Теория бесконечных обезьян - Екатерина Звонцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белые подтеки ухают в черный решетчатый слив. Наконец латте перестает литься. Беру переполненную чашку, обтираю салфеткой, медленно возвращаюсь за стол. Джуд щурит глаза и даже макушку на пару секунд прикрывает, будто ждет карающего кофейного душа.
– Да что ты так сразу? Скорее всего, девочка повернутая на таро и каких-нибудь учениях эзотерических. Слышала все вот это вот, про то, что Варины истории порой сбываются в том или ином виде. Кто об этом не слышал?.. Даже на РЕН ТВ говорили.
– Жень, но это же совпадения. – Тихо ставлю кофе на стол. – Просто совпадения. Как, помнишь, курьез с «Титаником»? Кажется, роман, предсказавший его крушение, назывался…
– «Тщетность», да. Написан за пятнадцать лет, где-то так.
Хорошее название. И, кстати, текст я давно брал на заметку – скорее всего, он бесправен. Может, выпустить в одной из двух «несовременных» серий? Их как раз пора пополнить. «Неизвестная классика» или «Классическая неизвестность», вот в чем вопрос.
– Паш… – Тук-тук из реальности.
– Да?.. – Я потираю веки.
– А ведь тот тип, Морган Робертсон, ну, автор… – Джуд отпивает латте и страдальчески морщится. – Ты убить меня решил, а? У меня непереносимость лактозы.
– Черт. Извини.
Он отставляет чашку и с хлестким омерзением вытирает губы. Действительно. Он не пьет молоко, не ест мороженое, и я только что причинил ему жесточайшие страдания при помощи одной только «Веселой коровки». А еще главред.
– Так вот. Робертсон. Он странно умер тоже. Просто нашли труп в гостиничном номере. Просто поставили диагноз: отравление какой-то химией, вроде передозировка успокоительным. Но никто так и не понял ни к чему ему травиться, ни кто мог его отравить, ни случайно ли…
Меня начинает мутить, будто это я хватил отравы. Может, и правда: вспомнил сравнительно свежую новость с Гугла – о последнем выжившем человеке на обезлюдевшем из-за гражданской войны островке. Это где-то в Океании, в одном из гномьих государств. Священник. Он едва не умер от голода, сошел с ума и утверждал, что всю неделю до прибытия спасательной миссии единственную компанию ему составлял сам Христос, с которым они вели экзистенциальные беседы на руинах у моря. А Варя однажды написала о…
– Жень. – Я хватаю мысль за гланды и насильно швыряю подальше, выбрасываю из головы фото – инопланетно-красные скалы острова Д. – Хватит.
– Что – хватит?
– Эти россказни – про «ткань реальности», «предсказания», «таинственную смерть»… они бы пригодились, если бы мне захотелось навариться на Вариной смерти. Продажи, там, ей поднять, устроить этот, как вы сейчас говорите, хайп. Вот только мне не надо. И ты просто…
– Я просто делаю тебе больно. Да. Извини. Но, поверь, себе – тоже.
Невозмутимо бросив это, Джуд дергает плечами. Они у него – как два острых угла.
– Мне просто не дает это покоя. Я хочу понять.
А я ничего не хочу. Слышишь, Варь, не хочу больше, быстро сдулся. Тебе со мной не повезло, я не рвусь за тебя мстить. Я пытаюсь решить всего один вопрос. Это не вопрос мести, но это вопрос жизни и смерти. И я не готов даже произнести его вслух. Зачем?..
– Паш.
Джуд все-таки хватает меня – не за ладонь, а смыкает длиннопалую руку на запястье, давит на пульс. Подается ближе, и он давно не сонный, даже тени под глазами стали поменьше. Голубые эти глаза – иговские, узковатые, холодные, бесприютно-тревожные. Они всегда такие, даже когда Джуд фыркает, смеется и делает селфи. Они будто смотрят не на мир реальный, не на мир книжный, а куда-то меж двух миров. Татаро-монгольская кровь, дикая, мудрая и чуткая к чужим пограничным состояниям, слишком подмешалась к славянской.
– Даже не думай ни о чем таком. Понял?
Вопрос жизни и смерти. Я не произнес его, но Джуд прочитал, возможно, и не сегодня, а раньше. На похоронах, или когда услышал «Варя погибла», или…
– Ты понял меня?
– Да.
Он разжимает пальцы. Не верит. Правильно, не зря учился. Но профессия берет свое, и он, пытаясь выплыть и вытянуть меня, продолжает предыдущую тему.
– Я. Хочу. Понять. И ты тоже хочешь, я знаю. Они не могут ее найти, ведь правда?.. Ту девицу из подъезда. Они и не смогут, просто потому что ищут иголку в стогу сена. Проходи она по каким-то делам – было бы как два пальца. Но она, видимо, чистая.
– Никто даже не уверен, что она убийца. И что заходила именно к Варе.
– Консьержка сказала: девица просилась «к подружке, на четвертый». На четвертом живут в двух других квартирах дедок с собакой и молодой отец с двойней, ребенок один двухлетка, второй – мальчик-школьник. «Подружкой» могла быть только Варька.
– Допустим. Но к чему ты ведешь?
– Если она и не убийца, она что-то знает. И так или иначе, ни хера Варьке не друг, иначе дала бы хоть какие-то показания, не стала бы прятаться. Ее нужно найти.
– И еще раз: к чему ты? Как ты будешь ее искать?
– Я не буду. И ты не будешь. А вот мы – будем. Просто это немного… неэтично. А кто-то даже скажет, что это пиздец.
Он говорит. Говорит. И говорит. Когда замолкает, я горько усмехаюсь.
– Жень. Это он, пиздец. Даже статья вроде есть. И руководство, скорее всего, будет против. Не говоря уже о…
– С господином полицаем я поговорю. А говорить ли с советом директоров или проявлять инициативу на свой страх и риск – сам решай.
Такое не решишь. Я смотрю в пустую чашку и вижу в кофейном осадке острое, усталое, злое лицо. Девица с глазами «шныр-шныр»…
– Женя, это, скорее всего, даже и не поможет.
– Зато у нас будет много-много дополнительных шансов. А вдруг?
Опять – теорема… нет, уже целая теория бесконечных обезьян, но на этот раз каждой на голову надели фирменное кепи Холмса.
– А если это ее только спугнет?
– Судя по тому, что на нее ни одной наводки, она и так вспугнута по самое никуда.
– Жень…
– Я Варьку очень люблю и никому не прощу, – обрывает он. – А ты?
А я без тебя забуду скоро, что вообще такое «любить», Варь. Сотрется само слово, и ни одна обезьяна из все тех же бесконечных, из все той же теоремы его уже не восстановит. Будут разные наборы одинаковых букв, но в другом порядке и без смысла.
– Смотри. Вы не будете – я так и так буду, поэтому с Шухариным все равно поговорю.
– Он вряд ли даст тебе добро. Его раком за это поставят, они так не делают.
Да что там, такого розыска я не видел ни в одном детективе. То,