Необычное литературоведение - Сергей Наровчатов

Трагичен Святогор — древнейший из древних богатырей, в сравнении с которым сам Илья Муромец кажется зеленым и легкомысленным юнцом. Настолько он мощен, что с величественным добродушием встречает наскоки Ильи:

«Спасибо ти, Ильюшенька Муромец.Как ты наехал, ударил меня-то ведьТри раза тут, три великих, —Будто три раза как комар кусил, —А вот тебе спасибо за это ведь,Ты со мной ведь познакомился.Будь-ко ты мне нунь меньшим братом,Я буду еще да большим братом.Если бы я тебе да ударил-то,Как от тебя один да ведь прах-то стал,Разлетелись бы твои косточки».

Если у других богатырей есть ровни, если иные богатыри живут в ватаге, а иные в дружине, то страшно и безлюдно одинок Святогор. Непомерная сила его уже не находит приложения, никому она не нужна в пустынных горах, где разъезжает Святогор на таком же, как он, непомерном коне. Пришелец из других незнаемых времен, когда еще владичили на Руси старые боги, он пережил самого себя, и каменный гроб без помощи человеческих рук сам смыкается над ним. На прощанье он успевает в предпоследнем дыханье передать часть своей силы «Ильюшеньке Муромцу» — младшему богатырскому поколению, но только часть силы. И не дай бог, если бы он дыхнул на него последний раз — та сила уже мертвая, и перенять ее живому значило лечь рядом с древним богатырем и заснуть навеки.

Бездна мудрости в этой странной и страшной былине.

Трагична участь Сухмана, выехавшего в путь-дорогу исполнять княжескую прихоть, а наткнувшегося на татарские полчища. Вступил он с ними в неравный бой, но одолел несметную силу, только ранен был в том бою тремя калеными стрелами. Прямого своего обещания — привезти живую лебедку к княжескому столу — он не выполнил: не до лебедки было. Князь не поверил его рассказу, счел за похвальбу и велел посадить Сухмана в глубокий погреб. Но Добрыня Никитич, выехав по следам Сухмановым, удостоверил истинность происшествия. Обескураженный Владимир-князь приказывает освободить богатыря и хочет загладить свою вину перед ним щедрым пожалованием. Но великой гордости и достоинства ответ дает ему Сухман:

«Не умел меня Солнышко миловать,Не умел меня Солнышко жаловать,—А теперь не видать меня во ясны очи!»Выдергивал листочки маковыеСо тыих с ран со кровавыих,Сам Сухмантий приговаривал:«Потеки, Сухман-река,От моя от крови от горючия,От горючия крови, от напрасныя».

Здесь уже трагедия личности значительной и сильной, не признанной в заслугах и попранной в достоинстве.

Исполинские характеры и исполинские события вызывают исполинские обобщения. Всех былинных сюжетов не пересказать, но напомню один, выдающийся даже на этом величественном фоне. В былине «Вольга и Микула» богатырь завидел в поле пашущего крестьянина. Хочет встретиться с ним, да никак не поспеет вслед его «кобылке соловенькой». Крестьянин с ней уедет в один край — «другого не видать». Наконец другим днем богатырь все-таки нашел мужика и стал уговаривать идти к нему в товарищи. Крестьянин выпряг кобылку, сел на нее и, едучи рядом с Вольгой-богатырем, вспомнил про свою соху, оставленную в борозде. Пусть, дескать, Вольга пошлет свою дружину выдернуть ту сошку из земельки и велит бросить ее за ракитов куст, чтобы не соблазнился ею какой-нибудь захожий человек. Вольга посылает сперва трех молодцев, потом десяток, наконец, всю свою дружину, но «сошки от земли поднять нельзя». Усмехается крестьянин: не дружина, мол, у тебя, а одна «хлебоясть», дармоеды. Подъезжает он к своей «сошке кленовой», берет ее одной рукой, из «омешков» земельку вытряхивает, бросает соху за ракитов куст. Снова поехали они с Вольгой по чисту полю. И тут кобылка соловенькая далеко оставляет за собой богатырского коня. Вроде они и наперегонки-то не идут, а само собой получается, что она все дальше от него уходит. «Стой-постой, — кричит ему вслед изумленный богатырь, — скажи, мол, хоть имя свое на прощанье!..» И отвечает крестьянин просто и гордо:

«Ах же, Вольга ты Святославгович!Ржи напашу, в скирды складу,В скирды складу да домой выволочу,Домой выволочу, дома вымолочу,Драни надеру да то я пива наварю,Пива наварю, мужичков напою.Станут мужики меня покликивати:„А ты, мóлодой Микулушка Селянинович!“»

Ни один писатель не создал такого сжатого и вместе с тем величественного апофеоза крестьянства и его труда, как это сделал сам народ. Всю Русь перепахивает вдоль и поперек русское крестьянство — таков смысл начала былины, где Микула «уедет в один край — другого не видать». Великий подвиг его выше всех богатырских дел и одному ему по плечу. Соху его, орудие и символ крестьянского труда, как ни силится дружина, а поднять не может. Он же одной рукой легко закидывает ее за ракитов куст. И соловенькая его кобылка тоже легко обходит богатырских коней, казалось бы привыкших к бешеной скачке в боевых наездах и набегах. Ведь той кобылке, не в пример богатырским коням, приходится каждый день из конца в конец мерить всю неоглядную Русь — чтó ей одно поле пересечь! А какая сила гордой независимости чуется в заключительных словах Микулы! Вот кто подлинный хозяин Руси, вот кто ее первый князь и первый богатырь!

Как же строились былины, в чем особенности их построения? Рассчитанные на долгое по времени исполнение, былины не спеша развертывали свое картинное повествование. Вначале сказителю нужно было подготовить слушателей к предстоящему рассказу, настроить их на соответственный лад — не глупой байкой собираются здесь тешить людей, а хотят им поведать о старых доблестных временах. И вот звучит запев былины:

Высота ли, высота поднебесная,Глубота, глубота окиян-море,Широко раздолье по всей земли,Глубоки омуты днепровские.

И сразу открываются перед слушателем безмерные пространства родной земли, вольно и широко начинает ему дышаться, пристальный взгляд его проникает сквозь бревенчатые стены избы и охватывает все русские края до самых далеких далей. А в этих далеких далях уже началась завязка действия, которое скоро развернется перед его глазами, — этой завязке посвящен зачин былины. Видит внутренним взором слушатель, как в стольном городе Киеве идет «почестей пир» у ласкового князя Владимира Красное Солнышко. Сидит в резном кресле великий князь, а перед ним за дубовым столом, уставленным яствами и винами, поднимают чары меньшие князья и бояре, могучие богатыри и дружинники.

Все на пиру пьяны-веселы,Все на пиру порасхвастались:Глупый хвастает молодой женой,Безумный хвастает золотой казной,А умный хвастает старой матерью,Сильный хвастает своей силою,Силою, ухваткой богатырскою.

И лишь один богатырь не принимает участия в общем веселье, один молодец ничем не хвастает, а, подперев щеку тяжелой рукой, невесть о чем призадумался. Обращает на него свой взгляд Владимир-князь и спрашивает о причине такой кручины. Кончается зачин, начинается повествование.

По разным путям может оно пойти, но слушатель уже подготовлен к его восприятию. Повествование ведется размеренно и убедительно, трижды повторяется каждый эпизод.

Садился Сухмантий на добра коня,Уезжал Сухмантий ко синю морю,Ко тоя ко тихия ко заводи.Как приехал ко первыя тихия заводи,Не плавают ни гуси, ни лебеди,Ни серые малые утеныши.Ехал ко другия ко тихия ко заводи,У тоя у тихия у заводиНе плавают ни гуси, ни лебеди,Ни серые малые утеныши.Ехал ко третия ко тихия ко заводи,У тоя у тихия у заводиНе плавают ни гуси, ни лебеди,Ни серые малые утеныши.

Добросовестность богатыря, доподлинность его поисков «белой лебедки» (это былина о Сухмане) глубоко внедряется в сознание слушателя. И после, когда князь несправедливо обрушивает на Сухмана свой гнев, у слушателя вырывается возмущенный возглас: «Да ведь три раза он за этой проклятой лебедкой к трем заводям ездил, и бог бы с ней, ведь ему татары под меч попали!»

Повторяются эпизоды часто с дословной точностью. Образуются традиционные формулы, которые переходили из былины в былину. В такие формулы отлились описание приезда богатыря на княжеский двор, описание выбора оружия, седлание коня, встречи с неприятелем.

Так, например, и Илья, и Добрыня, и Алеша, и едва ли не все богатыри с одинаковой последовательностью, собираясь в путь-дорогу, накладывают на добра коня потничек, а на потничек войлочек, а на войлочек подпотничек, а уж на него седельце черкесское.