Пасынки восьмой заповеди - Генри Олди

— Это точно, — весело согласился тот и, подождав, пока Райцеж спрячет палаш в ножны, ударил воеводу рукоятью пистоля под ухо.

5

— Совсем без ума баба, — бормотал себе под нос шедший впереди Седой, тщательно выбирая тропу, чтобы почти слепая в ночном лесу Марта снова не повредила больную ногу. Джош шуршал где-то рядом, изредка раздражённо порыкивая. Лучи молодого месяца косыми лезвиями кромсали чащу, разбегаясь перед глазами в разные стороны, мороча, мельтеша, играя в прятки — и временами Марте казалось, что уж лучше бы было совсем темно. В этой зыбкой мгле любая коряга притворялась живой, и бросались под ноги ложные рытвины, на поверку оказывавшиеся просто тенями, а настоящие кочки и ямы зачастую терялись в причудливой игре лукавых бликов — и Марта, несмотря на все старания Седого, частенько спотыкалась, шипя от боли.

Обманщик-лес загадочно поскрипывал вокруг, где-то совсем рядом истошно верещала неизвестная Марте ночная птица (или не птица?), над головой мелькали неясные силуэты, хлопая кожистыми крыльями — и Марта совсем отчаялась выяснить, что же это: шутки игривого месяца, летучие мыши, совы, качающиеся ветки или нечто совсем уж непонятное и жуткое?

«Нежить, нечисть…» — упрямо лезло в голову, заставляя сердце биться чаще.

— Пришли, — Седой внезапно остановился, и через мгновение Марта поняла, что они действительно пришли: впереди была та самая дорога, где на них напали волки.

— Это не здесь, — шёпотом сказала женщина после того, как огляделась по сторонам. — Мне кажется…

— Кажется ей, — всё так же хмуро бросил Седой, не оборачиваясь. — Нам ещё треть стаи[12] топать, только с твоей ногой по бурелому шастать несподручно!

Он был прав. Шагать по ровной укатанной дороге действительно оказалось гораздо проще. Наконец Седой снова остановился, по одному ему ведомым признакам определив место разыгравшейся недавно трагедии. Что-то темнело по левую руку у обочины — Марта скорее догадалась, чем увидела, что это труп одной из лошадей. А вон и другой… третий…

Седой нагнулся, шумно принюхался — потом, всё так же согнувшись в три погибели и чуть ли не припадая носом к земле, заходил туда-сюда, всматриваясь, вынюхивая, неразборчиво бормоча. Джош кружил рядом, занимаясь тем же, что и вовкулак.

Сама Марта стояла недвижно, понимая свою бесполезность.

…Убедить сына мельника загасить костёр и отправиться посреди ночи к пустынной дороге оказалось делом нелёгким, но Марта была непреклонна. Она должна была знать, что случилось с Михалом. Но Седого абсолютно не интересовала судьба воеводы Райцежа; его вообще, похоже, не интересовала ничья судьба, включая собственную. Единственное, чего Седой хотел: дождаться утра, вывести Марту к корчме Габершляга и больше никогда её не видеть. Уговоры и просьбы не помогали. В конце концов Марта решительно встала и, кликнув Джоша, заковыляла в темноту, — к дороге Молчальник её вывел бы наверняка, уж на это его нюха хватило бы, и Седой это знал. После такой выходки Гаркловскому вовкулаку ничего не оставалось, как прикрикнуть на дуру-бабу, чтоб подождала, наскоро забросать костёр землёй и возглавить этот странный поход. Напоследок Седой демонстративно помочился на пепелище, даже не попросив Марту отвернуться. Глупая выходка; нет, не глупая — волчья. Ох и баба… Не для того Седой её спасал, чтоб по пути эту женщину снова встретили волки, а то и кто-нибудь похуже: уж Седому-то было известно лучше всякого, что волки — далеко не самое страшное, что водится в здешнем лесу!..

— Жив твой воевода, — Седой стоял рядом, вертя в руках какой-то подобранный им предмет, и в свете месяца тускло блеснула сталь. — Наследили тут… молочный кутёнок разберётся! Узнаёшь клинок?

Марта наконец разглядела, что показывает ей сын мельника.

— Вроде бы Михала, — неуверенно проговорила она, беря у Седого обронённую дагу и прикладывая к щеке холодную чашку гарды. — Точно не скажу, но если так, — Михалек по своей воле оружие никогда не бросил бы!

— Вот и я похоже мыслю. Увезли воеводу. И не по доброй воле. Потому и не подобрал железяку-то… Волков кого побили, кого прогнали, а его, видать, связали и увезли.

— Живого?! — Марта вся подалась вперёд, и Седой даже отпрянул от неожиданности, оторопело щёлкнув зубами.

— Живого, живого! На кой ляд им мёртвый?

— Куда… куда они поехали?! — Марта чуть не схватила своего спасителя за грудки, но сдержалась.

— Туда, — махнул рукой вовкулак. — В корчму Габершляга. Куда им ещё ехать на ночь глядя?!

— А кто это был? Разбойники? — внезапно пришло на ум Марте.

— Вряд ли, — с сомнением протянул Седой. — Многовато их для разбойничков! Человек десять, не меньше. И сапоги на всех панские, на доброй подошве, с подковками… по следам видно. Нет, не разбойники это.

— Тогда кто?

— Не знаю! — озлился сын мельника. — Вот ведь пристала, что твой репей — кто, куда… Не знаю я! У отца моего поди спроси — может, и скажет…

— И спрошу, — нимало не смутилась Марта. — До мельницы вашей отсюда далеко?

— До мельницы-то рукой подать, только ходу тебе туда нет! Не для того я тебя у отцовых волков отбивал, чтобы ты сама на сатанинский базар товаром явилась! Провожу до корчмы — и чтоб духу твоего завтра тут не было!

— Спасибо тебе, Седой, — тихо сказала Марта, коснувшись кончиками пальцев небритой щеки вовкулака. — Спасибо. А мельницы вашей мне любым боком не миновать. Брат мой там, Яносик… настоятель тынецкий. Думаешь, его твой отец после всего живым выпустит?

Седой не отвечал, уставясь в землю.

— Молчишь? Правильно делаешь. Сам знаешь: нельзя Стаху Топору теперь аббата Яна живым отпустить — на другой же день стражники с монахами к вам на мельницу заявятся. А ведь ему не Ян нужен — ему я нужна. Значит, из-за меня всё вышло. Вот ты сам — не хочешь ведь за чужими спинами прятаться, потому и меня у волков отбил! И я не хочу. Брат он мне, аббат Ян! Понял? Не дам я твоему отцу Яносика из-за дуры-Марты жизни лишать! Не дам! Что хочешь делай — бей, гони, не пускай — всё равно приду! Из-за меня каша заварилась, мне и расхлёбывать!

И Седой понял, что женщина эта всё равно поступит так, как сочтёт нужным. Значит, зря он нёсся через лес, спешил, боясь опоздать, зря схватился насмерть с Рваным, вожаком волчьей стаи — всё зря.

Или не зря?

— Джош, а ты беги в корчму, выручай Михала! Я знаю, ты что-нибудь придумаешь! — Марта сама не верила в то, что говорит, но другого выхода у неё не было. Она должна попытаться спасти Яна — но бросить Михала в беде она тоже не могла. Значит, оставался Джош. Четвероногий вор, плут и мошенник — может быть, у него действительно получится?