Голая королева. Белая гвардия-3 - Александр Бушков

Прибывшие вскоре эксперты быстро определили, что все снимки сделаны из одной точки, легко ее вычислили и извлекли установленную над абажуром, направленную на постель фотокамеру, сущее чудо техники: крохотная, способная снимать в инфракрасных лучах и передавать снимки по радио на расположенное где-нибудь в отдалении приемное устройство. Подобные великолепные игрушки используются исключительно спецслужбами, в магазинах не продаются и простому народу недоступны).

В прихожей нашли валявшийся на полу ключ — отличной работы дубликат настоящих, имевшихся и у полковника, и у его пассии. Отличной работы, но самоделка — из другого металла, названия фирмы, как на настоящих, нет. И пистолет у покойничка оказался не какой-нибудь дешевой дрянью — новехонький «Зиг-Зауэр» с магазином на пятнадцать патронов, такими как раз американцы сейчас перевооружали армию и полицию вместо привычных, но отставших от века «Кольтов». В этой стране таких еще не было ни на вооружении, ни на черном оружейном рынке, так что почти все видели эту современную, убойную игрушку впервые (кроме Мтанги, которому подчиненные в прошлом году преподнесли в подарок на день рожденья — Флорисьен расстарался, раздобыл в Европе).

— Вот, пожалуй, и все, — севшим голосом сказал Мтанга. — Добавить, собственно, нечего…

Он достал пачку «Беломора» (как и обещал Мазур, прислали ящик), уже привычно дунул в картонный мундштук, примял его пальцами в двух местах, как научил Мазур. Закурил, разделавшись с папиросой буквально в три длинных затяжки, раздавил окурок в неказистой, но вместительной глиняной пепельнице. Поднял на Мазура тоскливый взгляд:

— Этот недомерок ни за что не смог бы все устроить сам, в одиночку. Совершенно не тот человек. Понимаете?

— Прекрасно понимаю, — столь же тоскливо сказал Мазур. — Ничтожество, не имевшее ко всему этому никаких возможностей…

Он не сомневался, что полковник прав. Конечно, во всех уголках света именно такие вот плюгавые ничтожества порой — жуткие ревнивцы. Сплошь и рядом у них хватало духа укокошить неверную супругу, а то и любовника, застукав обоих на горячем. Однако возможности у таких вот ничтожеств крайне ограничены, и потому в ход идут совершенно другие средства, гораздо проще: кухонный нож, топор, паршивенький подержанный пистолетик в лучшем случае. Сейчас все выглядело совершенно иначе. Никак нельзя поверить, что тот плюгавый недомерок, чья жизнь уже изучена, начиная со школьных лет, смог бы все это проделать — ну, разве что выследить изменницу и определить квартиру. Но все остальное… Раздобыть суперфотокамеру, каких и в здешних-то спецслужбах не так уж много, достать где-то пистолет новейшего образца, каких в стране едва дюжина сыщется у людей типа Мтанги, Принцессы либо командира элитного парашютного батальона… Ну, правда, он мог, украдкой стащив ключи из сумочки жены, определить нужный и заказать дубликат, но вот все остальное, как уже говорилось…

Кто-то за всем этим стоял — нехилые профессионалы, смело можно предположить, не опасаясь обвинений в излишнем полете фантазии. Только профессионал мог бы все так тщательно подготовить — раздобыть такую камеру и такой пистолет, тайно проникнуть в квартиру, мастерски установить камеру. Ну, а потом они пришли к крысенышу, рассказали все, показали толстую пачку фотографий, дали пистолет и наводку на квартиру. Возможно, они ему сказали, что представляют высокопоставленных и влиятельных врагов Лавуты и потом наймут хороших юристов — да впрочем, и так на стороне крысеныша было бы и общественное мнение, и присяжные. В силу стародавних неписаных традиций, открыто одобрявших мужа, порешившего и неверную супругу, и ее любовника. Погоны и положение Лавуты ничего не меняют. Лаврик сам говорил как-то: он не слышал, чтобы за все годы независимости хоть один такой угодил бы за решетку: присяжные, конечно, их не оправдывали, но отпускали с мелким условным сроком. Это только злые колонизаторы французы, никак не желавшие вникнуть в местные традиции, рассматривали таких субъектов как вульгарных убийц и отправляли либо на каторгу, либо на гильотину — так что в колониальные времена народ осторожничал, и подобное случалось разве что в глуши, где свидетелей потом и с собаками не сыщешь. Ну, а когда пришла независимость, иные традиции вновь расцвели пышным цветом — национальная самобытность, ага…

И теперь приходится с прискорбием, с бессильной злостью признать, что ведомство Лавуты они потеряли. Временно исполняющим его обязанности назначен первый заместитель покойного — что ж, военный министр в своем праве, законов и уставов не нарушил, наоборот, соблюл. А с этим временным каши не сваришь: совершенно бесцветная, безвольная личность, разве что исполнительная. Умрет со страху, если предложат проявить хоть капельку инициативы, ни в одну серьезную семью не входит, закулисных интриг боится, как черт ладана, будет советоваться с военным министром даже о том, с какой стороны положить член, когда надевает штаны. Ну, предположим, последнее чистой воды преувеличение, но все остальное — святая правда. Лавута в свое время поступил, по здешним критериям, очень правильно, взяв первым заместителем такую вот исполнительную медузу — меньше беспокойства за свое кресло, медуза не станет ни подсиживать шефа, ни разводить интриги за его спиной, ни перепродаваться кому-то другому. Но теперь для Натали и оставшихся в живых членов семьи медуза стала серьезнейшей помехой. После коронации все легко можно будет изменить, поставив подходящего человека, но пока что они такой возможности лишены…

— Сначала Кимолу, теперь Лавута… — сказал Мазур. — Теперь никаких сомнений: кто бы они ни были, они целеустремленно и мастерски выбивают членов семьи…

— Кто бы сомневался… — проворчал Мтанга.

— Полковник… — сказал Мазур. — А что, если вам опять, как после смерти Папы, на несколько дней уйти в подполье? До коронации, а? Вы вполне можете оказаться следующим, один черт знает, что они могут в следующий раз придумать…

— Не могу, — с оттенком печали сказал Мтанга. — На сей раз не могу. Несколько серьезных комбинаций, которые нужно решить еще до коронации, замыкаются исключительно на меня, а из подполья я ими рулить никак не могу. Я должен оставаться на месте, увы…

— Но ведь, возможно…

— Я должен, — решительно оборвал его Мтанга. — И никаких дискуссий быть не может, ясно вам? Кстати, а вы-то сами как? Не считаете, что и вас могут… попытаться? Конечно, уходить в подполье вам не позволит начальство, но вы могли бы засесть в Лунном дворце, покидая его лишь в случае крайней необходимости, при поездках с Натали, а их уже не так много и ожидается, все важные встречи прошли…

— Вот уж я не опасаюсь нисколечко, — сказал Мазур. — Не из глупой бравады, ничего такого… Просто… Против нас играют весьма неглупые люди, и они должны понимать, что меня убирать бессмысленно. Потому что я не Большой Игрок наподобие вас с Очеренго или доктора Катуми, Я — лицо сугубо подчиненное, и за спиной у меня — государство. Меня бесполезно убивать, понимаете? Едва ли не мгновенно мне на смену будет поставлен другой, а если что-то случится и с ним, моментально появится новая фигура. Нас столько, что невозможно перебить всех, попросту нереально, затянулось бы на долгие-долгие годы. А сейчас речь идет всего-то о нескольких днях. Быть может…

— Я же сказал: и не уговаривайте! — рявкнул Мтанга. И тут же сбавил тон до обычного: — Полковник, я в самом деле не могу уходить сейчас в подполье. Особенно теперь, когда мы потеряли Кимолу и Лавуту, — он заговорил вовсе уж мягко, проникновенно, и не понять, то ли Мазура убеждал, то ли самого себя. — Нам нужно продержаться даже меньше недели. Процентов восемьдесят населения уже проголосовали — правильно. Оставшиеся двадцать — это жители северной глуши. Вертолеты с урнами и охапками бюллетеней от темна до темна мотаются по тамошним деревушкам. Я бы плюнул на все и подрисовал недостающее сам, мы свои люди, к чему церемонии… Но на сей раз, увы, за нашими людьми таскается чертова туча наблюдателей из ООН, нельзя подставляться… Ничего. Всего-то несколько дней. А я везучий. Я вам никогда не говорил, но меня пытались убить восемь раз. И ничего, вот он я, перед вами, живехонек и даже не ранен. Обойдется… — протянул он с яростной убежденностью, так, словно пытался заклясть события и повернуть их в свою пользу. — Обойдется… Охрану я усилил. Здание нашей милой конторы строилось моим предшественником так, чтобы ни один вход-выход не мог оказаться под прицелом снайпера. Когда я выезжаю встретиться с кем-то нужным, никто посторонний не знает заранее. Я даже принял меры, чтобы избежать участи Кимолу…

Он поднял руки. Мазур только сейчас обратил внимание, что полковник в перчатках под цвет кожи — и выругал себя за невнимательность.

— Кроме того… — поглядывая как-то загадочно, продолжал Мтанга. — Появился след Акинфиевых. Так, следочек — но он может превратиться в цепочку хороших, четких, полноценных следов, ведущих прямехонько в логово…