Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет - Александр Лопухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Близ того места, где израильтяне вышли на восточный берег Чермного моря, от берега идет равнина, ведущая к плодородному оазису, известному еще и теперь под названием Айюн-Муса (Источники Моисеевы), на расстоянии четверти часа пути от берега. Здесь-то, наверно, и расположились израильтяне после чудесного перехода Чермного моря. Чудесное избавление от страшной опасности привело их в неописуемый восторг. Этого спасения никак нельзя было приписать самим себе; оно было в собственном смысле чудесно, и народ ликовал, прославляя Иегову и своего доблестного вождя Моисея. Иегова, очевидно, есть Бог превыше и всесильнее всех богов. Все сердца были переполнены восторженной благодарностью к Богу. В такие великие исторические моменты народная душа изливается в дивно-поэтических творениях, и душа израильского народа вдохновенно выразилась в той хвалебной песни, которая сделалась историческим заветом народа и послужила основой для его религиозной и гражданской поэзии во все последующие века. «Моисей и сыны Израилевы воспели Господу песнь сию:
Пою Господу, ибо Он высоко превознесся,Коня и всадника его ввергнул в море.Господь моя крепость и слава:Он был мне спасением,Он Бог мой, и прославлю Его,Бог отца моего, и превознесу Его».
По окончании великой исторической песни началось простое народное ликование и празднество. Мариам, достойная сестра великих братьев-освободителей, образовала хороводы и с тимпаном в руках вдохновляла женщин и дев к пляскам, песням и играм. Это был самый счастливый день в истории избранного народа.
Такое необычайное событие, конечно, не могло пройти незамеченным в тогдашнем мире, и предания о нем долго сохранялись у соседних народов. Племена к востоку от Чермного моря, говорит Диодор Сицилийский, бывший в Египте незадолго до Рождества Христова, «имеют предание, передающееся в течение веков, что однажды весь залив во время сильного отлива обнажился от воды, которая стенами стояла по обеим сторонам, делая видимым дно». Греко-иудейский писатель Артапан, живший также незадолго до Рождества Христова и написавший книгу об иудеях, отрывки которой сохранены Евсевием Кесарийским, говорит, что «жрецы Мемфиса обыкновенно рассказывали, что Моисей тщательно изучил время отлива и прилива Чермного моря и провел через него народ свой, когда мели совсем обнажились. Но жрецы Илиопольские рассказывают эту историю иначе. Они говорят, что когда царь египетский преследовал иудеев, то Моисей ударил воды своим жезлом, и они расступились так, что израильтяне могли пройти как по суху. Когда же египтяне решились вступить на этот опасный путь, то были ослеплены огнем с неба, море ринулось на них и они все погибли частью от молнии, частью от волн».
Знаменитый египтолог Бругш высказал новую теорию касательно места исхода, возбудившую значительный интерес в ученом мире. Он предполагал, что израильтяне пошли не южной дорогой к Чермному морю, как описано выше, а к северо-востоку, по направленно к Пелузию. Ваал-Цефон, по его мнению, был храм на горе Касие, уже за египетской пограничной стеной, в направлении к Ханаану. Так как эта дорога ведет уже не через Чермное море, а гораздо севернее его, то, по мнению Бругша, вместо библейского «Чермное море» нужно читать «Травное море», каковое название давалось не только заливам Чермного моря, наполненным водорослями, но и, главным образом, широким и страшным топям, известным под названием Сирбонских озер, между Пелузием и Гесемом, у берега Средиземного моря. Между этими озерами и Средиземным морем и теперь еще проходит узкая береговая полоса, которая, по-видимому, может служить путем сообщения между Египтом и Палестиной, но во время бурь заливается волнами моря. Этим-то путем и проведены были, по его предположению, израильтяне, между тем как во время прохода войска фараонова поднялась буря, которая стала заливать береговую полосу, вследствие чего войско пришло в смятение и ужас, потеряло свое настоящее направление и погибло в волнах. Как ни остроумна эта теория сама по себе, но принять ее невозможно, и не только потому, что она далеко отступает от библейского текста, но и потому, что новейшие исследования совсем не подтверждают ее. Дело в том, что проход по этой береговой линии невозможен, так как в некоторых местах она совершенно прерывается. Быть может, берег с того времени совершенно изменился; но и в таком случае кажется невероятным, чтобы Моисей повел свой народ этим путем, так как тут он был бы принужден прорваться через укрепления Пелузия, как раз запиравшие выход из страны в этом месте.
XVIII
Странствование израильтян по пустыне до Сина
Снявшись со своего стана в Айюн-Мусе, народ израильский под покровом Божиим и водительством Моисея двинулся по направлению к югу – вероятно, тем путем, которым и теперь ходят караваны из Египта к Синаю и в Аравию, неподалеку от морского берега, по пустынной кремнистой дороге. Чем дальше, тем местность становилась волнообразнее и гористее. Это была пустыня Сур. В течение трех дней народ тяжело двигался вперед, подкрепляясь запасенной в кожаных мехах водой; но последняя наконец истощилась, и мука жажды начала сказываться на всех. Это было неутешительным началом для новой свободной жизни и резко противоречило с тем, что израильтяне, вероятно, ожидали после своего чудесного избавления от фараона. Наконец они прибыли в долину Хувар, известную тогда под названием Мерра (Горечь), и в ней нашли воду; но она оказалась слишком соленой и горькой. Их нравственное воспитание уже началось. Иегова спас их при Чермном море и хотел приучить их уповать на Него и в будущем. Но это был тяжкий урок, и народ опять разразился громким ропотом против Моисея. Это было действительно страшное испытание их надежды на невидимого Вождя и Покровителя. Но помощь была близка, если бы только у них побольше было терпения и самоотречения. «Моисей возопил к Господу, и Господь показал ему дерево, и он бросил его в воду, и вода сделалась сладкою», так что народ с приятностью утолял свою жажду.
Направляясь отсюда дальше на юг, израильтяне следующий стан свой устроили при Елиме – «деревах», в местности, называемой так от семидесяти финиковых пальм, орошавшихся двенадцатью родниками. Местность эту отождествляют с теперешней долиной Гурундель, которая и доселе служит приятной стоянкой для караванов, наполняющих здесь свои кожаные мехи свежей родниковой водой и отдыхающих под тенью пальм. Дальнейший путь шел по местности обнаженной, холмистой и трудной для путешествия, и народ рад был, когда впереди показалась синева моря, на берегу которого и был раскинут стан. Направление это было, вероятно, избрано частью для того, чтобы народ вздохнул свежим морским воздухом после палящего и душного зноя пустыни, а также, быть может, и для того, чтобы воспользоваться всем, что мог предоставить в распоряжение народа находившийся здесь египетский порт – запасы пищи и предметов, которые могли оказаться полезными в пустыне.
Дорога от приморского стана шла на некотором расстоянии вдоль берега. Оставив высокие меловые утесы вади-Тайджибех, израильтяне вступили на равнину Мургаб, называемую в книге Исход пустыней Син, которая тянется вдоль берега; это кремнистая и почти совершенно лишенная всякой растительности местность. Даже зимой зной здесь ужасный, а израильтяне проходили по ней уже полной весной. Даже бедуины, обыкновенно легко сносящие зной, чувствуют здесь особенную тяготу. Можно представить, с какими тягостями сопряжено было здесь путешествие для огромной массы израильтян, устало тянувшихся с женами, детьми, стадами всякого скота и громадным обозом. К общим тягостям прибавилось то, что запасы пшеницы, муки и пищи всякого рода, захваченные из Египта (очевидно, огромные, если они велись так долго), наконец начали истощаться, несмотря на пополнения, произведенные во время стоянки у египетского порта. Прошло уже шесть недель со времени перехода Чермного моря, и им постоянно приходилось выносить только тягости в пустыне, где они мечтали о «свободе». Еще недавно они едва не погибли от жажды; теперь угрожал им голод, и ввиду новой опасности забыто было так недавно совершенное перед ними чудо. Против Моисея и Аарона опять поднялись ожесточенные крики, и в толпе стали раздаваться возгласы горького сожаления, что народ не остался в рабстве на берегах Нила, где он сидел у котлов с мясом и ел хлеба досыта. Неблагодарный и грубый народ, приученный вековым рабством полагаться в отношении своего пропитания на заботу господ, не хотел знать, что свобода требовала от него мужества и самодеятельности и была неразлучна с испытаниями. Но он должен был убедиться, что Моисей, во всяком случае, освободил его не для голодной смерти в пустыни и потому скоро открыл ему новые, необычайные для него, чудесные источники пропитания. Вечером того же дня вся местность около стана покрылась стаями перепелов, а на следующее утро появилась манна на всем окружавшем их пространстве. Манна отселе служила для них насущным хлебом до самого вступления в Землю обетованную. В вечное воспоминание об этом чудесном хлебе, одна мера (гомор) манны была впоследствии поставлена перед ковчегом для доказательства будущим поколениям о том чудесном промышлении, которое Бог имел о своем избранном народе в пустыне. Правила собирания и пользования манной должны были приучать народ не заботиться много о вещественном, полагаться на провидение Божие, а отсутствие ее падения по субботам служило указанием на необходимость соблюдения субботы как дня покоя, посвящаемого на служение Богу. Пропитание манной было столь необычным явлением, что впоследствии оно сделалось синонимом питания божественным словом, и сама манна стала прообразом Христа, Слова Божия, который пришел с неба как хлеб жизни, чтобы дать жизнь всем верующим в Него.