Ведьма из пропасти восприятия - Артём Андреевич Поморцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Короче примерно на вторую неделю попытки перманентно поддерживать для своего восприятия настройки типа Дурак, Саша начала пытаться делегировать своему вновь открытому второму каналу мышления, оперирующему относительно «нормального» абстрактными понятиями и конфигурациями, функции по отслеживанию фиксируемых вниманием состояний в этом аркане/поддержанием собственной настройки на этот аркан.
«Абстрактное», тусящее символами во втором канале, требовалось расшифровать и поднастроить под «нормальное» понимание, чтобы оно поплотнее с ним кореллировалось и разгрузило основной канал. Также она пыталась пропихнуть ему функции постоянной сонастройки самой себя с «обрабатываемым» арканом окружающим миром но, к её вядшему удовольствию, ей снова и снова приходилось проходиться по списку актуальных для себя идей и самой что-то регулировать, контролировать. Из этого Саша сделала вывод, что ОНА сама занимает довольно маленькую часть в своём собственном мироустройстве. И, чтобы реально наладить какие-то алгоритмы до автоматизма, нужно обращаться к ним самой снова и снова, снова и снова, подмечая малейшие деталюшечки отклонений и разбирая неправильно отработавшие последовательности, очень медленно нарабатывая собственное «мастерство». Это дало ей ещё чуть другой взгляд на Дурака. Этот малый теперь ей виделся как о-о-очень маленькая единица существующего. Он шарахается по краю пропасти воспринимаемого, стараясь смотреть на небо, в то время как «самое (до усрачки) интересное» происходит как раз внизу, там, в обрыве. Вопрос в том, рискнёт ли он туда сигануть и с какими целями, подготовкой и прочее, прочее, прочее. Потому что, виделось Саше, в этой пропасти перед Дураком на карте аркана, также должны быть вот такие вот единицы, настроенные своими «красными перьями» на источник сущего. Что-то типа движущего жизнь. Или, всё-таки, в пропасти только мрак и забвение для Него? Ведь они тоже существуют. Хм.
Однажды, ища из настроения Дурака корень самой себя и всего, она обратила внимание на своё собственное осознание.
«Вот я воспринимаю этот закипающий чайник,» — вдупляла она, сидя у себя на кухне после ночной смены, с которой сразу поехала покурьерствовать, так как на смене удалось нормально покимарить — у них не было, формально, обязаловки к минимальному составу смен, и потому один из её коллег-аппаратчиков, не прибывавший ни в отпуске, ни на больничном, был направлен к ней в смену вторым номером. В результате временного переизбытка кадров они условились дежурить по пол-смены, и пять часов из своих «законных» шести Саша дрыхла, пуская слюну на дермантин подбитой поролоном лавки. — «Я фиксирую существование этого чайника и деталей, которые могу в нём заметить, своим восприятием. Однажды я умру. Но это ощущения акта восприятия, осознания — оно существует в моём мире и, уйдя, я паду на дно бездны существования, одной из них, в которой восприятие всех живых и осознающих существ как-то синхронизируется, благодаря чему формируется и воспринимается существующий мир,» — меланхолично фиксировала она для себя свои мысли, частично пришедшие из второго канала мышления в виде намёков-ощущений.
Вообще «настройка» на Дурака побуждала её существо реагировать на мир с потихонечку нарастающей интенсивностью. «Дурак, в смысле она сама, её разум, думающий о бытии на грани пропасти и что-то там дифференцирующий», исходя из практических соображений воспроизводимых её вниманием «реальных» ощущений, на которые она упрямо продолжала «настраиваться», в целях, сука, самовыживания начинал потихонечку шевелиться самостоятельно, подсовывая девушке всё чаще состояния переоценки текущего момента, возможного в сейчас выбора, собственных действий, а также переобоснавания своей собственной жизни. Хотя последнее, безусловно — пиздец отдельная тема. В числе прочего, спустя примерно два месяца с начала осваивания Дурака, наша девочка сконцентрировалась на ощущении, которое её ебать как бесило.
* * *
«Такое ощущение, будто это было только вчера. Хотя прошло уже почти четыре десятка лет,» — на одной из дневных смен, выпавших на пятидневку, она разговорилась в курилке с одним из слесарей, у которого Саша попросила пару качественных магнитиков. С Людьми девочка начала сближаться больше, так как у неё появились в арсенале некоторые инструменты, которыми она могла чуть лучше отличать их от «двуногих гондонов» и потому, по некоторой надобности, она сейчас, поддерживая беседу, выслушала смешную историю от дяди Пети, как он попросил её себя называть, о каком-то побухивавшем в его школе трудовике. Цитируемая в начале абзаца фраза была наполнена такой глубины лирикой, и так знакома Саше, что девушке захотелось проблеваться. Впрочем, сам слесарь был здесь аб-со-лют-но, ну почти что, ни при чём. Его так научили когда-то думать, подсадив на эту фразу, что отразилось на его чуйствовании Риальнасти.
Эта фраза, слышимая Сашей за жизнь не раз, настраивала воспринимающее её живое существо, неизбирательно цепляющее информацию в мире, для чего ещё нужно собрать опыта и набить шишки, мыслить в этом русле, воспроизводя в образах и значениях эту фразу, простраивая её и пытаясь примерить на свою собственную жизнь. Наша девочка уловила, что уже не раз, выделяя от окружающих восприятием звука этих самые формулировки, она сама своим вниманием некоторым образом отправлялась «назад, в прошлое» и, с соплями-нытьём-менструацией,
