(не)свобода - Сергей Владимирович Лебеденко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Годы шли, Шамсуров вышел на свободу и даже снова пытался баллотироваться в мэры. Правда, теперь он выглядел по-другому: сутулый, с вечной какой-то извиняющейся улыбкой на худом лице, с как будто даже изменившимся тихим голосом. Настоящий Шамсуров остался в тюрьме, а выпустили – оболочку, словно в фильмах ужасов. О былой борьбе за комбинат напоминало теперь – что? Только кладбищенская грязь, которая неизбежно пристанет к ботинкам, пока выискиваешь могилу Оксаны Игоревны между тех, кто навечно остался в Перепятово.
Еще немного, еще пару «улиц» пройти.
Здравствуйте, Оксана Игоревна. Какой-то такой я вас и запомнил. Только бурьяном больно уж сильно-то поросло. Но это ничего, это мы уберем.
И пока Олег надевает перчатки и вытягивает стебли вросших в суглинок осотов, тугие, как сухожилия, он чувствует, как что-то зудит на самой периферии зрения. Что-то настолько врезается в перепятовскую уныль, что трудно на это не смотреть: как если бы кто-то попросил не смотреть на единственную зажженную в комнате лампочку или не думать о белом медведе. Олег поднимает глаза – и видит «Свечу». Точнее, так ее называли журналисты за неимением официального названия – новый мэр Тряпочкин говорил про «технологический кластер» и «будущее Перепятово», а местные называли строение не иначе как «Мордор» или просто «Стояк» за своеобразие формы: стеклянная башня поднималась в высоту на сто пятьдесят метров и выглядела посреди перепятовских одноэтажек из дерева и кирпича и хрущевок второй серии, как внезапно свалившийся на голову инопланетный монолит из «Космической одиссеи». Наверно, поэтому ее и не достроили: башня стояла пустая, верхние этажи без стеклянной оболочки представляли собой просто переплетения металла и бетона. Дул сильный ветер, и казалось, что его поднимает брошенная всеми башня-свеча.
Вот так, Оксана Игоревна. То, с чем вы боролись, теперь молча возвышается над городом и косится на вас отраженным лучом закатного солнца, похожим на глаз, – мол, историю пишут победители, а проигравшие будут наблюдать за этой победой снова и снова. Vae victis, Оксана Игоревна.
Олег наливает в стоящую у могилы красную кружку кофе, кладет рядом с ней пару конфет – «Мишка на севере» и «Киндер». Потом сгребает в охапку нарванные сорняки и увядшие цветы, несет всё это к мусорному баку на перекрестке кладбищенских улиц, над которым кружит голодное воронье. Олег избавляется от охапки и, в последний раз оглянувшись на еще различимый в сумерках крест, уходит к выходу с кладбища, на запад. Туда идти, конечно, дольше, чем к восточному выходу, но зато не видно «Свечу».
…Иногда Олег просыпается и, отбросив одеяло, подходит к окну, чтобы удостовериться, что вокруг – не Перепятово, а душная московская ночь, в которой кто-то бренчит на гитаре и где-то лает собака. Курил бы – сейчас бы зажег сигарету, но Олег не курит. Он просто идет на кухню и наливает себе воды из кувшина с фильтром.
Вроде бы простой такой сон. Не сон, воспоминание даже. А всё равно – хуже кошмара.
Есть всегда в этом сне еще что-то важное. Какая-то деталь, которую Олег упускает – или думает, что упускает. Но сейчас, стоя на кухне и прихлебывая воду из кружки, он едва может вспомнить детали сна – они растворяются в ночи, словно пар над растворимым кофе, который пила Оксана Игоревна.
Когда-нибудь он все-таки вспомнит.
Саша
– Так, окей, о чем еще было видео?
Веня молчал, тараща глаза в стену. Все-таки он был туповатенький. Саша благодарила Ктулху, что хотя бы в Skype он заходить умел. С еще двумя учениками на разных радиальных станциях она бы не успевала приезжать еще и к нему.
– Ну… Она сначала говорила о… Шестом глобальном вымирании…
– Та-а-а-ак?
– А потом о… карбоновом следе…
– Углеродном.
– Ну да, а потом об… э… там было о… мусорском патче?
Саша не сдержалась и прыснула.
– О чем?
– Ну… – Ученик заглянул в тетрадку. – Garbage patch[1].
– Garbage patch. Right. So what is it and where is it situated? When was it discovered?[2]
Веня вздрогнул и с почти сверхъестественным ужасом посмотрел в монитор, будто впервые услышал английскую речь.
Саша вздохнула.
– Ладно, давай ты мне напишешь эссе коротенькое на понедельник, окей? О видео. Я потом проверю и поболтаем?
Ученик без особенного энтузиазма согласился; Саша дала ему еще домашки, с облегчением попрощалась и закрыла крышку ноутбука.
Теперь она понимала обиду своих учителей в Мытищах: всегда говорили, что у нее есть потенциал – в физике, алгебре, – но ей скучно, поэтому потенциал свой она хоронит. С Веней было то же самое: он мог, но не хотел, и с ОГЭ он выйдет в лучшем случае с четверкой, а скорее с тройбаном. И не видать ей рекомендаций как своих ушей. Но что она могла поделать? Если и развлекательные видео с YouTube не делали занятие интересней, то оставался только Тео – но Тео в момент их встреч был сам очень занят.
Как сейчас.
Вентилятор под самым потолком шел малыми оборотами, и пластмассовый мячик для пинг-понга, подвешенный к лопасти на длинном шнурке, мерно покачивался, словно маятник в руках гипнотизера. Поджав лапы, Тео сверлил взглядом игрушку, облизывался, как бы настраиваясь на то, что вот-вот поймает жертву.
В коридоре хлопнула дверь. Саша подхватила Тео на руки и под возмущенный «мяв» вышла в коридор.
– Видела твои сториз. Навязчивый клиент?
Света работала бариста в сетевой кофейне и выглядела как человек, которому требуется многочасовой сон. Возвращаясь домой, она всегда шумно выдыхала – будто выталкивая с воздухом все странные диалоги, кофейные запахи, поцарапанные холдеры и сломанные шейкеры, – и снимала заколку, выпуская темные волосы. Когда Саша еще красилась в темный, их часто путали: похожий овал лица, обе носили черное. Пару раз даже пробовали меняться ролями: Саша ходила за Свету на пары. Один раз даже вышла вместо нее на смену в кафе, но Свету пришлось вызывать обратно на работу уже в обед, чтобы ее из-за Сашиных факапов не уволили.
– Да ладно навязчивый, задолбал просто блин. – Света всегда обувь не снимала, а как бы отбрасывала, словно попавшийся по дороге камень. – Говорит: девушка, вы мне нравитесь, вот это вот всё,
