«Хороший немец – мертвый немец». Чужая война - Игорь Градов

Макс красочно обрисовал Мраморный зал, другие помещения Рейхсканцелярии, а также кабинет Гитлера, не забыв упомянуть и о том, что сидел у камина почти рядом с фюрером. Все ахали и всплескивали от удивления руками — нашему Петеру оказана такая честь!

По требованию Эльзы Макс нацепил на китель новый орден и сфотографировался на память. Дядя Генрих специально для этих целей захватил с собой фотоаппарат. Сделали также общий снимок всей родни — семейная традиция. Потом по отдельности он снялся с Эльзой и Мартой — как счастливая немецкая семья. Фотосессия продолжалась минут двадцать, потом все приступили к торжественному обеду.

В честь важного события открыли бутылку французского коньяка, запасенную дядей Генрихом, щедро плеснули всем по рюмкам. Выпили, заговорили, перебивая друг друга. Началось приятное общение в тесном родственном кругу.

Макс мрачно наливался коньяком — ему не хотелось предаваться всеобщему веселью. Праздновать, по сути, было нечего. Его наградили за то, что он убил человека, причем своего же, русского, да еще красноармейца… Что тут веселого и радостного? Эльза заметила его настроение и поинтересовалась:

— Петер, почему ты такой грустный? Ты должен бы радоваться! Такое событие случается очень редко. Наверняка оно станет главным в твоей жизни…

— Главное событие в моей жизни случилось, когда я встретил тебя, — неожиданно для самого себя ответил Макс.

Эльза покраснела и улыбнулась — ей было очень приятно.

— Но все же? — продолжала допытываться она.

Макс повертел в руках рюмку и вздохнул: ну как ей все объяснить? Рассказать правду? Что он не ее муж, не Петер Штауф, а Максим Соколов, русский, который случайно провалился к ним из двадцать первого века? Что у него есть своя семья и своя жизнь? Глупо, не поймут. Да и зачем портить семейный обед — Эльза ведь так старалась! Потому он решил соврать:

— Скоро мне опять на фронт, мы надолго расстанемся…

— Но война скоро закончится, — возразила Эльза. — Так сказал наш фюрер…

— Нет, — резко поставил рюмку на стол Макс, — не закончится, что бы ни говорил этот ваш бесноватый фюрер! Я точно знаю. Она продлится еще почти три года и завершится в мае сорок пятого, причем здесь же, в Берлине. Полным военным поражением Германии и безоговорочной ее капитуляцией. А Гитлер покончит жизнь самоубийством в своем собственном бункере…

В комнате воцарилась гробовая тишина, все смотрели на него, как на сумасшедшего. Со страхом и даже ужасом. К нему подошел Иоганн Штауф:

— Петер, мальчик мой, ты, наверное, очень устал. Мы понимаем — война, фронт, тяжелая контузия… Очевидно, ты переволновался и перенервничал во время приема. К тому же, кажется, слишком много выпил. Может, тебе лучше прилечь?

— Да, — вздохнул Макс, — я и правда очень устал. А все эта проклятая война…

Он тяжело поднялся и, пошатываясь, пошел в спальню, где, не раздеваясь, рухнул на кровать и сразу же заснул. Позабыв, как обычно, завести часы. Те отстукали еще несколько минут и встали.

…Макс стоял у стола и держал в руках часы немецкого лейтенанта. За окном был поздний вечер, а он находился в своей комнате, на даче. Люстра мягко освещала круглый обеденный стол, потертый диван, телевизор в углу и женские глянцевые журналы на тумбочке… Макс осмотрелся — да, точно, это его дом, никаких сомнений. Но на всякий случай крепко зажмурился, а затем с опаской приоткрыл один глаз — ничего не изменилось, все осталось по-прежнему. Он был в своем времени, в двадцать первом веке. Причем в тот самый миг, когда решил впервые завести эти проклятые часы…

Макс осторожно положил часы на стол и даже отодвинул подальше от себя — на всякий случай. Затем без сил упал на стул. Несколько минут у него ушло на то, чтобы еще раз осмотреться и понять, что все вокруг было точно таким же, как он запомнил перед самым своим переносом в прошлое. Даже муха по-прежнему тупо билась в оконное стекло. Прыжок туда, потом обратно — и он снова у себя дома. На том же месте и в тот же час. Как ни в чем не бывало.

«Так, значит, я снова дома, — подумал Макс. — И что же дальше?» Он взял со стола сигареты (свои, любимые, российские), закурил и пошел на кухню. Там, в холодильнике, имелась водка — осталась после праздников. Включил свет, вынул бутылку, налил себе полстакана. И залпом выпил. Удивительно, вроде бы только что был пьяный в стельку, а сейчас ни в одном глазу. Но ничего, он быстро исправит ситуацию. Раз уж такое дело…

Макс вернулся в комнату и подошел к столу. Немецкие часы были точно такими же, какими он запомнил при покупке — старыми, в тусклом металлическом корпусе и, разумеется, без черного кожаного ремешка. Стрелки неподвижно замерли на месте.

«Значит, — стал медленно соображать Макс, — все дело именно в них, в этих часах. Если их завести, то перенесешься в прошлое, в 1942 год. И попадешь в тело немецкого лейтенанта Петера Штауфа. А потом, когда они остановятся, вернешься назад, в свое время. Интересное получается кино. Выходит, он может прыгать туда-сюда. В прошлое и обратно. По своему собственному желанию…»

Макс почувствовал безумную радость — он мог сам управлять своей судьбой, планировать ее и больше не зависеть от внешних обстоятельств. А тот кошмар, который его мучил на протяжении последнего месяца, теперь навсегда исчез. Остался далеко позади, точнее, далеко в прошлом. Он избавился от войны, от дикого страха быть убитым, от ужасов окопного бытия… Все, что с ним было в 1942 году: тяжелая контузия, госпиталь, кровавые бои, покушение в Варшаве, встреча с Эльзой, награждение в Рейхсканцелярии — все исчезло, испарилось без следа. И он может теперь навсегда забыть о лейтенанте Петере Штауфе и его семье, Эльзе и Марте…

«Ну и что же, — пожал плечами Макс, — это не моя семья, а его, Штауфа. Да, немецкий лейтенант погибнет в сентябре 1942 года, и Эльза останется вдовой. Но так и должно быть, тут ничего не изменишь. Судьба, одним словом! А мне нужно жить своей жизнью. Любить Маринку и растить Машку. И выполнять свои обязательства перед ними… И еще нужно отдать родственникам Штауфа медальон и часы. Может, Эльза еще жива, а если нет — то Марте». А пока нужно кое-что сделать…

Макс выпил еще водки (хотя и не особо любил ее), взял мобильник и позвонил Маринке. Как же он давно не разговаривал с ней, не слышал ее голос! Кажется, целая вечность прошла… Хотя в реальности — всего месяц (по времени 1942 года, разумеется).

Жена звонку несколько удивилась — вроде бы утром разговаривали, чего звонить-то? Но Макс сообщил, что у него имеется необычная новость. И рассказал о немецком блиндаже и медальоне. Разумеется, ни словом не упомянув о часах и о том, что сам провалился в сорок второй год. Незачем ее грузить фантастическими историями…

Маринка, конечно, любила байки и сама не прочь была что-нибудь такое загнуть, но не до такой же степени! Еще подумает, что у него крыша поехала от жары. Приедет, устроит допрос с пристрастием… Уж это-то она умеет, не отстанет, пока все из него не вытянет. А ему это не нужно. Хочется побыть одному и спокойно все обдумать, без лишней суеты. Понять, что с ним произошло, и решить, как после этого жить дальше.

Макс немного поговорил с женой, пожелал Машке спокойной ночи и выключил телефон. И решил сразу же лечь спать — недаром говорят, что утро вечера мудренее. Может, что-нибудь завтра и придумается…

Часть вторая

Чужое время

Глава 11

Макс проснулся от какого-то настырного, противного, въедливого верещания. Что это за странный, но в то же время такой знакомый звук? И где он вообще находится?

Макс открыл глаза — какая-то деревенская изба. А куда же делась знакомая спальня с желто-белыми обоями в мелкий цветочек? И где его любимая Эльза? Неужели уже ушла на службу? А почему его тогда не разбудила и завтраком не накормила?

Но потом вдруг вспомнил, что с ним произошло вчера, и радостно улыбнулся — слава богу, он наконец дома! На своей даче, в своем времени. Какое счастье! Макс нашарил на тумбочке мобильник и нажал на кнопку, чтобы ответить на звонок:

— Дорогой, — мягко, но настойчиво произнесла жена, — тебе придется еще немного побыть одному. У Машки нашли в анализах что-то не очень хорошее, придется сдать их еще раз. Врач говорит, что беспокоиться пока рано, скорее всего это ошибка, но на всякий случай лучше перестраховаться. В общем, сегодня нас не жди. Мы записались на прием, сдадим анализы еще раз. Пробудем в больнице скорее всего целый день. А затем я хочу с Машкой сходить в зоопарк, давно ей обещала. Ты же знаешь, как она любит разных зверушек! Если все будет нормально, то вернемся через день к вечеру. Все, целую, пока.

И отключилась. Вот так всегда: Маринка не спрашивала, не просила совета, а ставила перед фактом и отдавала распоряжения — сделай то-то и то-то. И сразу после этого — все, пока, целую, жди. Не возразишь даже…