Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма

это животное сплошь покрыто чрез­вычайно твердым панцирем и уязвимы у него лишь небольшие участки под конечностями, то, даже прибли­зившись к нему на расстояние ружейного выстрела, редко кто оказывается достаточно удачлив, чтобы всадить ему пулю в то место, где отсутствует эта природная броня.

Тем не менее в Дендере во времена Египетской экс­педиции жил один кашиф, чрезвычайно любивший охо­титься на крокодилов; он распознавал места их выхода на берег, как наши браконьеры распознают места, где пробегают зайцы и косули, и иногда, укрытый водорос­лями или пальмовыми листьями, целые дни проводил в засаде, подстерегая эту редкостную добычу; таким обра­зом кашиф убил семь или восемь крокодилов весьма вну­шительных размеров и водрузил их на крышу своего дома, так что издали они напоминали артиллерийскую батарею; впрочем, этот странный обман зрения был единственной выгодой, какую кашиф извлекал из этой охоты, в которой с ним ни разу не произошло никаких происшествий, зато ему неоднократно приходилось видеть, как крокодил убегает от человека.

После восхитительного плавания, продолжавшегося два часа, мы сошли на берег против пирамид Саккары. Они древнее по возрасту и потому хуже сохранились, чем пирамиды Гизы: их очертания приобрели неправильную форму; у одних пирамид ступени совсем невысокие, у других же подъем к вершине состоит всего лишь из десяти огромных ступеней, сооруженных явно для вели­канов; земля у основания пирамид усыпана костями; достаточно лишь слегка разгрести песок ногой или рукой, чтобы обнаружить остатки мумий, пеленальные бинты, головные повязки, фигурки богов, скарабеев и осколки цветного стекла. Под землей здесь находятся гигантские катакомбы, где покоятся обитатели древнего Мемфиса, некрополем которого был весь этот берег Нила.

Помимо катакомб с мужскими и женскими погребе­ниями здесь есть катакомбы с захоронениями животных; там находят кошек, ибисов, ящериц: как бы это ни было обидно для нашего самолюбия, каждая из этих особей, некогда являвшихся богами, надлежащим образом обер­нута священными пеленальными бинтами, герметически закупорена, словно тушеное мясо, в глиняном горшке, залита известковым раствором и поставлена валетом вме­сте с другими божествами разного рода вдоль стены общей могилы.

Я взял под правую мышку ибиса, под левую — кошку, которые, судя по тому, как их запеленали, явно были значительными фигурами своего времени, и вместе с этой парой божеств отправился передохнуть в склепе, испещренном иероглифами, которые местами превос­ходно сохранились, а местами были ужасающе испор­чены путешественниками, этими дикарями нынешней цивилизации.

От пирамид Саккары мы отправились к пальмовой роще, выросшей на месте древнего Мемфиса и отстоя­щей примерно на одно льё от пирамид. Эта античная руина Египта не могла выбрать для своих останков саван великолепнее: из земли своими мраморными углами выступают какие-то обломки и колонны; как вечный дух этих величественных развалин виднеется колосс фараона Рамсеса Великого, у народов Запада известного под име­нем Сесостриса: опрокинутый со своего пьедестала, он лежит на земле, покрывая своими обломками простран­ство в тридцать шесть футов.

В нескольких шагах от колосса находится библейский памятник, почти ровесник завоевателя, чье изваяние лежит рядом: это склеп, который арабы называют темни­цей Иосифа; согласно их представлениям, именно в эту темницу был препровожден сын Иакова и по ступеням, которые вам непременно покажут, он поднимался, направляясь во дворец, чтобы толковать сон фараона.

Впрочем, так всегда бывает на Востоке: языческие и библейские легенды переплетаются, обе истории сопри­касаются, и нам еще не раз представится случай воскре­сить их в памяти одновременно.

Мы вернулись обратно тем же путем, то есть по Нилу, единственной дороге, пересекающей Египет, сошли на берег напротив Шубры и направились к полковнику Сельву.

Ужин уже ждал нас. Однако круг гостей был расширен: в их число вошла одна знаменитость. Ла Контанпорен, путешествовавшую в это время по Египту, с царским гостеприимством приняли в доме нашего щедрого со­отечественника. Несколько дней назад она заболела и, чувствуя себя еще слишком слабой, чтобы встать с постели, попросила накрыть стол в ее комнате. Впрочем, хотя ела знаменитость мало, говорила она много, так что, невзирая на это перемещение, мы в полной мере оце­нили ее способности.

На следующий день мы начали заниматься подготов­кой к паломничеству на гору Синай и по этому случаю прибегли к помощи еще одного нашего соотечествен­ника, г-на Линана, молодого француза, который в свое время сопровождал графа де Форбена в Сирию и, придя в восторг от этого края, его архитектурных сооружений и всего этого поэтичного Востока, остался в Каире, пред­варительно исполнив взятые на себя обязательства перед своим прославленным спутником. Как-то раз он пред­ложил нам свое содействие в переговорах с проводниками- арабами. И вот теперь, когда пришло время договари­ваться с этими сынами пустыни, мы отправились к г-ну Линану напомнить ему о данном им обещании и уви­дели, что он вполне готов его исполнить. Результат не заставил себя ждать: уже на следующий день к нам яви­лась депутация племени аулад-саид, одного из самых многочисленных на Синайском полуострове, и мы усло­вились с вождем о цене за то, что он отправится за г-ном Тейлором в Александрию и привезет его в Каир; при этом мы оставили за собой право заключить с ним, когда он вернется из этой своего рода испытательной поездки, более серьезное соглашение, касающееся путешествие на Синай и возвращения в Суэц. Эта первая сделка была заключена исходя из цены в пятьдесят пиастров за дро­мадера, то есть вся поездка обошлась нам примерно в восемнадцать франков.

Я наблюдал, как арабы со своими верховыми живот­ными входили во двор нашей гостиницы, и это зрелище вновь навело меня на серьезные размышления; всякий раз, когда я слышал рассказы о путешествиях на Вос­токе, в качестве обычного средства передвижения непре­менно упоминались верблюды, и всякий раз, когда я думал об этом животном, оно представало в моем вооб­ражении таким, как его описывает г-н Бюффон: с выся­щимся на спине двойным горбом; так что постепенно я свыкся с этим образом и тысячу раз мысленно видел, как, путешествуя в свой черед, я восседаю верхом в этой естественной впадине, которую, кажется, сама природа поместила, будто седло, на спине этого удивительного четвероногого; однако с приездом на Восток эти мои представления значительно изменились. Прежде всего я узнал, что в Египте всех верблюдов без разбора именуют дромадерами, а дромадеров — верблюдами; однако дву­горбых животных здесь не существует вообще. Верблюд же по сравнению с дромадером примерно то же, что упряжная лошадь по сравнению с верховой. Это откры­тие перевернуло весь устоявшийся строй моих взглядов: на месте впадины оказалась гора, и к тому же, вместо того чтобы использовать эту гору как точку опоры для поясницы или груди,