Пойди поставь сторожа - Харпер Ли

Джин-Луиза миновала холл, открыла дверь и оказалась там, где раньше была задняя открытая веранда. Ныне она слегка напоминала кабинет, как и почти все комнаты в этом доме. Джин-Луиза никогда еще не видела, чтобы оболочка так полно соответствовала содержимому. Военная опрятность и чистота, которую поддерживал в своем жилище дядюшка, уживались с чудовищным беспорядком, ибо стоило доктору Финчу присесть где-нибудь, как вокруг вырастали груды книг, а поскольку он имел обыкновение присаживаться, где заблагорассудится, эти книжные залежи копились в самых неожиданных местах, доводя до исступления приходящую прислугу. Дядюшка не позволял до них дотрагиваться, но при этом требовал идеальной чистоты, так что бедной женщине приходилось пылесосить, мыть и протирать вокруг них. Одна несчастная, вероятно, от таких требований потеряв голову, выдернула закладку из толстого тома Таквелловых «Воспоминаний об Оксфорде», а дядюшка, в свою очередь потеряв место, на котором остановился, едва не побил ее щеткой.

Дядюшка возник в дверях, и Джин-Луиза подумала, что моды приходят и моды уходят, а его – и Аттикусовы – жилеты пребудут вечно. Мистер Финч был без пиджака, а на руках держал свою старую кошку Розу Эйлмер.

– Что, вчера опять в реке купалась? – Он пристально взглянул на нее. – Ну-ка, покажи язык.

Джин-Луиза высунула язык, и доктор Финч, поместив кошку на сгиб правого локтя, нашарил в кармане складные очки-половинки, расправил их и нацепил на нос.

– Ну, хватит-хватит, можешь уже спрятать, – сказал он. – Скверно выглядишь. Пойдем на кухню.

– Не знала, что у тебя такие очки, дядя Джек, – сказала Джин-Луиза.

– Ха. Я обнаружил, что бросаю деньги на ветер.

– Каким образом?

– Глядя поверх обычных. Эти-то вдвое дешевле.

Посреди кухни у доктора Финча стоял стол, посреди стола – блюдо, а посреди блюда помещался крекер с одинокой сардинкой.

– Это что – твой обед? – ахнула Джин-Луиза. – Дядюшка, а нельзя обойтись без чудачеств?

Доктор Финч подтащил к столу высокий табурет, водрузил на него кошку и ответил:

– Нет. Да.

Они сели за стол. Доктор Финч взял крекер с сардинкой и предложил его Розе Эйлмер. Та откусила, опустила голову и принялась жевать.

– Ест как человек, – сказала Джин-Луиза.

– Надеюсь, я сумел привить ей хорошие манеры, – сказал доктор Финч. – Она такая старая, что приходится кормить ее с руки.

– Почему ты ее не усыпишь?

– С какой же это стати? – вознегодовал доктор Финч. – У нее отменное здоровье, она протянет еще добрых лет десять.

Джин-Луиза молча согласилась, а себе пожелала в возрасте, сопоставимом с Розой Эйлмер, выглядеть так же хорошо. Рыжая шубка была в великолепном состоянии, стать сохранилась, и глаза не потускнели. Сейчас, правда, кошка почти все время спала, и раз в день доктор Финч выгуливал ее на поводке по заднему двору.

Дядя Джек терпеливо уговаривал кошку завершить трапезу, а когда его усилия увенчались успехом, из шкафчика над раковиной достал бутылку с пипеткой на горлышке. Набрал изрядно содержимого в пипетку, пригнул кошке голову и велел открыть рот. Роза повиновалась. Глотнула и затрясла головой.

– Теперь ты, – сказал доктор Финч племяннице. – Открывай рот.

Джин-Луиза глотнула и фыркнула.

– Что это за гадость такая?

– Витамин С. И вообще тебе надо показаться Аллену.

Джин-Луиза пообещала непременно так и сделать и спросила дядюшку, чем он нынче занят.

– Сибторпом, – ответствовал доктор Финч, склонившись над духовкой.

– Чем-чем?

Доктор Финч вытащил из духовки деревянную салатную миску, к изумлению Джин-Луизы, наполненную овощами. Надеюсь, подумала она, плита не была включена.

– Не чем, а кем. Сибторпом, деточка, Сибторпом, – сказал он. – Ричард Уолдо Сибторп был священником Римской католической церкви. Но при этом погребли его по обряду церкви англиканской и по высшему разряду. Пытаюсь найти кого-нибудь подобного. Чрезвычайно значительная личность.

Джин-Луиза была привычна к дядюшкиной манере интеллектуальной скорописи – он упоминал два отдельных факта и делал вывод, неизвестно из чего, на первый взгляд, следовавший. А потом, если правильно подойти к делу, он медленно и верно разматывал катушку своих глубоких познаний и предъявлял цепь рассуждений, блиставшую его особым личным светом.

Но Джин-Луизе было сейчас не до умствований поздневикторианского эстета – ее занимало другое. И она смотрела, как дядюшка так же точно и уверенно, как когда-то делал остеотомию, перемешивает овощи, сдобренные оливковым маслом, уксусом и еще какими-то неведомыми ей специями. Затем он разложил салат на две тарелки и сказал:

– Кушай, деточка.

Доктор Финч, яростно работая челюстями, поглощал свой обед и поглядывал на племянницу, а та раскладывала латук, кусочки авокадо, зеленого перца и колечки лука рядком на тарелке.

– Да что с тобой такое? Ты беременна?

– Слава Богу, нет.

– Я-то полагал – это единственное, что в наши дни может беспокоить молодых женщин. Не хочешь рассказать, в чем дело? – Голос его потеплел. – Ну давай, выкладывай.

У нее на глаза навернулись слезы.

– Что тут у вас произошло, дядя Джек? Что с Аттикусом такое? По-моему, и тетушка, и Хэнк спятили, да и я уже близка.

– Я ничего не заметил. А должен был?

– Ты бы видел их вчера на собрании…

Джин-Луиза взглянула на дядюшку – тот опасно качался на задних ножках стула. Придержался за столешницу, острое лицо слегка расплылось, брови полезли вверх, и доктор Финч громко расхохотался. Ножки стула грохнули об пол, и хохот сменился похохатыванием.

Джин-Луиза в ярости вскочила, уронила стул, затем подняла и направилась к двери:

– Я не за тем сюда пришла, чтоб надо мной насмехались, дядя Джек.

– Сядь, – ответил тот. – Садись и помолчи.

Доктор Финч воззрился на племянницу с неподдельным интересом, будто она препарат под микроскопом или некий клинический феномен, возникший из ниоткуда у него на кухне.

– Вчера бы помер и не знал, что Господь всемогущий еще в этой жизни приведет увидеть, как некто погружается в самую глубь революции и с кислейшей миной осведомляется: «Что происходит?» – Он опять рассмеялся, тряся головой. – Ты спрашиваешь, что происходит, деточка? Готов объяснить, если ты возьмешь себя в руки и перестанешь вести себя так. Мнится мне, твои глаза и уши мало что различают и с мозгом контактируют лишь конвульсивно, – Его лицо обрело прежнюю резкость очертаний. – Но тебе не все понравится.

– Это неважно. Объясни только, отчего мой отец превратился в расиста.

– Выбирай выражения, – сухо и неприязненно сказал доктор Финч. – Не смей так называть отца. Это слово омерзительно мне и смыслом, и звучанием.

– А как еще прикажешь его называть?

Протяжно вздохнув, дядя Джек подошел к плите и зажег горелку под кофейником:

– Давай-ка рассудим спокойно.

Он обернулся к Джин-Луизе, и та заметила, что негодование в его глазах сменилось изумлением, а то – чем-то другим, неопределимым. И услышала, как он бормочет: «О, Боже, о Боже, конечно же… В романе должен быть сюжет».

– Ты о чем? – спросила она, понимая, что он цитирует откуда-то, но откуда и зачем, не знала и знать не хотела. Дядюшка по своему желанию умел ее взбесить и, кажется, собирался приступить к этому немедленно.

– Да так, ни о чем. – Он присел к столу, снял очки и спрятал их в карман жилета. Потом заговорил неторопливо и с расстановкой: – Деточка. Твой отец и такие, как он, ведут по всему нашему Югу то, что называется «арьергардные бои», отстаивая некую философию, которая ныне почти иссякла…

– Если эту философию излагали вчера в суде, могу только порадоваться.

Доктор Финч поднял глаза:

– Ты сильно ошибаешься, если полагаешь, что твой отец занят тем, чтобы поставить негров на место.

Джин-Луиза одновременно подняла руки и голос:

– А что еще мне полагать?.. И мне дурно, дядя Джек! Физически дурно!

Доктор Финч почесал за ухом:

– Я думаю, тебе в свое время приходилось, пусть и мимолетно, знакомиться кое с какими историческими фактами…

– Дядя Джек, ради Бога, не заводи со мной сейчас таких разговоров – война тут ни при чем…

– Напротив. Очень даже при чем, если, конечно, ты хочешь постичь, что происходит. И прежде всего пойми кое-что такое – а это, видит Бог, кое-что, – чего никак не могут уразуметь три четверти нации. Кем были мы, Джин-Луиза? Кто мы теперь? К чему, к кому на этом свете мы ближе всего?

– Я думала, мы просто люди. А вообще – не знаю.

Доктор Финч улыбнулся, и в глазах его блеснула дьявольская искорка. Ну все, подумала она, сейчас его понесет так, что и не остановишь, и назад не вернешь.

– Возьми, к примеру, округ Мейкомб, – сказал он. – Типичный Юг. Неужели тебя никогда не поражало, что здесь почти все либо в родстве, либо почти в родстве со всеми прочими?