Пророк - Дмитрий Шидловский

Сколько женщин прошло с тех пор через мою постель? Они были разные, происходили из самых разных сословий, но ни разу я не позволял нашим отношениям продлиться сколько-нибудь долго и никогда больше не искал себе постоянную спутницу жизни. Я всего лишь воплощал свои фантазии, отдавая взамен то, чего хотели женщины: страсть, деньги, дорогие подарки... Только завладеть собой я не позволял ни одной из них и никогда не стремился проникнуть в их души. Кажется, моих дам это устраивало.

Я и не предполагал, что с Юлей все сложится иначе. Обеспечив ей небольшое состояние, я вежливо, но твердо дал понять, что наши отношения подошли к финалу. Она приняла мое решение без слез и истерик, без длинных объяснений, и мне казалось, я вычеркнул ее из своей жизни...

Я снова посмотрел на спящую Юлю. Что в ней было такое, что заставило меня вспомнить о ней в трудную минуту? Что произошло между нами в ту неделю в Висбадене? Внешне этот роман ничем не отличался от обычного моего романа с красивой девушкой: флирт, поездки в дорогие рестораны, осмотр окрестных замков, разговоры ни о чем... Почему именно она осталась в моей памяти?

Я всегда считал, что умею видеть людей. Нашел ли я в ней особенно острый ум? Нет. Она неглупа, но не более. Какие-то тонкие душевные свойства? Вроде нет. Она обычная добрая, неглупая девушка, которая всего лишь ищет свое место в жизни и мечтает о большой любви, как я мечтал когда-то. Она не желает окружающим зла, не завистлива. У нее есть свои принципы, и она старается им следовать. Вроде, ничего особенного. Для человека это норма, точнее... должно быть нормой.

Я поправил на ней одеяло. Много ли я видел нормальных людей в последнее время? Кто не подточен злобой, завистью, кто ради корысти не готов переступить через провозглашаемую им же самим мораль? Я увидел в ней то, что уже не чаял увидеть ни в ком: нормального человека, неискалеченную, неиспорченную, стремящуюся к свету душу. Она была искренна, когда вместе с Андреем постигала учение «Небесного предела». Она искренне разочаровалась в секте, когда увидела обман со стороны своих бывших товарищей. Она и со мной была искренна каждую минуту.

«Почему же я расстался с ней?» — спросил я себя и тут же нашел ответ: мне хотелось сохранить веру в нормальных людей. Сколько раз прежде мне казалось, что я встретил такого человека, — и что потом? Предательство или склока по пустяковому поводу, разочарование и разрыв. Может быть, я уже давно разуверился бы в роде людском, если бы не помнил слова старого Ма: «Лучше тысячу раз разочароваться в отдельных людях, чем один раз — во всем человечестве». Я не разочаровался в человечестве, но ограничил круг общения: лучше в одиночестве верить, что где-то есть что-то здоровое и чистое, чем видеть вокруг лишь грязь и гниль.

Что же тогда заставило меня позвонить ей, когда я вдруг понял, что потерпел поражение? Я вспомнил, как когда-то, незадолго перед отъездом из Китая, я спросил Ма, что такое чань. «Чань, это когда висишь в воздухе и тебе не на что опереться», — ответил мастер. Что ж, возможно, произошедшее со мной в Калифорнии и имело отношение к чань. Но я привык прочно стоять на ногах, и когда земля подо мной зашаталась, рад был ухватиться за что угодно, лишь бы не упасть. Эта девушка, за время общения с которой я не почувствовал ни толики фальши, стала моей спасительной соломинкой.

«Интересно, что будет дальше»? — подумал я. «За деньги ручайся, за людей никогда», — так обычно говорил учитель, и только со временем я понял, насколько он прав. Порвать с ней отношения? Логика требует именно этого. Сознание подсказывает, что никаких обязательств перед Юлей у меня нет. В конце концов, я ни единым намеком не давал ей возможности подумать, что наши отношения могут вылиться во что-то большее, чем обычный мимолетный роман. Иски адвокатской конторы Морозова против журналистов, позволивших себе лишнее в описании наших с Юлей отношений, уже сделали ее весьма обеспеченной женщиной. Казалось бы, самое простое — это сказать сейчас: «Извини, дорогая, нам было хорошо с тобой, но наши пути расходятся», подарить коттедж в Ливадии или Новом Афоне и проститься навсегда. Она бы поняла, а я был бы избавлен от опасения, что подпустил кого-то слишком близко к себе, слишком привязался к кому-то. Когда живешь на огромной скорости, даже незначительное препятствие может привести к катастрофе. Я не мог позволить ей остаться около себя. Этому противились и логика, и опыт... но этого требовало мое сердце.

Я резко встал, наверное, слишком резко, потому что Юля зашевелилась, открыла глаза и потянулась.

— Ты уже встал? — спросила она. — Сколько времени?

— Спи, еще только шесть.

— А ты работать?

— Да, есть кое-какие дела.

— Господи, чем ты только занимаешься?

— Имениями. Они запущены, и я хочу кое-что поменять. Сегодня в час пополудни должен приехать архитектор. Я решил перестроить левое крыло...

— И ты это называешь отдыхом? — лукаво улыбнулась она. — Я тут подсчитала, что у тебя здесь десятичасовой рабочий день, без выходных.

— Так это отдых для меня, — рассмеялся я. — Обычно я работаю четырнадцать, а то и шестнадцать часов в сутки.

— Трудяга! — она притворно нахмурилась. — А мы-то, простые смертные, думаем, что у вас вся жизнь: вернисажи, «скачки, рауты, вояжи».

— Самая работа, — с шутливой важностью согласился я. — Особенно если вернисаж в посольстве Поднебесной империи, на скачках присутствует цесаревич, раут проходит с членами правления союза предпринимателей, а вояж предстоит на императорской яхте. А ты думаешь, основные решения принимаются на официальных переговорах и конференциях?

— Ты хоть когда-нибудь отдыхаешь? — спросила она уже серьезно.

— С тобой, — ответил я неожиданно для себя.

Ее лицо вдруг стало необычайно серьезным.

— Ты уничтожишь себя. Сожжешь — и сам не заметишь. В твоем ритме ни один нормальный человек и месяца не выдержит.

— Может, и не выдержит, — я пожал плечами. — Я выдержал уже пятнадцать лет. В конце концов, это мой выбор. Я могу и отказаться от него.

— Правда?! — она снова хитро прищурилась. — А слабо сегодня все бросить и поехать вместе кататься?

— Я пригласил архитектора на час. Заставить его ждать было бы невежливо. А в остальном нет проблем. Давай после завтрака поедем верхом в Горелово. Как раз к часу обернемся.

— Горелово? Где это?

— Одно село на окраине имения. Никогда там не был. Говорят, самое бедное в уезде.

— Горелово, — повторила она. — Прямо как у Некрасова.

— «Горелово, Неелово, Неурожайка тож», — припомнил я. — Вот и посмотрим, кому не живется «весело, вольготно на Руси».

Лошади рысили по лесной дороге. Небо по-прежнему хмурилось, но, кажется, дождем уже не набухало. Я иногда с опаской поглядывал на Юлю, которая еще не очень уверенно держалась в седле, но всякий раз весело улыбалась мне, давая понять, что чувствует себя прекрасно и никакой опасности нет. От свежего ветра, напоенного лесными запахами, лицо ее раскраснелось и светилось счастьем.

«Интересно, что ее привело в такой восторг? — подумал я рассеянно. — Понравилось ездить верхом или почуяла свою женскую власть? Если второе, то, пожалуй, она несколько переоценивает свои силы».

Лес закончился. Мы въехали на вершину холма, и я осадил лошадь. Рядом со мной остановилась Юля. Перед нами открылся восхитительный пасторальный пейзаж. Небольшая речка петляла среди лугов и полей, раскинувшихся на пологих холмах, и убегала к темневшему на горизонте лесу. В ее излучине, у холма, увенчанного маленькой церковкой, притулилась небольшая деревенька. Ни церковь, ни деревенские дома не блистали богатством отделки, но лучи солнца, неожиданно выглянувшего из-за туч, так ударили в золоченый купол церкви, так ярко заставили его засиять, что мы невольно зажмурились.

— Как красиво! — воскликнула Юля.

Я прикрыл ладонью глаза от слепящего сияния купола. Было что-то особенное, неземное в гармонии собравшихся на горизонте грозовых туч и отважном блеске церковной позолоты.

— Жаль, не дал мне бог таланта живописца! Вот бы такую картину написать!

— Мне кажется, что люди, которые живут среди такой красоты, просто не могут быть злыми, — чуть помолчав, заметила Юля.

— А вот мы сейчас спустимся вниз и посмотрим, — усмехнулся я.

— Только не быстро, — попросила Юля с опаской.

— Хорошо, — я тронул поводья, и лошадь медленно зашагала вниз по склону.

Некоторое время Юля молча ехала рядом.

— Ты так изменился за то время, пока мы не встречались, — проговорила вдруг она.

— Что это ты сегодня заинтересовалась? — повернулся я к ней.

— Да так, — она отвела глаза.

«Все еще боится меня», — с грустью подумал я.

— Передо мной поставили вопрос, на который я не сразу нашел ответ.

— Честно говоря, ты не производишь впечатление человека, который долго думает над вопросом.

— Это только кажется.