Чисто конкретное убийство - Иоанна Хмелевская

— Зачем?

— Понятия не имею. Разве только затем, чтобы добавить проблем. Может быть, как своего рода страховку. Теперь я уже более или менее знаю, что происходит с наследницей, но знаю также и то, что условие она не выполнила и о детях не думает.

— Минуточку, минуточку. А ей вообще-то об этом известно?

— О чем?

— Об условии и о детях?

— Понятия не имею. В надлежащий момент ей должны были сообщить об этом условии, но не знаю, сообщили или нет. Таким образом, завещание прадедушки выполнили очень странно: официально — да, а практически — вовсе нет. Унаследованное имущество, по закону принадлежащее наследнице, все еще ей недоступно. И знаете, — продолжал свою исповедь Феликс, — у меня было такое впечатление, да оно и сейчас осталось, что прадедушка этим скандалом от души развлекался. Поэтому я не вмешивался и как зеницу ока берег только то, что прадедушка сам передал мне в руки. Однако нет никаких сомнений, что искру раздора заронил и огонь поддерживал пан Бартош, исподтишка и коварно.

— И как вы думаете, почему?

— Не знаю. Я его невзлюбил и не хотел иметь с ним никаких дел. Но я подозреваю… может, конечно, я его оговариваю, но все-таки подозреваю, что из-за своего подопечного. Он поверил, что собственными усилиями сделает из Зельмуся историческую личность. Великие учителя и делатели королей тоже входили в историю. Может, он просто поверил в собственную миссию.

У Возняка мелькнула мысль, что ему улыбнулась редкая удача. Решительно лучше иметь пана Бартоша под рукой в качестве жертвы, чем в качестве убийцы. Он бы с ним до морковкина заговенья не справился!

— И что? Неужели отказался от успехов?

— И даже очень скоро. Зельмусь, взлелеянный в убеждении о своей значимости, вырос одержимым манией величия, а к тому же — жадиной и скупцом. Все послушание из него испарилось, он довольно быстро решил, что превзошел наставника, и из доходивших до меня уже давно слухов, я сделал выводы, что оскорбленный наставник удалился, бросив непокорного ученика. Или, может быть, просто разобрался в его достоинствах и утратил надежды. Прошло же, самое меньшее, двадцать пять лет… Тетя Рыся наверняка внесла во все это свой вклад, она была невыносимо властной. Тот скандал с завещанием прадедушка еще успел откомментировать: он мне сказал, что сейчас ссориться не будет, сил у него на это не осталось, но после еще побеседует с этой чумой на том свете.

Возняк поразмышлял над рассказом, запил его отличным кофейком. В мозгах у него отплясывал краковяк полнейший хаос новых сведений.

— Вы были правы, это совершенно не для протокола. Мне бы только пригодился адрес Рыксы и Анзельма Ключников. Может, у вас есть?

— С давних времен. Ей было выделено наследство в другом завещании, поэтому ее адрес у меня просто обязан быть. Не знаю, где она сейчас живет, но вы наверняка найдете. Но я даже не знаю, жива ли она еще.

— Минутку. В каком еще другом завещании?

Феликс тяжело вздохнул:

— Двоюродного дедушки нашей наследницы, который был на одно поколение младше прадедушки. Он умер позже. А вообще-то ее отец не был родным отцом, он был отчимом, вторым мужем ее матери, поэтому, ясное дело, он был из другой семьи, о чем никто не помнил. А сама наследница считала его родным отцом. Двоюродный дедушка поддержал мнение своего предка, тоже сделал девочку наследницей, другим завещал кое-что по мелочи и тоже, естественно, исполнение завещания свалил на меня. Зельмусю он оставил от селедки ухо, не выносил его…

Феликс поколебался, на миг задумался. Возняк попробовал ему помочь.

— В результате вы стали хранителем имущества?..

— Что-то в этом роде. Возможно, скорее информации об имуществе. Но и так, даже если бы у наследницы было уже семеро по лавкам, все равно возникли бы проблемы. Информация практически недоступна, и я подозреваю, что это все из-за пана Бартоша… Или, может, из-за меня?..

Расстались они в самых дружеских отношениях, и Возняк вышел, обогащенный очередной порцией сведений. Этот Зельмусь… Он заинтриговал комиссара. То-то ни о каком Анзельме Восстановителе не слыхать, разочарованный мегаломан никогда не будет искать вину в себе, он обязательно должен ее искать в ком-то другом, его терзают гнев, претензия и смертельная обида на бездарного учителя, который бросил и предал. Растет желание отомстить…

Нужно отыскать Зельмуся как можно скорее!

Мы обе сидели с Баськой у нее дома над горой заново разрытой макулатуры, оглушенные внезапным превращением Бартоша из преступника в жертву. Меня оглушило больше, ее — меньше. Она не так долго была с ним знакома. Мне по-прежнему трудно было в это поверить.

— С пани Хавчик он занимался садово-огородными работами, — задумчиво говорила я. — А холера их знает, может, и впрямь этот Хавчик до него добрался. Он скандалист, пришел в бешенство, схватил лопату…

— А откуда ты взяла, что он скандалист? — поинтересовалась Баська. — Ты его знала?

— Один раз в жизни разговаривала с ним по телефону. Бешенство из трубки просто стреляло. Он кого-то искал, но я уже не помню, жену или соперника. Ни того, ни другой у меня в тот момент не было, а уж его супруги — и никогда в жизни не бывало, но он не желал мне верить. С этой Хелюсей Хавчик я вообще не была знакома, знала только, что такая вроде как существует. Муж замечательно подходит для внезапного нападения с острым предметом.

— Бартош бы не отскочил?

— Он хвастался, что у него вообще нет такого рефлекса. Вот прямо вижу картинку: он стоит, как памятник, и усилием воли ослабляет удар.

— Плохо это у него получилось, — философски высказалась Баська — Я ставлю на Хавчика И все-таки, скажу тебе, меня как пыльным мешком из-за угла пришибло: я ведь на самом деле думала, что это Бартош кого-то вычеркнул из жизни, и настроилась на развеселое веселье с его поисками. Я знаю, что тебе вообще-то известно больше…

— Больше всех известно красотке Хелюсе, — решительно перебила я. — Она, кажется, из тех же кругов, что и он, знала его с младых ногтей. Зато я с юности знаю Гурского и немножко с ним побеседовала с глазу на глаз. Если он захочет — может осчастливить Возняка этими сведениями.

— А эта… как ее там… Анна Бобрек?

— О ней я только слышала. Даже довольно много, от Бартоша. Она его разочаровала. Он ее взял под опеку, этакое милостивое божество, и хотел, чтобы она окончила медицинский: высокообразованный врач под боком — ценная собственность. А она ухватилась за курсы переплетчиков и закопалась в книжки, какая от нее польза… В наказание он не посвятил ее в эти свои священные тайны. Нет, только красотка Хелюся. Я надеюсь, что Возняк ее найдет. Гурский говорит, что он — парень смышленый и упорно хочет распутать это дело.

— Так пусть поторопится, — с досадой заметила Баська. — Потому что я с удовольствием помчалась бы к этому Феликсу, но не знаю, можно уже или нет. Что-то мне кажется, что лучше пока переждать.

— Разумеется. Слишком много людей вокруг толпится. А еще я тебя хочу предостеречь насчет этих двух баб, Паулины и Леокадии. Обе маниакально любопытные и всюду суют свои носы. Они готовы на голову встать, чтобы дознаться, в чем тут дело, почему Феликс что-то там про тебя знает и что это такое. Особенно Паулина.

— Если он и в самом деле что-нибудь знает, — буркнул Патрик за нашими спинами, возясь возле старинного буфета.

Он готовил кофе, чай и какие-то изысканные некрепкие напитки.

Баська оглянулась на него.

— Мне дай честного неразбавленного коньяка, потому как у меня что-то нервы сдают. Что им до этого Феликса? Или Феликсу до них? Из того, что я наблюдала в отделении, у меня получилось, что эти сестрички считают его своей собственностью, а он безоговорочно соглашается.

— Все правильно у тебя получилось, — похвалила я Баську. — Они знакомы дольше, чем я живу на свете, Феликс всегда был закоренелым обожателем Паулины, все думали, что они поженятся, хотя он старше ее на добрый десяток лет, но как-то у них не сложилось. Насколько я помню, у него была жена, а у нее — муж, причем это у них не совпадало по фазе. А у Паулины к Феликсу были претензии и из-за его жены, и из-за своего мужа, но жена Феликса умерла раньше…

— Как я понимаю, из вежливости? Чтобы прекратить ссоры и споры?

— Возможно. Говорят, она была кроткая.

— И тогда Феликс должен был жениться на Паулине, — угадал Патрик, ставя напитки на стол.

— Должен-то должен, только вот тогда она как раз снова была замужем. За вторым, с первым она развелась. Он хороший был человек, вежливый, но не до такой степени, чтобы взять и сразу помереть, он умер гораздо позже, еще на том достопамятном участке пахал как миленький, а с Феликсом они дружили. Да и Паулине это очень нравилось: и муж есть, и обожатель, и обоими можно помыкать. Помыкание у нее получалось просто безупречно.