Месть волчицы - Норман Хьюз

Точно так же не вызывают подозрений и горожане. Исподволь Соня вглядывается в лица идущих навстречу. Мужчины кажутся сосредоточенными, но без излишней озабоченности людей, которые вынуждены ежесекундно гадать, где заработать на кусок хлеба для семьи. Нет, у них слегка самодовольный и невозмутимый вид работяг, которые хорошо знают свое дело и исполняют его наилучшим образом, не страшась трудового пота и мозолей. Женщины же веселы, хотя и не излишне болтливы, перекликаются между собой из окон, как это принято повсюду, но явно не тратят на сплетни и праздную болтовню долгие часы. Кроме того, одеты они опрятно, но не блистают украшениями, приберегая их, как видно, для действительно праздничных дней.

Соня смотрит не только на взрослых. Дети, собаки и лошади… это тоже те приметы, по которым можно судить о состоянии города и его обитателей. И вид их у Сони не вызывает ни малейших нареканий. В общем, не город, а картинка. Идиллическая пастораль в горной глуши… И чем больше Соня смотрит на это, тем сильнее зреет в ней желание сорвать эту лакированную маску и обнажить истинную суть городка, ибо такого попросту не бывает… Весь этот Коршен какой-то ненастоящий, неправильный. Она нутром чует, что должно таиться здесь какое-то второе дно, однако превосходно сознает, что если город тщательно скрывает какую-то тайну, то пришлому человеку так запросто до нее не докопаться. Она может лишь смотреть по сторонам в поисках знаков, в надежде не пропустить ничего действительно важного и ждать, пока сами собою не соберутся части головоломки, именуемые Коршеном. Но пока перед Соней лишь парадный фасад. И как ни силится она, город наотрез отказывается открыть ей что-то большее.

Промотавшись по городу почти целый день, Соня ни на полшага не приближается к разгадке, мучающей ее задачи. Коршен остается все таким же, сытым и довольным, деловитым и слегка настороженным, внешне как будто бы не таящим никакого подвоха. Однако самолюбие Сони уязвлено, она нутром чует неладное. И чем сильнее таинственный некто пытается от нее это скрыть, тем сильнее ее желание несмотря ни на что докопаться до истины, Как разборчивая невеста, когда ей представляют по всем статьям подходящего жениха, она все же шепчет сама себе: «Нет, что-то с тобой неладно» и принимается искать у бедолаги скрытые или явные недостатки. Так и Соня бродит по городу, который на поверку оказывается совсем небольшим, из конца в конец, заглядывая во дворы, проулки, на площади… но пока видит одно и то же. Ухоженные дома, торговые лавки, пусть и не ломящиеся от добра, но и не со слишком скудным выбором, таверны и постоялые дворы, откуда доносятся манящие запахи еды, отряды городской стражи, ведущей себя не слишком дерзко, но явно внушающей почтение горожанам…

Внезапно она осознает, чего ей не доставало все это время. В городе она до сих пор не видела ни единого храма. И тут же, словно по заказу, стоит ей подумать об этом, Соня оказывается на площади перед святилищем. Храм огромен и великолепен, совсем не по Коршену, и углядев огромные золотые знаки солнцеворота по обе стороны огромных дверей, Соня понимает, что перед ней митрианское святилище, возведенное, скорее всего, немедийцами. Уж больно не вяжется вид этого храма со всем стилем и обликом Коршена.

Ну что же, любопытно… неужели сами горожане не верят ни в каких местных богов? Неужели им хватает на весь город одного этого уродливого сооружения в имперском немедийском духе, которое должно быть так неприятно местным обитателям, — если Соня хоть что-то смыслит в психологии небольших горных княжеств?

На первый взгляд, догадка ее верна: перед храмом почти не видно народа, если не считать десятка неизменных нищих. Да и внутри, насколько она может разглядеть сквозь приоткрытые двери, немноголюдно. Мелькают желтые одеяния жрецов, да, кажется, есть еще пара-тройка молящихся. Более ни души.

Впрочем, Соня мало что знает о культе Митры. Возможно, для верующих существуют особые часы посещения храма, а она оказалась здесь просто в неурочный миг. Но как бы то ни было, отсутствие храмов, посвященных другим божествам, кажется ей удивительным. Или они тут молятся своему князю, считая правителя полубогом, как это заведено в некоторых восточных державах? Как там его имя, этого местного князька? Ксавиан, кажется… Да, забавно. Бог Ксавиан… Соня невольно хмыкает, представив себе толстого плешивого старичка, с ласковой суровостью взирающего на склонившихся в молитве подданных.

Но веселость тут же уступает место любопытству, когда она замечает какое-то движение на площади.

Первыми настораживаются нищие, между ними начинается какая-то суета, поклоны, Обращенные в сторону троих крепких мужчин в доспехах и с оружием в руках, в которых Соня узнает городскую стражу. Заинтересовавшись, ибо это первое достойное внимание происшествие, коему ей доводится стать свидетелем, Соня незаметно, по краю площади, придвигается ближе, чтобы иметь возможность увидеть и услышать все, что должно сейчас произойти. Но вопреки ее ожиданиям и тому, что Соне доводилось видеть в других местах, стражники отнюдь не принимаются разгонять нищих, — действо столь же неизменное, сколь и бесполезное. Вместо этого трое мужчин начинают поочередно обходить ряды попрошаек, что-то спрашивая у них, и те с униженными поклонами роются в своем рубище, показывая охранникам порядка какие-то небольшие предметы, которые Соне на таком расстоянии разглядеть не удается. Впрочем, она догадывается, в чем дело, и готова поставить десять золотых против глиняного черепка, что ее догадка верна. В Коршене гильдии, как видно, выдают особые патенты тем, кто практикует их ремесло, и это касается даже нищих. Не имея специального ярлыка с печатью, никто не имеет права заниматься здесь попрошайничеством.

И судя по всему, как раз такого нарушителя обнаруживают сейчас стражники. Один из них хватает за ворот мужчину лет пятидесяти или старше… Впрочем, под таким слоем грязи едва ли на лице его можно разглядеть точные приметы возраста.

Ветхая одежка трещит по швам, и ворот остается у стражника в руке; тот с брезгливостью отбрасывает тряпку прочь, словно опасаясь заразы.

— Ну вот, господин хороший, испортили мне одежонку! Кто теперь за это платить будет?!

Но стража порядка не так легко сбить с толку. С угрожающим видом он наклоняется к нищему.

— Зубы-то мне не заговаривай, Ларнак. В прошлый раз клялся, что патент будет непременно. Где он?

— Но, господин хороший, никак не успеть, — хнычет поименованный Ларнак. — Клянусь, к следующему обходу непременно выправлю. А пока посмотрите же сами, — грязной рукой он тычет на свою правую ногу, и Соня невольно морщится от отвращения при виде омерзительных струпьев и язв, покрывающих кожу неестественно — багрового цвета.