана бежали два уркана, — почему-то пропел я вслух.

— Ну? — пританцовывал от нетерпения старик.

— Завтра, — я еще раз попытался взвесить все за и против, — отыграем полчаса, и никаких денег. То есть бесплатно.

Итак, в пятом управлении КГБ мной заинтересовались, не хватало еще погореть на левых концертах, подумал я.

— Вот и правильно, — вновь зашептал в ухо Семен Абрамович, — деньги это зло. Вы даже не представляете, как я вас, Богдан, уважаю!

В воскресенье, около четырех часов дня, я, три моих друга и любимая девушка, Наталья, в постиранных и отглаженных концертных костюмах из джипсовой ткани, подъехали к дому на улице Максима Горького шесть. И остановились прямо напротив центрального телеграфа. Сорока килограммовый синтезатор и такой же по весу микшерский пульт решено было оставить в ДК. Тем более что Иринка не смогла составить нам компанию.

— Родители с утра до вечера на фабрике, план перевыполняют, — сказала она нам после субботней дискотеки, — сестренка в пионерском лагере, а дома не прибрано, не приготовлено, да и устала я от гастролей.

— Ничего, исполним несколько песен в три гитары, — ответил Толик, — это же у нас бесплатная рекламная акция.

На этих словах он обиженно посмотрел на меня.

— Реклама — это двигатель торговли, — заступился за меня Санька, на чем разговор и закончился.

Между тем мимо нас в «Коктейль-холл» заходили в мужчины хоть и в старомодных, но дорогих костюмах, и женщины в платьях в форме колокола. А кое-то пришел уже и в нашем, современном прикиде, в джипсовых штанах клёш и таких же куртках. Пошла мода в народ, удовлетворенно отметил я.