Рейнтри: Призраки - Линда Уинстед

Сначала Хоуп бросилась в спальню. Кровать, на которой она оставила спящего Гидеона, оказалась пуста. Занавески, скрывающие большое окно с видом на океан, были раздвинуты, и она поняла, что это не просто окно, но и балконные двери, ведущие на веранду.

Хоуп выбежала туда, уверенная, что увиденное ей причудилось. Должно быть, Рейнтри страдает лунатизмом или у него начались галлюцинации. Если он упадет на песок, то она ни за что не затащит его обратно в дом. А если войдет в океан… Черт возьми, она должна была проявить настойчивость и отвезти его в больницу! Она сбежала вниз по лестнице, ведущей к деревянному тротуару, и помчалась к берегу. Как только ноги ступили на песок, передвигаться стало неудобно. Она остановилась, чтобы скинуть туфли-лодочки, и отбросила их в сторону, когда вспышка молнии осветила небо и раздался гром.

Еще один удар стрельнул прямо вниз и поразил Гидеона, но вместо грохота грома прозвучал громкий, опасный хлопок. Хоуп споткнулась на песке, и от ужаса, в мгновение ока заполнившего весь ее мир, у нее перехватило дыхание.

— Гидеон! — Она ожидала, что он упадет на землю или загорится, но этого не произошло. Раскинув руки, он остался стоять там же, и его вновь поразил удар молнии. Гром был оглушителен, и на сей раз молния, нашедшая Гидеона, казалось, осталась связанной с ним, а искры, вызванные зарядом, тем временем танцевали на его коже.

Продолжив движение, Хоуп уже не стала снова звать его по имени. Это невозможно, не так ли? Человек не может выйти на берег, снова и снова получать удар молнией и просто стоять на месте. Наблюдая за танцующим на его коже электричеством, она вспоминала слова матери, сказанные после ухода Рейнтри во вторник ночью. Хоуп все еще вздрагивала от оргазма, вызванного его прикосновением, когда мать с улыбкой поведала: «Его аура заметно искрится. Никогда не видела ничего столь совершенного».

— Остановись, — скомандовал он, не оборачиваясь. — Для тебя небезопасно подходить слишком близко.

Она замерла, остановившись в нескольких метрах позади него. Луна исчезла за облаками, погрузив ночь во тьму, но Хоуп видела его достаточно ясно, потому что он слабо светился.

Когда шторм, пришедший из ниоткуда, так же внезапно отступил и затух, больше никому не угрожая, Гидеон повернулся к ней лицом. Но Хоуп не смотрела на шторм, ее пристальный взгляд был прикован к стоящему перед ней мужчине. Электричество потрескивало и пульсировало на его коже, излучая мягкое свечение. Она заметила, что он побрился, покончив с эспаньолкой и усами. И его глаза… действительно ли они пылали, или это была лишь игра света?

Это не могло быть игрой света. Здесь вообще не было никакого света, за исключением того, который исходил от него.

Ее разум требовал повернуться и бежать. Она не принадлежала к тем женщинам, которые с удовольствием и охотно принимают невозможное. Но ноги словно вросли в песок, и она не двинулась с места.

— Я наблюдала из кухонного окна, — сказала она более слабым, чем ей хотелось бы, голосом.

Гидеон ступил к ней, и крошечные искры закружились там, где его босые ноги ступали в песок.

— Я знаю.

***

Кошмары, яркие сновидения о его родителях, Лили Кларк и обо всех людях, которых он не сумел спасти, привели Гидеона к воде, где он притянул молнии, чтобы накормить свое тело и душу и вывести последние остатки препарата из организма. Он не успел далеко отойти, прежде чем понял, что Хоуп наблюдает за ним. Это его не заботило. Возможно, будет правильным дать ей узнать; возможно, она должна узнать.

Она тревожно и неустойчиво стояла чуть поодаль на мягком песке.

— Ты в порядке? — спросила она тихим, подозрительным голосом.

— Да.

Невысказанное «как?» осталось между ними, безмолвное, но мощное. Она видела взрывающиеся уличные фонари, до нее дотронулись холодные пальцы призрака, и, тем не менее, она осталась при своем мнении. Но только что увиденному не было никакого объяснения.

Ее взгляд опустился на его бедро, где над поврежденной плотью со свирепым рвением работало электричество — все это было недоступно ее пониманию.

— Ты, ммм, светишься в темноте. — Она старалась говорить беззаботно, но сорвалась.

— Только, когда возбужден. — Он приблизился, и она отодвинулась с дороги. Не сбегая, но определенно стараясь не подходить слишком близко.

— Очень забавно, — ответила она, идя за ним к дому.

На самом деле ничего забавного тут не было. Что смешного в том, что он хотел заполучить эту женщину в свою постель? Она его напарник, к тому же относится к тем упертым людям, которые подвергают сомнению все вокруг. Почему? Как? Когда? Это сделало ее отличным детективом, но в отношении него такие порывы не приводили ни к чему хорошему. Он всегда старался избегать чрезмерно любознательных.

Никогда прежде он не был застигнут за своими занятиями. Разумеется, несколько раз случалось, что соседи, разбуженные притянутым им штормом, спрашивали: «Разве это не вас я видела на берегу?» Но он всегда отрицал, а они неизменно списывали свои видения на сны или обман зрения. В конце концов, то, кем он являлся, было невозможно постичь.

— Твоя походка улучшилась, — вымолвила Хоуп, когда они приблизились к деревянным ступенькам, ведущим в его спальню.

— Думаю, препарат поразил меня сильнее, чем рана. Она заживает. — Остатки ночных кошмаров смыла молния.

— Отлично. — Мгновение Хоуп молчала, а потом взволнованно произнесла: — Ну, хорошо, ты обладаешь неким видом сверхъестественных электрических способностей. Я уверена, что всему этому есть совершенно логичное медицинское объяснение.

— Почему оно должно быть совершенно логичным?

— Просто должно.

— Ничто не совершенно, а логика субъективна.

— Логика не субъективна, — возразила она.

На лестнице он попытался пропустить ее вперед, но она не собиралась упускать его из виду. Не хотела, чтобы он оказался сзади, где она не сможет наблюдать за ним. Поэтому он поднялся первым, посмотрев, как Хоуп подбирает свою обувь. По крайней мере, она последовала за ним, а не убежала в ночь. Гидеон ступил с балкона в затемненную спальню. Он действительно светился в темноте. Немного.

Хоуп закрыла за собой двери, но оставила шторы раздвинутыми, чтобы они могли видеть бушующие неподалеку волны. Звук прибоя был приглушен, но, тем не менее, наполнял спальню по праву властелина ночи. Это был успокаивающий звук, звук дома.

Гидеон стоял у края кровати, осушенный штормом и омоложенный электрическим разрядом, который продолжал бурлить в его теле.

— Логичное объяснение состоит в том, что моя семья — другая. Настолько другая, что ты не можешь себе даже представить.