Assassins Creed. Ренессанс - Оливер Боуден

Из дальнего конца раздался голос шестого участника встречи, скрытого темнотой:

– Он благословляет задуманное вами, но при условии, что никто не будет убит. Я дословно передаю вам его слова.

Говоривший вышел на свет. У Эцио перехватило дыхание. Он сразу узнал человека в красном плаще с капюшоном, хотя видел лишь губы, скривленные в усмешке. Это был главный римский гость – Родриго Борджиа! Il Spagnolo![73]

Остальные заговорщики тоже понимающе улыбнулись. Они прекрасно знали, чему верен нынешний папа. Знали они и то, что приехавший к ним кардинал, по сути, управляет Сикстом. Но папа, естественно, не мог открыто потворствовать кровопролитию.

– Хорошо уже то, что мы наконец-то сможем осуществить задуманное, – сказал Франческо. – Мы слишком долго мешкали и выжидали. И все-таки убийство в стенах собора навлечет на нас суровое осуждение.

– Это наша последняя и единственная возможность, – властным тоном произнес Родриго. – А поскольку, избавляя Флоренцию от подобного сброда, мы вершим богоугодное дело, место, где оно свершится, не так уж важно. К тому же, когда город окажется в нашей власти, пусть людишки ропщут на нас… если осмелятся.

– Учтите, что они постоянно меняют свои замыслы, – напомнил тот, кого называли Бернардо. Эцио догадался, что это, должно быть, Барончелли – банкир Пацци. – Я даже собираюсь послать надежного человека к его младшему брату Джулиано. Пусть проследит, чтобы не опоздал к торжественной мессе.

Четверо засмеялись. Испанец даже не улыбнулся. Якопо тоже было не до смеха.

– Что вас тревожит, Якопо? – спросил Борджиа старшего Пацци. – Думаете, они могут что-то подозревать?

– Такого просто быть не может! – воскликнул порывистый Франческо, не дав сказать дяде. – Эти Медичи слишком высокомерны и слишком глупы. Где им заметить то, что творится у них под самым носом?

– Глупо недооценивать наших врагов, – упрекнул племянника Якопо. – Не на деньги ли Медичи в Сан-Джиминьяно была устроена кампания против нас?

– На этот раз проблем не будет, – огрызнулся племянник, возмущенный тем, что его одернули перед соратниками.

В его памяти была еще слишком свежа гибель собственного сына, Вьери.

Некоторое время все молчали. Затем Бернардо повернулся к Стефано да Баньоне:

– Padre, мне нужно одолжить у вас несколько сутан для завтрашнего утра. Пусть думают, что их окружает духовенство. Это их успокоит.

– Кто нанесет удар? – спросил Родриго.

– Я! – ответил Франческо.

– И я! – хором добавили Стефано, Антонио и Бернардо.

– Хорошо. – Родриго задумался. – Думаю, лучшим оружием будут кинжалы. Их намного легче спрятать. К тому же в узком пространстве они удобнее мечей. Но не стоит забывать и о папском арсенале. Не сомневаюсь, что после устранения братьев Медичи нам придется спрятать все концы. – Подняв руку, он перекрестил заговорщиков. – Dominus vobiscum[74], синьоры. Да направит нас Отец Понимания. – Он огляделся по сторонам. – Полагаю, мы обсудили все, что требовалось. А сейчас я вынужден вас покинуть. У меня есть еще ряд важных дел. Ночью я отбуду в Рим. Я не хочу, чтобы меня видели во Флоренции в день, когда правление Медичи обратится в прах.

Вжавшись в стену, Эцио ждал, когда все шестеро покинут часовню. Убедившись, что он совсем один, молодой человек достал фонарь, высек огонь и зажег фитиль.

Он вернулся тем же путем. Лис ждал его в сумраке капеллы Ручеллаи. Ощущая тяжесть на сердце, Аудиторе пересказал ему все, что услышал.

– Выходит, завтра утром они собираются убить Лоренцо и Джулиано Медичи… прямо в храме, во время торжественной мессы, – сказал Лис, выслушав рассказ. Чувствовалось, он сильно встревожен. – Это же святотатство! Но что еще хуже: если Флоренция станет вотчиной Пацци, нам всем несдобровать.

Эцио был погружен в свои раздумья.

– Вы могли бы сделать так, чтобы я тоже мог присутствовать на завтрашней службе? – спросил он у Лиса. – Хорошо бы мне расположиться у алтаря, как можно ближе к Медичи.

Лис помрачнел:

– Задача трудная, но выполнимая… Я догадываюсь, что́ у тебя на уме. Только одному тебе не справиться.

– Я попытаюсь застичь их врасплох. Учтите, Пацци знают местную aristocrazia[75]. Одно незнакомое лицо они могут не заметить, а несколько уже будут подозрительны. Но вам, Джильберто, обязательно нужно сделать так, чтобы я попал в собор.

– Зови меня Лисом, – ответил Ла Вольпе с улыбкой. – Только лисы сравнятся со мною в хитрости. – Он задумался. – Встретимся перед собором за полчаса до начала мессы, – сказал он, с каким-то новым уважением глядя на молодого человека. – Если сумею, я тебе помогу, мессер Эцио. Отец гордился бы тобой.

9

Воскресным утром 26 апреля Эцио проснулся на рассвете и сразу же поспешил к кафедральному собору. Людей на площади было совсем немного. Лишь монахи торопились вознести хвалу Богу. Помня, что ему нельзя привлекать к себе внимание, молодой человек влез на колокольню и уже там встречал восход солнца. А площадь постепенно заполнялась горожанами всех сословий. К собору шли супружеские пары и целые семьи. Шли простолюдины, богатые торговцы и знать. Воскресная утренняя месса считалась главной службой недели, и на ней, за редким исключением, всегда присутствовали герцог Лоренцо и его младший брат и соправитель Джулиано. Эцио пристально вглядывался в лица прихожан. Заметив Лиса, Эцио с ловкостью обезьяны спустился по боковой стене колокольни. Он еще раз напомнил себе о необходимости ничем не выделяться из толпы и не особо поднимать голову. Сегодня он облачился в лучшую одежду, какая у него была. Аудиторе усмехался, глядя на церемониальные мечи, висевшие на поясе у многих торговцев и знатных горожан мужского пола. Он не взял даже кинжала. Только скрытые клинки. Его глаза инстинктивно пытались разглядеть в толпе Кристину, но безуспешно.

– Тебе повезло, – шепнул ему Лис. – Я сумел оставить за тобой место в третьем ряду, у прохода.

В это время толпа на ступенях собора расступилась. Герольды, выстроившиеся цепью, затрубили в фанфары.

– Ну вот и они, – добавил Лис.

Первыми со стороны баптистерия появились Лоренцо Медичи и его жена Клариче. Она держала за руку Лукрецию – самую старшую из их детей. Рядом с отцом гордо шагал пятилетний Пьеро. Позади, сжимая руку няньки, семенила трехлетняя Маддалена. Вторая нянька несла малыша Лео, запеленатого в белый атлас. За ними шел Джулиано со своей любовницей Фьореттой. Внушительный живот Фьоретты свидетельствовал о том, что вскоре и она станет матерью. Народ на площади кланялся семейству Медичи. А на ступенях, у входа в собор, их приветствовали двое священников, в которых Эцио с ужасом узнал Стефано да Баньоне и уроженца Вольтерры. Лис сообщил ему, что того зовут Антонио Маффеи.

Первым внутрь собора вошло семейство Медичи, затем священники и только потом – горожане, соблюдая сословный порядок. Лис пихнул Эцио локтем, кивнув вправо. Среди идущих Эцио заметил Франческо Пацци и еще одного заговорщика – Бернардо Барончелли, нарядившегося дьяконом.

– Пора, – шепнул Лис. – Держись к ним поближе.

А люди все шли и шли внутрь, пока собор не заполнился целиком. Тем, кому не хватило места, пришлось стоять у открытых дверей. Внутри собралось десять тысяч прихожан. Лис еще ни разу не видел столь внушительной мессы. Он молча молился за успех Эцио.

В зале было нестерпимо жарко. Вопреки ожиданиям Аудиторе не удалось сесть в непосредственной близости от Франческо и остальных заговорщиков, но он постоянно следил за ними, мысленно прикидывая, как быстрее добраться до них, как только они решатся напасть. А пока флорентийский епископ занял место перед алтарем, и месса началась.

Епископ благословлял хлеб и вино, когда Эцио заметил, что Франческо и Бернардо переглянулись. Семейство Медичи сидело впереди них. Еще ближе к Лоренцо и Джулиано были Баньоне и Маффеи, стоявшие на нижних ступенях алтаря. Оба бросали осторожные взгляды в зал. Епископ повернулся лицом к прихожанам, поднял золотую чашу и произнес:

– Кровь Христова…

Дальше все произошло очень быстро. Барончелли вскочил на ноги и с криком «Creapa, traditore!»[76] ударил Джулиано кинжалом в затылок. Хлынувший фонтан крови забрызгал Фьоретту, которая с отчаянным криком рухнула на колени.

Джулиано зажимал рану обеими руками, безуспешно пытаясь остановить кровь.

– Дай мне добить этого гада! – закричал Франческо.

Отпихнув Барончелли, он столкнул Джулиано на пол, склонился над своей жертвой и начал наносить удар за ударом. Ярость настолько ослепила Франческо, что один удар пришелся ему в собственное бедро. Джулиано был давно уже мертв, когда обезумевший Пацци нанес ему последний, девятнадцатый по счету удар. Тем временем Лоренцо закричал, а затем развернулся, чтобы вступить в схватку с убийцами брата. Клариче и няньки торопились увести детей и Фьоретту. Началась паника. Лоренцо на службах никогда не окружал себя телохранителями, считая, что даже сам отъявленный мерзавец не посмеет устроить покушение в церкви. Теперь его охрана, стоявшая у входа, изо всех сил старалась пробиться к герцогу. Ей мешали обезумевшие от ужаса прихожане. Люди толкались, давили друг друга, чуть ли не по головам пробираясь к дверям, подальше от этой бойни. Положение усугублялось жарой внутри зала и жуткой скученностью, не позволявшей двигаться…