Талантливый господин Варг - Александер МакКолл Смит

Китти рассмеялась.

– Отрицание – чудесный механизм, правда? Дает нам еще немножечко времени, пока не погасили свет.

– А что Бьорн? – спросил Ульф.

Он имел в виду – вернулся ли уже Бьорн из Стокгольма, или еще нет, но Китти поняла его в том смысле, что Ульфу хочется знать позицию ее мужа относительно глобального потепления.

– О, он в это вверит.

Ульф недоуменно нахмурился:

– Во что?

– В глобальное потепление. Он председательствовал на заседании партийного комитета по этому поводу. Они заявили, что поддерживают все, что ученые говорят по этому поводу, – тут она бросила на Ульфа взгляд, который взывал к сочувствию. – Вот в этом я поддерживаю их на все сто.

Ульф понял, что она хотела сказать этим взглядом. Китти политика не нравилась. Она как-то даже призналась Ульфу, как бы она была счастлива, откажись Бьорн от поста лидера партии – понимая при этом, насколько это маловероятно.

– Для него это – все равно что воздух, – сказала она тогда. – У нас в Колумбии есть одна поговорка: «Человек делает то, что он хочет делать». Сказано очень просто, но прибавить тут нечего, верно?

Ульф улыбнулся и потрепал ее по руке. Это был жест солидарности. Ульф подозревал, что положение жены Бьорна не так уж отличалось от положения его брата. Некий бессрочный договор с кем-то, кто был рядом и в то же время, в некотором неуловимом и неумолимом смысле, – не был. Ульф знал это с самого детства, хотя тогда у него просто не было нужных слов, чтобы описать те чувства, которые он питал к брату. Каким-то образом он всегда ощущал отсутствие Бьорна, его самоисключенность из текущего момента, из «сейчас», места, где они находились. Всего только раз, когда они были еще мальчишками, он озвучил свои чувства, сказав брату: «Знаешь, а ведь ты живешь где-то еще. Не здесь, не где живем мы, все остальные». На что Бьорн, посмотрев на него с некоторым недоумением, ответил: «А откуда ты знаешь, где я живу?» На этом их дискуссия и окончилась, но у Ульфа осталось стойкое ощущение, что Бьорн его тогда прекрасно понял.

Потом, когда Ульфу уже было немного за двадцать и он только что окончил университет, он увидел в Париже – он приехал туда на неделю к своей девушке-француженке – на какой-то выставке картину под названием «Братская разлука» кисти не особенно известного французского живописца 1930-х годов, малозначительной фигуры на периферии художественной группы «Наби» [18]. Подобно Виллару и Боннару, автор картины испытал влияние интимизма [19], и все четыре его дошедшие до нас работы – это домашние интерьеры. «Братская разлука» изображает двух молодых людей, сидящих за кухонным столом; между ними – бутылка вина и буханка хлеба. Пространство между ними производит впечатление бездонной пустоты даже на том маленьком холсте, который выбрал для своей работы художник. Поглядев на картину, Ульф сказал своей девушке: «Это – мы с братом. Вот именно так оно и есть». Она вгляделась в картину и молча вложила в его руку свою, без слов выказывая свое сочувствие.

Ульф был рад, когда Бьорн встретил Китти. Его тревожило, что брату будет трудно кого-то себе найти, учитывая, что он всегда с головой был погружен в политику. Все, что ему когда-либо хотелось, подумал Ульф, – это сидеть за столом, откуда исходят приказы. «Тебе хочется все контролировать, да?» – спросил он как-то у брата обвиняющим тоном и получил обезоруживающий ответ: «Да, хочется». Когда Бьорн познакомил его с Китти, Ульф поначалу решил, что брат выбрал ее потому, что она может каким-то образом способствовать его политической карьере. Пока Ульф не узнал, что Китти родом из Колумбии – хотя в Швеции она жила с двенадцати лет, – он думал, что она дочка какого-нибудь маститого политика, кого-то, кто сможет подтолкнуть Бьорна, пока он карабкается вверх по политической лестнице. Когда выяснилось, что к политике она не имеет ровно никакого отношения, он почувствовал себя виноватым: Китти была дочерью профессора психиатрии из Боготы. Ее родители развелись, когда ей было одиннадцать, а причиной разрыва стал роман ее матери со шведским дипломатом. Дипломата отозвали обратно в Стокгольм, и мать Китти решилась последовать за ним, к полному смятению профессора психиатрии. Он мог, конечно, воспрепятствовать, чтобы Китти вывезли за границу, но не стал этого делать, решив, что для девочки переезд в другую страну будет менее травматичным, чем разлука с матерью, пускай даже это будет значить, что она вырастет в Швеции и он сам будет видеться с ней очень редко.

Ульфу Китти нравилась. Когда они с Бьорном объявили о помолвке, он, с одной стороны, обрадовался, но с другой – и встревожился тоже.

– Бьорну ужасно повезло, что он тебя встретил, – сказал он Китти. – И я очень за него рад, правда. Но…

Тут он замялся.

– У него есть кто-то еще? – спросила она, явно нервничая.

– Нет, – ответил Ульф. – Ничего такого. Просто мне кажется, что Бьорн слишком увлечен политикой.

Китти рассмеялась.

– Ну, он такой не один. Люди только и говорят, что о политике. Мне это безразлично.

– Тебе безразлична политика?

Она нахмурилась.

– Нет, я бы так не сказала. Скорее, так: я не напрягаюсь, если люди напрягаются. Понимаешь?

Ульф решил оставить все, как есть. Он выразил свои сомнения, насколько Бьорн вообще подходит для брака, и вряд ли он мог сделать что-то еще. На самом деле он не был уверен, стоило ли вообще что-то говорить, – узнай Бьорн об этом разговоре, ему бы наверняка это не понравилось.

Но, как потом оказалось, инстинкт его не подвел. Бьорн, похоже, не уделял Китти достаточно внимания. Кроме того, ему и в голову не приходило, что Китти находит подобную жизнь – быть замужем за лидером политической партии – изматывающей. Ульфу это было известно, потому что у них с Китти как-то зашел об этом разговор.

– Все почему-то думают, – сказала она, – что раз я замужем за Бьорном, то тоже живу ради его партии. Они думают, я ею дышу, ем ее дела на завтрак, на обед и на ужин – как он. Но это не так. «Умеренные экстремисты» наводят на меня скуку – эти их бесконечные жалобы на то и на се. У этих людей что, своей жизни нет? Им больше заботиться не о чем?

– А ты с ним об этом говорила? – спросил Ульф.

Она кивнула, и у нее сделался печальный вид.

– Много раз. Но мне кажется, он этого просто не понимает. Говорит, что постарается тратить больше времени на