Прямой наводкой по ангелу - Канта Ибрагимов

— Разве мне может быть плохо с тобой?!

— А отчего плачете? — как только он умел, стал Мальчик пристально вглядываться в ее глаза.

Бабушка попыталась отвести взгляд, поняв, что бесполезно, сняла очки, протерла глаза и сдержанно-спокойным шепотом:

— Думала, скрипку отчима некому будет передать по наследству, думала, пропадет, а тебя мне Бог послал, — и вставая, уже твердым голосом.

— Надо все передать, надо заниматься.

Довольно быстрыми движениями она достала из угла грубо сделанный из дерева самодельный пюпитр. Поставив на него большую пережившую гарь войны нотную тетрадь, стала торопливо перелистывать:

— Вот, пожалуй, начнем с этой гаммы. Она придаст нашим пальчикам гибкость. Поиграй пока ее, чтобы руки «разогреть».

Взяв скрипку, Мальчик моментально изменился; стал серьезным, вытянул худую спину, как учила бабушка, какая-то грациозность появилась в его фигуре. Он принялся старательно выводить каждую ноту.

— А теперь всё то же самое на полтона ниже. Да нет же, я сказала «на полтона», а ты берешь си бемоль, — руководила бабушка.

— Еще разок. Ну, что же ты? Играй. Не жалей себя. Это упражнение следует повторять помногу раз. Ну, вот так, т-а-к…

Но Мальчик уже отвел смычок:

— Я не могу это иглать — очень глустно. А на улице весна, надо что-нибудь ладостное. У бабушки прямо плечи сникли, она почему-то озадаченно посмотрела на Розу и, видимо, не найдя поддержки:

— Ну, тогда играй что хочешь… Только запомни: чтобы стать настоящим музыкантом, надо много и усердно упражняться… И, пожалуйста, играй не по памяти, а по нотам. Т-а-к, — она снова стала листать тетрадь.

— Возьмись хотя бы за Баха. Тебе следует его подучить.

Полился плавный, чистый насыщенный жизнью звук.

— Ровнее, ровнее, — поправляла его бабушка.

— Ровное, спокойное и насыщенное звучание, все звуки сильные, яркие, глубокие… Сто-о-оп! Переход на кульминацию должен быть куда значительнее. Возьми еще раз из-за такта… Не задерживай смычок на «ре»,… оторвись, решительнее оторвись от предыдущей фразы… Вот так… Теперь каденция… А здесь можно и помягче. Легче-легче, еще легче…Т-с-с, совсем тихонечко.

— Браво! — захлопала Роза.

— Но-но, — предостерегающе подняла палец бабушка.

— До «браво» еще далеко — работать надо, — вроде строг ее голос, а на лице довольство родителя.

Она вновь стала листать тетрадь:

— Тебе нужно много и упорно заниматься, — не уставала повторять она, в то время как Мальчик и Роза заговорщицки перемигивались.

— Давай-ка Корелли, дружок. Начали, и… — Мальчик обожал «Жигу» и потому заиграл на сей раз с каким-то особенным воодушевлением. А старая учительница внимательно вслушивалась в хорошо знакомое звучание скрипки, вновь и вновь поражаясь удивительным способностям своего любимца: глубине и необычайной зрелости исполнения, невероятной для его возраста виртуозности владения инструментом.

— Бог мой, неужели ему суждено достичь вершин мастерства, стать знаменитым, — размышляла она, равномерно раскачиваясь всем телом в такт музыки.

— А Мальчик все играл и играл, проворно перебирая сложные пассажи ловкими почти крошечными пальчиками.

Потом репетировали «Вариации». Здесь дело явно не шло.

— Ты все забыл. Где твое портаменто? Я не слышу портаменто, — сердито объяснялась Анастасия со своим учеником на непонятном для Розы языке.

— А это, по-твоему, арпеджио?… А ну, дай покажу, — она взяла скрипку, повела смычком, Мальчик слегка улыбнулся.

— Посмотри-ка на него, — беззлобно возмутилась бабушка.

— Уже над учителем посмеивается… Пальцы не те, не сгибаются, не слушаются, а мелодии тонкость нужна — и ума, и слуха, и души, и рук.

Еще и еще заставляла повторять Анастасия Тихоновна сложный фрагмент. И так продолжалось до тех пор, пока сама ни сдалась и, устало опустившись на стул, ни произнесла:

— Хватит! Сегодня это не идет. Давай лучше Вивальди учить, он как будто ближе к весне.

Но и этим исполнением бабушка осталась недовольной.

— Ну, все, — скомандовала она.

— С утра устал, пора подкрепиться.

От разнообразия стол не страдал. Обе женщины смотрели не в свои тарелки, а как ест Мальчик, все пытались ему подложить.

— Ну, еще вот этот бутербродик, и шоколадку с чаем можно, — уговаривали они его.

За чаем разгорелся спор о репертуаре предстоящих выступлений.

— Лезгинку надо включить, — живо настаивала Роза.

— Бабушка не любит, когда я без нот иглаю, — лукаво заметил Мальчик.

— Без нот нельзя: вдруг забудешь мелодию, вдруг остановишься. В концерте подобное недопустимо, — противилась Анастасия Тихоновна, как внезапно, испытывающее глянув на Мальчика, спросила:

— А что, может попробуешь поимпровизировать?

Мальчик нерешительно улыбнулся.

— Твой папа ведь любил лезгинку, — вдруг ляпнула Роза.

Наступила неловкая пауза. Даже послышалось, как тяжело глотнул Мальчик. Нарушая суровую тишину, он медленно, не по-детски вздыхая, встал, бережно взял инструмент:

— Для Папы и Мамы, — тихо промолвил он, положил скрипку на плечо и только коснулся щекой корпуса, как явно изменился, даже повзрослел, и глаза потускнели, прикрылись.

Начал он тихо, медленно, печально, так, что зовущая тоска сжала всем грудь, а потом была жалоба — напевная, щемящая, тающая в звуках кавказской мелодии. Вдруг заторопился смычок, страстностью, известной лишь скрипачу-виртуозу, озарилось лицо Мальчика, он весь задрожал в зажигательном ритме лезгинки; мелодия стала бурной, мятежной, огненной, — так, что зажгла женщин. У Анастасии Тихоновны очки поползли вниз, вот-вот упадут, она в волнении сжала кулаки, вся напряглась, подалась вперед. А Роза стала в такт постукивать по столу и так прониклась исполнением, что сама запела на родном языке всем знакомый мотив. Мальчик тем временем совсем разошелся: играл почти иступленно, неистово, импровизируя с небывалым для юного музыканта воодушевлением… Внезапно и близко послышались выстрелы.

Мелодия прекратилась, все взгляды к окну, а оттуда восторженные крики, хлопки, весна. Роза осторожно выглянула, истерически хохотнула, а вслед встревожено закричала:

— Прекратите, идиоты. Убирайтесь!

— Почему Мальчик на самом интересном месте перестал? — с улицы хриплый голос Баги.

— Убирайтесь! Под носом у блок-поста гарцевать стали.

— Мы у себя дома, — кичливый тон, — и когда хотим и где хотим танцуем.

— Ба-ба-ба-ба! — рядом тяжело застрочил пулемет.

Роза бросилась под подоконник, видимо ударилась о чугунный, давно нетопленный радиатор, тихо заскулила:

— Вот дряни! — обращалась она уже к бабушке, которая теперь тоже лежала на полу, укрыв собой Мальчика.

В этом положении они еще находились некоторое время, ожидая продолжения перестрелки. Благо на сей раз вроде обошлось, и они стали спешно готовить Мальчика. Это было очень важное выступление, которое, как и два предыдущих, должно было состояться в актовом зале «СевКавпроекта», где сейчас располагалось правительство.

— Говорят, и центральное телевидение будет, — возбужденно говорила Роза, перед небольшим зеркалом обихаживая свою прическу.

— Конечно, будет, ведь иностранные гости, — в очередь лицезреть себя стояла и бабушка, держа в руках уже подсохшую губную помаду.

Розу не впустили в здание, милиция выписывает пропуск.

— Тогда и я не пойду, — встал в позу Мальчик.

С особой тщательностью Розу осмотрели, впустили.

— Вот! Вот настоящее и будущее Чечни! — прокричал репортер, десятки камер устремились на них.

— Это Анастасия Афанасьевна — преподаватель музыкальной школы. Скажите, пожалуйста, сколько у вас с школе обучается музыке детей?

— А в Грозном уже давно нет музыкальной школы, одно название может есть. — Это вырежьте, уберите, — закричала какая-то красивая женщина, не из местных, видимо редактор.

Тем не менее бабушке задали еще несколько вопросов, в том смысле, что жизнь в Грозном безусловно улучшается. Затем и у Розы взяли интервью, и даже у Мальчика.

Бабушка и Роза сильно волновались, а Мальчик наоборот, был невозмутим, с детской непосредственностью он вышел на сцену и к ужасу Анастасии Тихоновны полностью изменил ранее оговоренный репертуар и даже лезгинку не сыграл. Все равно зал аплодировал стоя, просил исполнить на «бис».

— Чудо, чудо! — восторгалась Роза.

— Не, не, не то, — недовольна бабушка, — он утром перегорел, выплеснул все эмоции и силы.

Мальчика все хвалили, гладили по головке, даже целовали. Подарили много подарков, даже деньги в конверте, и главное — телевизор.

Уезжали с концерта на военной машине, предоставленной высоким начальством из Москвы. Сопровождающие офицеры с любезностью сами донесли подарки до квартиры, а там — дверь раскурочена, в квартире все перевернуто.