Путь князя. Быть воином - Роман Злотников

Но отец Дитер лишь покачал головой, как бы говоря, что все необходимое уже сказано, после чего повернулся и двинулся прочь от приехавших…

Со своими грядками Ирайр покончил вместе с остальными. Беседа с преподобным оказалась не слишком-то и длинной. Но помогла — он внезапно осознал, что думает обо всем происходящем с ними совсем не так, как следовало. Ему в голову приходил обычный вопрос «за что?», а следовало бы спросить «для чего?» Для чего они так с ними поступают? И еще Ирайр внезапно осознал, что если бы не этот ход, перенос размышлений с его самого, с его бытовых неудобств, терзаний и дискомфорта на такие же неудобства, терзания и дискомфорт других, тех, кто вроде как рядом, но все-таки не он, Ирайр, то он до сих пор даже не начал бы хоть как-то понимать происходящее. И это явно был еще один урок. Да что там… до него только сейчас стало доходить, что все, что они делали до сих пор, даже это тупое окучивание свеклы — было уроком, слегка поколебавшим привычное понимание мира, которое считали единственно возможным. А ведь он уже знал, что мир устроен совершенно не так, как ему казалось, но знание это было каким-то далеким, абстрактным, сокрытым внутри философских построений. И вот тебе на, всей твоей высокомерной, презрительной мордой — в собственную мочу. А еще и мотыгу в руки и на свекольное поле. Ты думал, что такое не может с тобой случиться, потому что в той иллюзии мира, в которой ты жил (а ведь мы всегда живем не в мире, а в нашем представлении о нем), такое невозможно никогда. Значит, твой мир рухнул — добро пожаловать в другой, в котором ты еще никогда не был. И потому готовься вновь садиться за парту.

Вечером, жадно проглотив уже ставшую привычной плошку бобовой каши, Ирайр выскочил из кельи и помчался к воротам. На еще одну встречу с отцом Дитером в ближайшее время он не рассчитывал. За прошедшие месяцы они все четко усвоили и свои права, и свои обязанности, и собственное место в здешней иерархии. Так что следующая подобная встреча с отцом Дитером ему светила разве что через несколько месяцев… ну, или когда преподобный посчитает нужным. Но брат Игорь всегда был доступен. И хотя от него тоже можно было запросто услышать что-то типа: «Мы не будем сейчас обсуждать это», но попытаться получить ответы еще хотя бы на пару вопросов все же было вполне реально.

— Брат Игорь, — тихонько позвал Ирайр, подойдя к воротам.

Привратник, который сидел около ворот на толстой колоде и что-то плел из веревочек, поднял голову.

— Слушаю тебя, человек, — он ко всем обращался именно так.

— Я хочу спросить…

— Спрашивай.

— Почему отец Дитер в разговоре со мной привел в качестве примера цепь?

Привратник перестал плести и внимательно посмотрел на Ирайра.

— А что тебя удивляет? Ирайр слегка смутился.

— Ну, мы, конечно, начали послушание все вместе, но ведь мы же совершенно разные люди. Мы даже не были знакомы друг с другом до того, как появились в монастыре. И каждый из нас пришел сюда по сугубо личным причинам. Какая между нами связь, если мы пришли сами по себе и, как мне кажется, уйдем также?

— Нет, — коротко ответил брат Игорь.

— Что? — не понял Ирайр.

— Вы были сами по себе. До того как пришли в монастырь. Однако Господь привел вас сюда не только в один день, но и в один час. И теперь вы — одно. Если у вас получится им стать. Но отдельно друг от друга вы не сможете ничего достигнуть. Такова воля Его. А кто мы, чтобы противиться Его воле?

Ирайр задумался. Аргументы брата Игоря звучали странно. Но он еще дома начал подозревать, что та логика, которая раньше казалась обычной, естественной, да что там говорить, единственно возможной, на самом деле всего лишь некий частный случай чего-то более общего. И что если человек приводит аргументацию, которая кажется тебе непонятной или неестественной, то отнюдь не всегда он порет чушь и несет ахинею. И что попытка разобраться в этой, кажущейся чужеродной логике будет как минимум небесполезной…

Следующие несколько дней оказались для Ирайра и похожи, и не похожи на все предыдущие. Он вдруг поймал себя на том, что с каждым днем все реже думает об уходе из монастыря, как это было до разговора с преподобным, а наоборот, открывает для себя все новые и новые уроки, извлекаемые из, казалось бы, совершенно обыденных вещей.

А спустя неделю к ним опять наведались гости…

В тот вечер они пришли с поля довольно поздно. Брат Игорь как-то очень умело раздавал им дневные задания — точно по силе и выносливости. А поскольку теперь, на третьем месяце пребывания в монастыре (а уж тем более после недавнего инцидента с комиссаром), никто уже не пытался сачковать и демонстрировать, как ему тяжело, как ему плохо, да и вообще «невместно» этим заниматься, они заканчивали свои грядки практически одновременно. И за ужин (который был одним из двух приемов пищи в монастыре и, чего уж там, наиболее ожидаемым, ибо завтрак, пусть он был более скудным, они поглощали после ночного отдыха, а вот ужин — после тяжкого дневного труда) они принимались все вместе. Как правило, на берегу того пруда, который был для них душем, ванной, посудомойкой, прачечной и… курортом что ли. Во всяком случае, большинство тех редких мгновений, что у них считались вроде бы свободными, они проводили именно у пруда. Ужин, состоявший из плошки бобовой каши, куска черствого хлеба и кружки горячего травяного взвара, брат Игорь приносил им прямо в кельи, но они почти сразу же выбирались на воздух. Тем более что плошку и кружку после ужина все равно надо было мыть в пруду.

В тот вечер они, как обычно, трапезничали у пруда. Как всегда, первым с ужином покончил неприметный. Он вообще ел очень быстро. Но как-то аккуратно. Как будто давно привык так питаться — скудно и без особых удобств. Ирайр, со своим военным прошлым, и то почти всегда отставал от него на пару-другую ложек. А манеры женщины и «мажора» за это время претерпели немалые изменения. Поначалу они не ели, а жрали, давясь и захлебываясь, не в силах противостоять воплю желудка и старались как можно скорее набить опустевшее брюхо. Наевшись, начинали рыскать голодными глазами по сторонам, тоскливо отводя взгляд от травы и ветвей деревьев. Похоже, в своей прежней жизни им ни разу не приходилось испытывать чувство голода, и они совершенно не представляли, как его можно обуздать… Ну а теперь они ели медленно, не торопясь, смакуя каждую ложку и тщательно пережевывая каждый полуразварившийся боб, стараясь на возможно большее время растянуть это немыслимое удовольствие — Целую Плошку Бобовой Каши.

Так что этот вечер почти ничем не отличался от остальных. За исключением того, что они трапезничали уже в абсолютной темноте.