Тени грядущего зла - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ободок сверкнул около ноги Уилла Хэлоуэя, его сына.
Чарльз Хэлоуэй посмотрел, как плывет дым сигары.
Там две тени, да, две тени! И глаза, с ужасом смотрящие из темного колодца под тротуаром. Он вскрикнул от неожиданности и нагнулся, чтобы ухватиться за решетку.
Он не рассмеялся над нелепостью ситуации, а, стоя среди спешащих мимо прохожих, тихонько спросил:
— Джим? Уилл? Что, адские штучки продолжаются?
В эту минуту в сотне футов отсюда Разрисованный Человек вышел из «Ночного убежища».
— Мистер Хэлоуэй… — сказал Джим.
— А ну-ка, вылезайте, — сказал Чарльз Хэлоуэй.
Разрисованный Человек, подхваченный толпой, медленно повернулся и направился к табачному магазину.
— Папа, нам нельзя! Не смотри вниз!
Разрисованный Человек был в восьмидесяти футах от них.
— Ребята, — сказал Чарльз Хэлоуэй, — полиция…
— Мистер Хэлоуэй, — хрипло прошипел Джим, — мы погибнем, если вы не будете смотреть вверх! Разрисованный Человек, если он…
— Какой человек? — спросил мистер Хэлоуэй.
— Человек с татуировкой!
В памяти мистера Хэлоуэя возникла стойка кафе и пять глаз, нарисованных на пальцах не то синими чернилами, не то электрическими искрами.
— Папа, посмотри на часы на здании суда; пока мы с тобой разговариваем, он уже…
Мистер Хэлоуэй выпрямился и посмотрел.
Разрисованный Человек был уже неподалеку.
Он остановился, изучающе разглядывая Чарльза Хэлоуэя.
— Сэр, — сказал Разрисованный Человек.
— Одиннадцать пятнадцать. — Чарльз Хэлоуэй посмотрел на часы на здании суда, затем сверил с ними свои часы и, не выпуская сигару изо рта, заметил: — Опаздывают на одну минуту.
— Сэр, — сказал Разрисованный Человек.
В яме, захламленной окурками и обертками от жевачек, Уилл схватил Джима, Джим прижал к себе Уилла, когда четыре ботинка зашаркали по решетке наверху.
— Сэр, — сказал человек по имени Дак, изучая лицо Чарльза Хэлоуэя и сравнивая его черепные кости с костями других, похожих на него людей. — Объединенные шоу Ку-гера-Дака отобрали двух местных мальчиков; повторяю — двух! — которые являются нашими избранными гостями в течение всего нашего праздничного визита!
— Прекрасно, я… — Чарльз Хэлоуэй старался не смотреть на тротуар.
— Двое этих мальчиков…
Уилл смотрел, как гвозди на подметках Разрисованного Человека словно акульи клыки, сверкая, лязгают по решетке.
— …словом, эти мальчики будут кататься на всех аттракционах, смотреть все представления, приветствовать артистов, они будут получать сувениры — волшебные сумки, бейсбольные биты…
— Кто же, — перебил его мистер Хэлоуэй, — эти счастливцы?
— Двое, отобранных по фотографиям, сделанным вчера у нас в карнавальном городке. Опознайте их, сэр, и вы разделите их судьбу. Вот эти мальчики!
Он видит нас здесь внизу! — подумал Уилл. — О Боже!
Разрисованный Человек протянул руки.
Отец Уилла пошатнулся.
Лицо Уилла, вытатуированное ярко-синей тушью, поглядело на него с ладони правой руки.
Нарисованное несмываемыми чернилами на левой ладони лицо Джима выглядело как живое.
— Вы их знаете? — Разрисованный Человек отметил, как сжалось горло мистера Хэлоуэя, как дрогнули его веки, как он съежился, будто его кости кузнечным молотом вбили одну в другую. — Как их зовут?
Осторожно, папа! — подумал Уилл.
— Я не… — сказал отец Уилла.
— Вы их знаете.
Руки Разрисованного Человека вздрагивали, притягивали взгляд, выспрашивая имена, они заставляли лицо Джима, нарисованное на правой ладони, и лицо Уилла, изображенное на левой ладони, вместе с настоящим лицом Джима, сидящего в яме под тротуаром, и настоящим лицом Уилла, тоже сидящего под тротуаром, дрожать, корчиться, сжиматься.
— Сэр, ведь вы не хотите, чтобы они потерялись?
— Нет, но…
— Что «но»? — Мистер Дак придвинулся ближе, гипнотизируя таинственностью картинной галереи, собранной на его коже, его глаза вместе с глазами всех его зверей и уродцев, проглядывающих сквозь рубашку, сквозь пальто, сквозь брюки, впивались в старого человека, жгли его огнем, исследовали его в тысячу раз внимательней, чем обычные глаза. Мистер Дак сунул свои ладони еще ближе, и издевательски повторил. — Но?
Мистер Хэлоуэй, стараясь чем-то отвлечься и хоть немного успокоиться, кусал сигару.
— Я думал в эту минуту…
— Что думал? — торжествующе спросил его мистер Дак.
— Один из них похож на…
— На кого похож?
Как ему не терпится, подумал Уилл. Ты не замечаешь этого, папа?
— Мистер, — сказал отец Уилла, — почему вы так нервничаете из-за двух мальчишек?
— Нервничаю?..
Мистер Дак улыбнулся, и улыбка его таяла, как сахарная вата.
Джим втиснулся в бетонный пол ямы, и стал похож на карлика, Уилл сжался и сделался лилипутом, и оба выжидающе смотрели вверх.
— Сэр, — сказал мистер Дак, — неужели мое воодушевление кажется вам нервозностью?
Отец Уилла заметил, как мускулы на его руках напрягались и опадали, корчились, словно шипящие гадюки, сплетенные в клубок, и хотя и нарисованные тушью, но наносящие злобные и ядовитые удары.
— Одна из этих картинок, — растягивая слова, сказал мистер Хэлоуэй, — похожа на Милтона Блумквиста.
Мистер Дак сжал кулак.
Ослепляющая боль ударила в голову Джима.
— Другая, — отец Уилла старался говорить по возможности мягко и вкрадчиво, — на Эвери Джонсона.
Ох, папа, подумал Уилл, ты молодчина!
Разрисованный Человек сжал другой кулак.
И тут же голову Уилла словно сдавили в тисках, он едва не завопил от боли.
— Оба мальчика, — закончил мистер Хэлоуэй, — недавно уехали в Милуоки.
— Вы, — холодно сказал мистер Дак, — лжете.
Отец Уилла вполне правдиво изобразил, что шокирован подобным утверждением.
— Я? Вы полагаете, я решусь испортить торжество будущих призеров?
— Дело в том, — сказал мистер Дак, — что десять минут назад мы узнали имена мальчиков. И мне просто захотелось еще раз проверить.
— И какие же это имена? — недоверчиво спросил отец Уилла.
— Джим, — ответил мистер Дак, — Уилл.
Джим скорчился в темноте. Уилл зажмурился и втянул голову в плечи.
Лицо отца Уилла можно было бы сравнить с прудом, в который бросили два темных каменных имени, и они утонули без малейшего всплеска.
— Одни имена? Джим? Уилл? В нашем городе не меньше сотни пар Джимов и Уиллов.
Уилл прижался к полу и, скорчившись, думал, кто же дал их имена мистеру Даку? Мисс Фоли? Но она ушла, ее дом пуст, в нем никого, кроме теней от дождя. Разве только…есть еще один человек…
Маленькая девочка, рыдавшая под деревом и так похожая на мисс Фоли? Неужели малышка, которую мы пожалели? Это заинтересовало его. Скорее всего, в последние полчаса парад, проходя мимо, нашел ее; она уже несколько часов плакала, была испугана и готова сделать и сказать что угодно, лишь бы только вновь заиграла музыка, поскакали карусельные кони, и ей вернули ее возраст, поворачивая круг за кругом, а затем остановили ужасную машину, и она бы стала опять прежней. Обещал ли ей что-то карнавал или обманул, пригрозил, когда нашел под деревом и взял с собой? Маленькую девочку, плачущую, но не сказавшую всего, потому что…
— Джим. Уилл, — сказал отец Уилла. — Одни имена. А какие фамилии?
Мистер Дак не знал.
Мир чудовищ на нем фосфорически светился, потел, испуская отвратительную вонь из подмышек, извивался по железным мускулам его ног.
— Я полагаю, — сказал отец Уилла, которому стало вдруг до странности спокойно и восхитительно хорошо, — что лжете вы. Ведь вы не знаете фамилий. Далее, зачем вам, незнакомому человеку с карнавала, понадобилось лгать мне именно здесь, на городской улице, и нигде больше?
В ответ Разрисованный Человек с силой сжал свои каллиграфически расписанные кулаки.
Отец Уилла, бледнея, следил за тем, как сжимались пальцы, как побелели от напряжения суставы, как ногти вонзились в ладони, на которых были изображены лица мальчиков, оказавшиеся теперь зажатыми в темных тисках, в тюрьме из его плоти, исполненной ярости и бешенства.
Две тени внизу метались в агонии.
Разрисованный Человек изобразил на своем лице совершеннейшее спокойствие и безмятежность.
Но из его правого кулака выкатилась и упала яркая капля.
Затем такая же капля упала с левого кулака.
Капли исчезли под стальной решеткой тротуара.
Уилл задыхался. Что-то мокрое чиркнуло его по лицу. Он провел рукой по щеке и посмотрел на ладонь.
То, что задело его, было ярко-красного цвета.
Он перевел взгляд с ладони на Джима, который все еще лежал, и подумал, что причина ранения, действительного или мнимого, могла быть только наверху, и оба они посмотрели наверх, на то место, где ботинки Разрисованного Человека выбивали искры, ударяя сталью о сталь.