Жуков. Мастер побед или кровавый палач? - Алекс Громов

Сначала все шло по утвержденному плану. Ранним утром, еще в предрассветной тьме, японские войска тайно форсировали Халхин-Гол, атаковали и смяли подразделения монгольской 6-й кавалерийской дивизии, захватив гору Баин-Цаган и прилегающую к ней территорию. А Красная армия могла противопоставить им в десять раз меньше солдат – тысячу против десяти тысяч (только в первый момент, потом японских сил еще значительно прибавилось) и всего лишь полсотни пушек. Этой силы явно не было достаточно, чтобы сколь-нибудь надежно прикрыть тылы и предотвратить окружение.

«В сложившейся, поистине критической, ситуации требовалось принять неординарное решение, – отмечает Дайнес, – которое позволило бы не допустить прорыва основных сил противника на противоположный берег Халхин-Гола. В этой обстановке командир корпуса мог только рассчитывать на свой резерв: 11-ю танковую и 7-ю мотоброневую бригады, которые насчитывали до 150 танков и свыше 150 бронемашин. Кроме того, в его распоряжении находился бронедивизион 8-й монгольской кавалерийской дивизии, оснащенный сорокапятимиллиметровыми пушками.

По приказу Жукова резерв был немедленно поднят по боевой тревоге и начал выдвижение к горе Баин-Цаган. 11-я танковая бригада (комбриг М. П. Яковлев) получила задачу во взаимодействии с 24-м мотострелковым полком (полковник И. И. Федюнинский), усиленным артиллерийским дивизионом, с ходу атаковать противника и уничтожить его. 7-й мотоброневой бригаде (полковник A. Л. Лесовой) предстояло нанести удар по врагу с юга».

Годы спустя сам Жуков так рассказывал об этих событиях Константину Симонову: «На Баин-Цагане у нас создалось такое положение, что пехота отстала. Полк Ремизова отстал. Ему оставался еще один переход. А японцы свою 107-ю дивизию уже высадили на этом, на нашем, берегу. Начали переправу в 6 вечера, а в 9 часов утра закончили. Перетащили 21 тысячу. Только кое-что из вторых эшелонов еще осталось на том берегу. Перетащили дивизию и организовали двойную противотанковую оборону – пассивную и активную. Во-первых, как только их пехотинцы выходили на этот берег, так сейчас же зарывались в свои круглые противотанковые ямы. Вы их помните. А во-вторых, перетащили с собой всю свою противотанковую артиллерию, свыше ста орудий. Создавалась угроза, что они сомнут наши части на этом берегу и принудят нас оставить плацдарм там, за Халхин-Голом. А на него, на этот плацдарм, у нас была вся надежда. Думая о будущем, нельзя было этого допустить. Я принял решение атаковать японцев танковой бригадой Яковлева. Знал, что без поддержки пехоты она понесет тяжелые потери, но мы сознательно шли на это».

«Оценивая сейчас смелое по замыслу решение Г. К. Жукова, – писал в своей книге «На Востоке» генерал армии И. И. Федюнинский, – нельзя не заметить, сколь точно и правильно определил Георгий Константинович, что главным нашим козырем были бронетанковые соединения и что, только активно используя их, можно разгромить переправившиеся японские войска, не дав им зарыться в землю и организовать противотанковую оборону».

Обозначив боевые задачи подразделениям резерва, Жуков сразу же отправился на командный пункт неподалеку от Баин-Цагана. Его адъютант Воротников так описывал тогдашние события: «Свой командно-наблюдательный пункт Г. К. Жуков разместил вблизи самой горы, в районе которой уже шел жаркий бой. Он занял небольшой малонадежный блиндаж в три наката бревен. В нем до начала сражения находился командир 36-й мотострелковой дивизии. Сюда был подведен телефон для связи с частями, ведущими бой на правом берегу Халхин-Гола. Из этого блиндажа Г. К. Жуков управлял сражением, четко и решительно реагировал на все изменения в боевой обстановке, проявляя удивительную работоспособность».

Едва приехав, Жуков приказал открыть по японцам огонь силами тяжелой артиллерии – в том числе и той, которая осталась на восточном берегу. В то же время в воздух была поднята вся имевшаяся в корпусе авиация – и бомбардировщики, и истребители.

Уже в семь часов утра подоспели первые группы самолетов, начавшие бомбить и обстреливать и японские войска на Баин-Цагане, и переправу через Халхин-Гол. Одновременно с этим не прекращался артиллерийский обстрел горы и переправы. К девяти часам подоспел авангард 11-й танковой бригады. Жуков и командир бригады Яковлев обсудили ситуацию и пришли к выводу, что медлить нельзя: следует лишь дождаться, когда подоспеют еще самолеты и подойдут какие смогут танки.

Жуков рискнул всем, нарушив даже требования боевого устава РККА и пренебрегая мнением командарма Штерна. Тот впоследствии все-таки согласился, что в сложившейся ситуации иных вариантов не было. Однако кто-то из особистов направил в Москву донесение, чтобы не сказать донос: Жуков-де преднамеренно бросил в бой танковую бригаду без разведки и положенного пехотного сопровождения. Из Москвы явилась следственная комиссия во главе с заместителем наркома обороны, командармом 1-го ранга Г. И. Куликом. Легко догадаться, что отношения у Жукова с ним не сложились категорически.

Халхин-Гол применительно к Жукову и его военной биографии называли «Тулоном красного комдива». Этому жестокому, драматическому и одновременно триумфальному моменту посчастливилось быть запечатленным не только в сухих строках донесений, но и пером талантливого писателя Константина Симонова, бывшего в то время корреспондентом фронтовой газеты «Героическая красноармейская» и непосредственным очевидцем событий.

В романе «Товарищи по оружию» он так описывал напряженную подготовку к наступлению: «Командующий сидел в углу на своей неизменной парусиновой табуретке и показывал нагнувшемуся над картой командиру бронебригады, куда тот должен вывести один из своих батальонов, к рассвету переправив его на восточный берег.

– Огнем и броней ударите с тыла но японцам, когда мы их сбросим с Баин-Цагана и они покатятся к переправе, – сказал командующий, подчеркивая слово «покатятся». – Задача ясна?

– Ясна, товарищ комдив!

– А что у вас лицо такое? Сапоги жмут?

– Потери большие, товарищ комдив.

– Потери как потери, – сказал командующий. – Завтра, когда выполним задачу до конца, сравним с результатами. Отправляйтесь!

Командующий с командирами вышел из палатки.

Хвосты тумана кое-где цеплялись за лощины, но горизонт был уже ясен, и на нем выделились черные бугры сгоревших вчера танков».

И началось знаменитое контрнаступление.

«В 10 часов 45 минут, – вспоминал Жуков, – главные силы 11-й танковой бригады развернулись и с ходу атаковали японские войска… Бой продолжался день и ночь 4 июля. Только к 3 часам утра 5 июля сопротивление противника было окончательно сломлено, и японские войска начали поспешно отступать к переправе. Но переправа была взорвана их же саперами, опасавшимися прорыва наших танков. Японские офицеры бросались в полном снаряжении прямо в воду и тут же тонули, буквально на глазах у наших танкистов.