«Не верь разлукам, старина…» - Юрий Иосифович Визбор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неужто эти годы прошли на самом деле,
Пока мы разбирались — кто теща, кто свекровь?
Куда же мы глядели, покуда все галдели
И бойко рифмовали слова «любовь» и «кровь»?
В Аркашиной квартире бывали эти рифмы
Не в виде сочинений, а в виде высоты.
Там даже красовалась неясным логарифмом
Абстрактная картина для общей красоты.
Нам это все досталось не в качестве наживы,
И был неповторимым наш грошевой уют.
Ах, слава богу, братцы, что все мы вроде живы
И все, что мы имели, уже не украдут.
Мы были так богаты чужой и общей болью,
Наивною моралью, желаньем петь да петь.
Все это оплатили любовью мы и кровью —
Не дай нам бог, ребята, в дальнейшем обеднеть.
В Аркашиной квартире всё бродят наши тени,
На кухне выпивают и курят у окна.
Абстрактная картина — судеб переплетенье,
И так несправедливо, что жизнь у нас одна.
1979, Мурманск
Давайте прощаться, друзья
Давайте прощаться, друзья…
Немного устала гитара,
Ее благородная тара
Полна нашей болью до дна.
За все расплатившись сполна,
Расходимся мы понемногу,
И дальняя наша дорога
Уже за спиною видна.
Давайте прощаться, друзья…
Кто знает — представится ль случай,
Чтоб без суеты неминучей
В глаза поглядеть не скользя?
Такая уж даль позвала,
Где истина неугасима,
А фальшь уже невыносима.
Такая уж песня пришла…
Давайте прощаться, друзья,
Чтоб к этому не возвращаться:
Зовут нас к себе домочадцы,
Чтоб вновь собралась вся семья.
Но, даже дожив до седин,
Мы гоним с усмешкою осень:
«Мадам, мне всего сорок восемь,
А вам уже — двадцать один».
1980
Воспоминания о пехоте
Нас везут в медсанбат, двух почти что калек,
Выполнявших приказ не совсем осторожно.
Я намерен еще протянуть пару лет,
Если это, конечно, в природе возможно.
Мой товарищ лежит и клянет шепотком
Агрессивные страны, нейтральные — тоже.
Я ж на чутких врачей уповаю тайком,
Если это, конечно, в природе возможно.
Перед нами в снегах лесотундра лежит,
Медицинская лошадь бредет осторожно.
Я надеюсь еще на счастливую жизнь,
Если это, конечно, в природе возможно.
Так и еду я к вам в этих грустных санях.
Что же вас попросить, чтоб вам было несложно?
Я хочу, чтобы вы не забыли меня,
Если это, конечно, в природе возможно.
1980
Мы вышли из зоны циклона
Мы вышли из зоны циклона,
Из своры штормов и дождей.
У всех появилась законно
Одна из бессмертных идей:
Граненых стаканов касанье —
Как славно, друзья, уцелеть!
Оставил циклон на прощанье
Лишь вмятину в правой скуле.
Он наши машины проверил,
И души, злодей, закружил,
И каждую нашу потерю
Из вороха лжи обнажил.
Порядок серьезно нарушив,
Сидим мы всю ночь напролет,
Поскольку спасти наши души
Никто, кроме нас, не придет.
И с нами в моряцкой одежде,
Суровых мужчин посреди,
Добрейшая дама — Надежда,
Как все, со стаканом сидит.
Не вписана в роль судовую,
Паек здесь имеет и кров,
Ведя свою жизнь трудовую
Среди в основном моряков.
Так с песнями мы отдыхаем,
Глаголу рассудка не вняв.
Заплачет четвертый механик,
Надежду за талью обняв,
И, вилку стальную калеча,
В любовь нас свою посвятит,
И чтоб описать эти речи,
Не можно и буквы найти.
Не скрою, и я, дорогая,
Не в меру был весел тогда,
Когда поживал, полагая,
Что ты — не такая беда,
Что вольным плыву кочегаром,
Семь бед оставляя вдали,
Слегка задевая гитарой
За меридианы Земли.
Рассвет, на красивости падкий,
Встает перед днем трудовым.
Друзья мои в полном порядке,
Храпят по каютам своим.
Циклон удалился на сушу,
Оставив пейзаж на столе,
И спиртом промытые души,
И вмятину в правой скуле.
1980, Переделкино
«Год кончается високосный…»
Год кончается високосный,
Нудный, будто телекино
Под названием «Шуркины вёсны»
Или Муркины — все равно.
Год кончается невезучий,
Вязкий, будто мерзлый тавот.
Отвратительный рев базуки —
Позывные года того.
В этот год тревог за эпоху
И артистам его удалось
Роль сыграть потрясающе плохо:
Много пьянствовали небось.
Лишь один Артист — всенародный —
Тихой смертью прославил тот год.
Пел по-разному, но свободно.
И сейчас, надеюсь, поет.
Заплетая черные косы
Азиатских мрачнейших дел,
Стал раскосым год високосный
И от косности окосел.
Год отсутствия утешенья,
Урожайный недобротой,
Год слежения, год глушенья,
Год скольжения над пустотой.
В этот год друзья расставались,
Барахлишко свое кроя,
И знакомые удалялись
В незнакомые нам края.
Год Василия, год Володи,
Год, где ценится корнеплод,
Год гадалок и их пародий,
И Валеры Рюмина год.
Ну а мы поживали просто.
Изводили много чернил.
Чад своих наблюдали росты.
Лично я — машину чинил.
Разве только Саша Никитин
Даром времени не терял:
Красок Родины истребитель
Две картины нарисовал.
Одного вдохновенья ради
