Как утреннее солнце - Сильвия Холлидей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Келли перевела лошадь на медленный шаг, со страхом вглядываясь в каждый поворот ручья. И вдруг услышала его голос. У Келли перехватило дыхание. Джейс!
Послышался плеск воды, потом звяканье какого-то металлического предмета. Она укрылась под ветвями плакучей ивы. Стоя по колено в воде, он с силой швырнул сломанное кайло на песчаный берег. Мышцы на его руках вздулись под закатанными до локтей рукавами.
Рядом в воде лежал большой булыжник, а на нем – тяжелый кузнечный молот и лоток, какими обычно пользуются старатели. Он со злостью швырнул лоток на берег, перекинул молот через плечо с такой легкостью, словно это была тростинка, и зашагал к берегу, поднимая тучи брызг.
Не веря своим глазам, Келли подтолкнула Молочную Травку вперед.
– Джейс?..
От удивления он выронил молот на землю, с простоватым видом потер шею и затылок.
– Мисс Келли! Ну и напугали же вы меня. – Он потянулся за сюртуком, лежавшим поперек седла, опустил рукава рубашки, пригладил взъерошенные волосы. – Я и не знал, что вы любите ездить верхом. Прекрасно держитесь в седле. Просто прекрасно!
Келли указала на старательский лоток.
– Что вы здесь делаете?
Он попытался изобразить смущение и растерянность.
– Ну… все в городе только и говорят о том, как намывать золото, вот я и решил попробовать… – И с тяжелым вздохом указал на сломанное кайло. – А теперь… видите, во что превратился мой инструмент.
Сегодня Келли была не в состоянии выслушивать его неискренние извинения. Губы ее сжались в тонкую полоску.
– Вы очень искусно это скрывали, мистер Перкинс, но я начинаю думать, что вы просто-напросто презренный охотник за наживой, ничего больше. Суете нос в дела отца, играете в азартные игры, и гораздо искуснее, чем хотите показать. А теперь вот еще и жажда золота. Может, папе следует внимательнее просмотреть бухгалтерские книги, которые вы ведете так тщательно?
Глаза его сузились.
– Если бы я хотел обокрасть Большого Джима, я бы сделал это в первую же неделю и только бы вы меня и видели. Но я не краду у друзей.
– У кого же вы крадете?
Он сделал глубокий вдох сквозь стиснутые зубы. Руки сжались в кулаки. Было видно, что он изо всех сил пытался сдержать себя.
– Что вам так не нравится во мне, мисс Саутгейт? То, что я люблю деньги и хочу их иметь?
– А вы посмеете это отрицать?
Он отвернулся и стоял неподвижно, глядя в темноту деревьев. Келли видела, как напряжено все его тело, как тяжело вздымаются и опускаются плечи. Наконец Джейс заговорил, и она не узнала его голос – низкий и глубокий, полный горечи.
– Ах, какая вы праведница! Вас-то война никак не коснулась. Вы сидели в своем прекрасном доме в Бостоне, в то время как ваш отец купался в деньгах, полученных с его оружейных заводов. Наверное, проглядывая списки убитых и раненых, вы даже позволяли себе пролить одну-две слезинки в знак сочувствия.
Он был так близок к истине! Келли почувствовала желание оправдаться.
– Э-это н-н-не так… Наши друзья, служащие отца… они тоже заплатили свою цену за Союз. И мы все принимали посильное участие.
Джейс медленно обернулся. Глаза его казались похожими на голубые кристаллы – жесткие, холодные.
– Меня восхищает ваша утонченная чувствительность, мисс Саутгейт. Вы так наглядно демонстрируете свою чистоту и праведность, так страстно выступаете в защиту правого дела. Взять, например, вашу неистовую борьбу за воздержание от спиртных напитков.
– Если у меня есть твердые убеждения, то… – перебила его Келли.
– Вы, видимо, очень тщательно выбираете для себя убеждения, которые не слишком задевают вашу привычную жизнь. Но к сожалению, не многие могли позволить себе такую роскошь, особенно когда началась война. Те, кто воевал рядом со мной, тоже мечтали и надеялись. Однако их жизни оборвались в самом расцвете молодости и сил. Я вышел из лагеря для военнопленных повстанцев после трех лет ада, не имея ни гроша за душой, ни пары ботинок или носков, ни даже рубашки без дыр. Вот тогда я позавидовал своим погибшим товарищам.
Келли не знала, что на это ответить.
– Это все, конечно, ужасно, я понимаю. Но… Джейс прервал ее взмахом руки.
– Знаю я ханжей вроде вас. Они смотрят на таких, как я, с жалостью. Считают нас «благородными бедняками», предлагают свою благотворительность. А для тех, кому приходится пользоваться этой благотворительностью, она кажется слишком горькой. Я не собираюсь просить у вас прощения за то, что хочу иметь деньги, мисс Саутгейт. Но это вовсе не означает, что я способен обокрасть вашего отца.
Келли стало стыдно. С какой стати она набросилась на управляющего с такими жестокими обвинениями? Ведь у самой нет практически никакого жизненного опыта.
Келли подвела Молочную Травку поближе к нему, коснулась его рукава.
– Я сожалею, мистер Перкинс… Джейс. Я осудила вас слишком поспешно. И несправедливо. Вы можете меня простить?
Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. На лице его появилась слабая улыбка.
– Мисс Келли, я все могу вам простить, когда вы смотрите на меня так. – Джейс протянул ей руку. – Дайте отдых своей лошадке.
Смущенно улыбаясь, Келли спустилась на землю с его помощью. Молочная Травка стала жадно жевать свежую траву.
Джейс вынул часы, прищурился.
– Умное животное. Сейчас как раз время ленча. Хотите, есть, мисс Келли? Я захватил с собой цыпленка из кладовой миссис Экленд. Буду, счастлив с вами поделиться.
– У меня с собой есть кукурузный хлеб, – сказала Келли. – И еще ваша шляпа. Я нашла ее там, ниже по течению.
– Ну вот, мы с вами и перекусим.
Они устроили импровизированный пикник на лужайке. Ели молча. Джейс, видимо, еще не мог до конца простить ей резкие слова в свой адрес. А Келли все больше сожалела о своей вспыльчивости. Мистер Перкинс ведь никогда не говорил о том, что побывал на поле боя. Она привыкла считать его бесхарактерным человеком, не зная о темных уголках души, порожденных страданиями.
– Еще раз прошу прощения за все, что я вам наговорила.
Он пожал плечами.
– Это ведь не в первый раз. Почему вы всегда на меня сердитесь?
Келли закусила губу. Как можно задавать такой вопрос! Ведь из-за планов Большого Джима они попали в совершенно невозможную ситуацию: их ждет брак, с которым – хочешь, не хочешь – им обоим придется смириться.
– А вас разве не тревожит то, что… – Она не могла продолжать, слишком уж это интимная тема. – Да нет, ничего.
– Вас настолько тяготит жизнь здесь, что вы выплескиваете свое раздражение на меня?
– Я скучаю по своим подругам в Бостоне.
Келли сказала это только для того, чтобы как-то оправдаться в его глазах. Он усмехнулся: