Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4 - А Адалис

Галина пригорюнилась по-бабьи:

«А и тоска от него — закачаешься, — думала она. — Слово-то какое нашел страшное: “безпродолжения”!» — а вслух сказала бодро и скучно: — Брось, Сережа! — и собрала с колен, как хлебные крошки, серебристые лепестки.

Невиданное дерево — краса и гордость летней залы Совета Семи — отцветало. По синеве завечеревших стеклянных стен тающие цветы проносились, как падающие звезды. Вдали вольно и заунывно плыл пароходный гудок мыловаренного завода. У Сергея снова затошнило в голове.

— Борька!

— Я слушаю тебя.

Борис вышел из своего угла, шурша белым хитоном и пощипывая золотистую бородку. За неделю пребывания в «стране чудес» он изменился до неузнаваемости. Дорожный загар слетел с покатого лба и тощих рук после первой ванны. На розовых губах заиграла утонченная вежливость. Голубые глаза за идеально подобранными стеклами пенсне приобрели выражение сдержанной благосклонности. Поправив пенсне, он по-докторски сел против Сережи и легко положил свои бедные пальцы на его смуглый кулак.

— Я люблю вспоминать наше прошлое, — вступил он, — Ташкент, Самарканд, Шахрисябз. Помнишь верблюдов?

Сергей недоверчиво, по-птичьи, покосился на молодого патриция. Борис поощрительно улыбнулся:

— Конечно, ты сильный человек, Сергей, ты будешь вести себя с подобающим мужеством, — и он обратил неторопливо ласковый взгляд в сторону трех сигарных огоньков: — How do you do? Скоро начало?

— Иесс, т. е. да, — лениво отозвался Броунинг.

Уикли устало потянулся. Александр Тимофеевич кряхтя встал с дивана и заходил по комнате.

— Спайки у нас нет, товарищи, вот что плохо. Э-эх! — Белогвардеец с отеческой укоризной покачал головой. — Солидарности не видать. Неправильный подход, товарищи.

— Брось, поручик, — привычно бросила Галина и сразу точно проснулась от огромного стеклянного звона.

Борис, заложив нога за ногу, поправил складки одеяния. Час настал.

Первым явился незнакомый полубог саженного роста. Лицо его, столь же трафаретно прекрасное, как у всех в этой стране, ухитрялось выражать несокрушимое упрямство и капризный ум. Тихо высморкавшись, он занял место на узком краю стола; остальные — инженер Эвгелех, врач Кафарион, философ Курятников, поэт Эммануил Уманский, астроном Боэций и первый ученик философии Додик — разместились по сторонам председателя.

«Закачаешься». — думала Галина, нервно соскребывая с пояса засохшие следы пирожного. Она оглянулась за сочувствием на мужа, но юноша сутуло дремал на диване в районе сигарного дыма и фруктовых объедков.

Когда атмосфера основательно сгустилась, председатель начал:

— Просят не курить.

Окурки были аккуратно потушены.

— Хайре полито, — продолжал председатель. Древнеэллинское приветствие, произнесенное с четким петербургским акцентом, прозвучало остро и интеллигентно. — Радуйтесь, сограждане, это относится и вам, новенькие. — Улыбнувшись глазами своей ласковой остроте и вспыхнув-тему пенсне Бориса, он заговорил более металлическим голосом:

— Речь моя будет именно к вам. Десять дней истекло с тех пор, как судьба республики привела вас в тихую пристань. Бессознательная гордость руководила вами в пути. Разумное смирение стало вашим приютом. Но не в этом дело. Я радуюсь, я неприкрыто радуюсь! Чему я радуюсь?

— спросите вы. Тому, что, узнав вас за десять дней со всех интересующих нас сторон, мы нашли вас достойными вашей судьбы. Почему все религии и доктрины осуждают самоубийство? — он коротко насладился эффектом. — Все религии и доктрины осуждают самоубийство, потому что человек должен сначала заслужить и заработать свой ломоть смерти.

— Сограждане! Что есть посмертное существование? Повечно-жизненная санатория. Свободное развитие наук, искусств, философии, не есть ли оно тот свежий и разреженный горный воздух, который создает климатические курорты? Должен добавить, что истинная свобода только у нас, ибо мы вынуждены быть свободными.

— Наша республика — посмертное существование. Санатория без цели покинуть ее. Наша республика не имеет экономического смысла: правительство без народа, производство без труда, труд без производства, промышленность без вывоза, любовь без воспоминаний!

— В глубокой брезгливости друг к другу и к человечеству мы воспитываем наших детей. Брезгливость создала наши этические нормы. Она же помогла нам победить техническую отсталость. Если наши внуки захотят быть ренегатами и уйти к людям, это их дело.

Врач Кафарион, ближайший к председателю, поднял голову и внезапно пробормотал с глубокой обидой:

— Пожалуйста, сделайте одолжение, ради бога!

— Но это уже будет не наша история и не наша судьба,

— продолжал председатель, — истинная брезгливость только у нас, ибо мы лишены этой возможности…

Доклад расширялся, как органная композиция Баха.

— Мы — нация, ибо нас связывает физиологическая особенность. Скажу больше, мы — раса, ибо в нашу среду собрались представители всех народов. Если национальности в своем первоначальном истоке суть аналитически разложение расы, то неужели нельзя назвать расой произвольный синтез национальностей, связанных химическим сходством крови? Наша раса не имеет биологического смысла.

— Сколько нас, это тайна и останется тайной. Основное ядро очень невелико, но братья наши разбросаны по всей земле. На побережьях арктических льдов и на счастливых островах Гогена, в тайге, в песках, в бамбуковых зарослях, в изъеденных тишиной горах — они всюду. Темные и жалкие, они проклинают грубую участь, но нашедшие дорогу к нам обретают мир.

— После прохождения допризывного искусственного подбора, — тихо и ворчливо добавил доктор.

— Мир изгнал нас из своей статистики. Мы изгоняем его из наших расчетов. Мы — фанатики комфорта. Первых из нас привели сюда апостолы чистой науки. Слава им! Почтим апостолов вставанием.

После процедуры вставания, председатель продолжал интимней и тише:

— И они не ошиблись, ибо только свободный может честно служить отвлеченной мысли в часы досуга от наслаждений. Самолюбие — вот наша сущность, дорогие гости, то, что вы, люди, называете амбицией, но наша амбиция имеет высокий и прекрасный тон. То, что есть у вас, должно быть у нас — и лучше. Нет современного изобретения, доброго или злого, которого мы бы не использовали. Нет идеи, которую бы не обсудили — от новой кометы Бедля до журнала почтовиков СССР «Связь». Но не в этом дело. Цель сегодняшнего собрания открыть вам первую и главную тайну республики. Будьте тверды! Будьте мужественны! Будьте крепки сознанием и велики духом.