Танковый прорыв. Советские танки в боях, 1937–1942 гг. - Михаил Cвирин

Еще вечером 23 июня штаб ЮЗФ получил сообщение, что танки и мотопехота противника, прорвавшиеся в район Берестечко, начинают обходить правый фланг корпуса и угрожают непосредственно Бродам. В связи с этим командующему 15-м механизированным корпусом генералу Карпезо был отдан приказ — удерживая фронт на сокальском направлении, перебросить часть сил на левый фланг, во взаимодействии с подходящим к утру 24 июня в район Броды 8-м механизированным корпусом атаковать и уничтожить танки и танкетки противника в направлении Берестечко.

В соответствии с упомянутым выше распоряжением генерал Карпезо решил произвести рокировку соединений с одного фланга на другой: 37-я танковая дивизия должна была сменить 10-ю, пересечь реку Стырь возле Монастырека и быть готова атаковать в северном направлении — на Лешнев и далее на Берестечко. 10-ю танковую дивизию предполагалось перебросить на левый фланг — для сдерживания танковых частей противника западнее Радзехова.

Однако выполнить перестроение не удалось: в пять вечера 24 июня 10-я танковая дивизия была остановлена командиром корпуса в районе Буска и развернута обратно. Вероятно, это было связано с тем, что командование ЮЗФ потребовало нанести новый удар в прежнем направлении. В 21:00 штаб фронта отдал приказ (№ 0015) — в 7:00 25 июня частям 8-го, 15-го и 4-го механизированных корпусов атаковать противника и при поддержке авиации выйти в район Войница, Милятин, Сокаль.

В итоге к рассвету 25 июня дивизия (без 19-го танкового полка) заняла оборону на рубеже южнее города Холоюв. Ее 19-й танковый полк получил приказ на возвращение слишком поздно, уже возле Бродов, и вышел в указанный ему район лишь к 20:00 25 июня, проделав 105-километровый марш. В ночь на 25 июня 37-я танковая дивизия тоже была остановлена перемещением, развернута по реке Радоставка с распоряжением подготовиться к новой атаке на Радзехов.

Тем временем командир 15-го механизированного корпуса получил новое известие из штаба фронта:

«4-й механизированный корпус в операции, проводимой 25.6.41 г., не участвует. 8-я танковая дивизия из района Янув в течение дня 25.6.41 г. выводится в район Буск в распоряжение командира 15-го механизированного корпуса».[210]

Увы, 8-я танковая дивизия на этот момент представляла собой сводный танковый отряд, насчитывавший 65 танков; мотострелковый полк дивизии командующий 6-й армией, вопреки приказам штаба фронта, все-таки оставил себе…

Между тем, еще днем 24 июня на основе указаний Жукова командование ЮЗФ должно было отдать командующему 15-м мехкорпусом совершенно иной приказ: вывести корпус из боев и, оставив на пути противника заслоны, начать сосредоточение в районе Броды. Цель — совместно с находящимся на подходе 8-м мехкорпусом нанести мощный удар на Дубно, во фланг и тыл 11-й и 13-й танковым дивизиям противника, рвущимся к Ровно.

Очень похоже, что этот приказ или вообще не был отдан, или не дошел до генерала Карпезо.[211] Дело в том, что штаб ЮЗФ время от времени пытался управлять дивизиями напрямую, без ведома корпусного командования. В частности, вечером 24 июня на КП 212-й моторизованной дивизии в двух километрах севернее Бродов имел место совершенно дикий случай. Заместитель командира 15-го мехкорпуса полковник Ермолаев, прибывший в расположение 212-й моторизованной дивизии, встретил здесь представителя штаба фронта генерал-майора Панюхова, который заявил ему, что дивизия выполняет приказы штаба фронта и не будет участвовать ни в каком наступлении, а останется оборонять Броды до подхода 8-го мехкорпуса.

Поскольку 8-й механизированный корпус все еще находился в пути, наступление началось без него и с опозданием на несколько часов. Оно велось по двум операционным линиям, ориентированным в прежнем направлении — на Радзехов и Холоюв, на северо-запад и на запад. 37-я танковая дивизия сбила боевое охранение противника, форсировала реку Радоставка и несколько продвинулась вперед. А вот не успевшая сосредоточиться 10-я танковая дивизия столкнулась с превосходящими силами противника. Ее 19-й танковый полк подойти еще не успел, а командир 20-го танкового полка смог выделить для атаки лишь группу из 15 машин под командованием майора Говора. Атаковав в направлении Холоюва, она напоролась на сильный огонь противотанковых орудий напоролся на мощную противотанковую оборону, потерял 7 машин БТ и 4 КВ (!) и вынужден был отойти. Погибло 4 танковых экипажа, в том числе сам майор Говор. Согласно донесениям, у противника было уничтожено 56 противотанковых орудий, 5 танков и до роты пехоты.

Тем временем на флангах дивизии появилась вражеская пехота, 20-й танковый и 10-й мотострелковый полки сами вынуждены были перейти к обороне при поддержке двух батарей 10-го гаубичного артполка дивизии. Таким образом, наступление фактически не состоялось. В 10 часов следующего дня 19-й танковый полк 10-й танковой дивизии, накануне не успевший принять участие в наступлении, по частной инициативе его командира подполковника Пролеева атаковал противника в направлении Охладува. В итоге боя было доложено об уничтожении около 70 противотанковых орудий, 18 танков, батальона пехоты и двух самолетов противника. Сам полк потерял 72 человека (из них 5 убитыми и 56 пропавшими без вести), 9 танков KB и 5 БТ-7.

Утром 26 июня штаб корпуса получил от командования фронта очередной приказ на наступление — приведенный выше № 0016 от 21:15 25 июня. Однако поскольку соединения корпуса приводились в порядок после вчерашних атак, приказ выполнен не был. Зато днем сам корпус был атакован вражеской авиацией (это была эскадра KG.55 «Граф») и понес серьезные потери. Зенитчики доложили о шести сбитых самолетах — но на самом деле эскадра потеряла лишь два бомбардировщика He 111.

Около шести вечера командный пункт корпуса, расположенный на высоте 210,0 южнее селения Топоров и не замаскированный, подвергся атаке 18 бомбардировщиков эскадры: противник хорошо знал, где расположены пункты управления советских частей. А далее случилось жуткое. После окончания налета командир корпуса генерал-майор Игнат Иванович Карпезо был найден недвижимым и залитым кровью возле штабной палатки. Вызванный уцелевшими офицерами врач констатировал смерть. Генерала похоронили здесь же. А вскоре из штаба армии вернулся комиссар корпуса И. В. Лутай. Узнав о случившемся, он схватился за кобуру и потребовал откопать могилу. Глаза у комиссара были белые и бешеные. Испуганные штабисты схватились за лопаты. Когда генерала выкопали, он дышал…

Контуженного генерал-майора Карпезо отправили в тыл, в командование корпусом вступил полковник Ермолаев.

Весь день продолжались тяжелые, безрезультатные и беспорядочные бои на рубеже Колесники, Монастырек-Охладувски и по реке Радоставке. Корпус никуда не наступал, ограничиваясь ведением разведки, отражением многочисленных атак противника с разных направлений и наведением переправы через Радоставку.

В одиннадцать вечера полковник Ермолаев получил через комбрига Петухова приказ штаба Юго-Западного фронта: во взаимодействии с 8-м механизированным корпусом разгромить мотомеханизированную группу противника, действующую на дубенском и кременецком направлениях. Наступление мехкорпуса и подчиненной ему 8-й танковой дивизии должно было начаться в 9:00 27 июня, направление движения — Лопатин, Щуровице, Дубно, то есть опять по расходящимся линиям. К исходу дня следовало выйти в район Берестечко и в дальнейшем повернуть на восток — на Дубно. 212-я моторизованная дивизия должна была действовать в составе 8-го мехкорпуса.

К исходу 26 июня части 15-го корпуса имели:

• 10-я танковая дивизия — 10 танков KB, 5 танков Т-34, 4 танка Т-28 и 20 машин БТ-7.

• 37-я танковая дивизия — 29 танков Т-34, 185 танков БТ-7, 7 танков Т-26.

Вместе с отрядом 8-й танковой дивизии, но без 212-й моторизованной дивизии подразделения корпуса к этому моменту насчитывали 325 танков разных марок и 36 орудий, из которых только 7 полковых, а остальные калибром 122 и 152 мм.

Но главное — на три танковых дивизии, пусть и сильно потрепанные, приходилось всего 4 батальона пехоты. Поэтому о каком-либо закреплении результатов успеха не могло идти и речи. К тому же все части корпуса (за исключением 212-й дивизии, продолжавшей обороняться на рубеже Радзивилов, Шныров, Пляски) к моменту получения приказа на атаку в направлении Дубно во исполнение предыдущего приказа отводились на Золочевские высоты. То есть их приходилось снова поворачивать обратно и бросать в бой.

Тем временем в район Бродов наконец-то начали подходить измученные 500-километровым маршем соединения 8-го механизированного корпуса.[212] К 15 часам 25 июня передовые отряды корпуса достигли города Броды. К их огромному удивлению обнаружилось, что в городе вообще нет никаких войск — ни наших, ни немецких. Информации о своих соседях справа и слева командир корпуса не имел, общий замысел наступления представлял более чем схематично, тем более, что командование ЮЗФ не известило его ни о плане операции, ни о расположении противника. Командир 8-го мехкорпуса знал лишь свою задачу — наступать на Дубно. О том, что предполагается встречный удар 9-го и 19-го мехкорпусов, он не ведал, и поэтому даже в мыслях не имел, что итогом операции может (и должно!) стать окружение ударной группировки противника. Таким образом, в изначально неплохой план контрудара уже заранее были заложены зерна поражения.