Православное пастырское служение - Киприан Керн

Вот несколько примеров такого состояния: 1) "Я пропал, все равно буду грешить, я не могу бороться со своими закоренелыми привычками"; 2) страх ввести ближнего в какое-нибудь искушение и быть ответственным за чужие грехи, и как последствие этого — удаление от общения с людьми; 3) страх сексуального осквернения мыслями, видениями, снами и пр.; 4) боязнь оскоромиться в посту и т.д. Все это свидетельствует о каком-то рабском страхе перед Богом и болезненной мелочностью в свои поступках. Один умный и вдумчивый католический духовник и хороший психоаналитик Шульте в своей книге говорит, что во время исповеди встречаются люди, которые признаются, как они боятся наступить на улице на газетную бумагу с именем Божиим, крестом или иным священным изображением. Эта боязнь доводит их до какого-то оцепенения, почти что мании. Так оно и есть на самом деле: такого рода страхи и помыслы стоят на границе с психиатрией, с навязчивыми идеями и пр. Он приводит примеры и священников, которые во время богослужения охватываются страхом, как бы им не забыть помянуть то или иное имя, или неправильно произнести освятительную формулу, или же не забыть подобрать с дискоса крошек Тела Христова. Шульте называет эти разряды мнительных людей "мементисты, консекристы, фрагментисты." Подобные случаи имеют место и в православном священническом быту. На исповеди такие иереи каются именно в том, что они боятся не так сказать какую-нибудь существенную важную формулу или не забыть произвести то или иное священное действие. Эта мелочность приводит к еще большей мелочности и мнительности, убивает в них всякое творческое начало, развивает подавленность грехом и приводит к ханжеству. От духовника ожидается тут мудрое слово и правильная ориентация в духовном трезвении и в началах аскетики. Кающегося носителя мнительной совести надо всячески подбодрить, укрепить, отрезвить.

Дети. Особенные затруднения встают перед священником при исповедании маленьких детей. Это происходит от разных причин. Во-первых, не всякий имеет особый дар разговаривать с детьми в правильном тоне, правдивом, естественном. Во-вторых, обстановка исповеди. Родители не всегда дают надлежащее воспитание ребенку, развитие в нем церковности, не умеют дома подготовить к исповеди, особенно первой. От священника поэтому зависит устроить правильное детское говение, заранее говорить им о покаянии, объяснить все с этим связанное, пробудит соответствующее настроение.

Затруднения во время исповеди проистекают от своеобразности детской психологии, отличной от психологии взрослых людей. Если священник ошибочно возьмет неправильный тон, напр., стараясь подделаться под воображаемый детский мир, то это создаст неправильный подход к душе ребенка. Естественность и искренность дети чувствуют гораздо сильнее, чем кто бы то ни было.

Священник должен действовать на ребенка непосредственно, без излишних рассуждений и отвлеченностей. Надо действовать на совесть, пробудить ее, звать к искренности с самим собой. "Начало премудрости — страх Господень." Это должно быть внушено детям с раннего детства. Страх Божий не как паническое чувство, а как благоговейное почитание Небесного Отца, растворенное сыновней любовью. Нельзя развивать в ребенке утилитарного отношения ко греху и добродетели на юридических и наемнических понятиях: если будешь себя хорошо вести, то и Бог пошлет тебе все хорошее, а если будешь себя вести плохо, то Бог тебя лишит того-то и того-то. Это недостойно христианского понимания богоусыновления и евангельской проповеди любви и морали. В евангельской морали очень часто нет этого именно равновесия и нашего понятия справедливости (награда виноградарям не по людской справедливости, а по милости и любви Божией). Священник не должен злоупотреблять угрозами: тебя Бог накажет. Надо воспитывать в детской душе с самых ранних лет примат любви, а не страха; сыновства, а не рабства и наемничества. Духовник должен найти это нелегкое равновесие страха Божия и сыновней любви. Надо постепенно развивать в душе ребенка истинно христианские чувства любви к Евангелию, преданности Церкви, любви к чистоте, святости, приводить примеры святых, отдавших все и самих себя Богу.

Особенно надо обращать внимание на детскую склонность ко лжи, к пользованию чужими вещами, к издевательству и насмешкам над слабыми, на склонность детей мучить животных, на привычки кривляться и вообще быть неискренними, на склонность к грубости и т.д.

Молодежь. Если в исповедании детей большим облегчением для священника является их искренность, открытость, готовность чистосердечно каяться в своих грехах и поступках и легко плакать от сознания своей вины, то при исповеди молодых людей в возрасте от 16 до 20 лет священник нередко наталкивается на какую-то внутреннюю забронированность и нежелание подпустить близко к себе взор духовника. Случается, что юноша или девушка этого возраста приходят к исповеди по требованию своих домашних, или по прежней традиции, или даже по искреннему желанию и религиозному чувству, но уже затуманенному ложным стыдом этого возраста. Как бы то ни было — самым большим препятствием для молодежи бывает какая-то скрытность, застенчивость, недоверие.

Это — самое ответственное время всей жизни человека. Тут происходит наиболее резкое изменение в душе человека, формирование его характера, смена прежних ощущений новыми, прошедшими через горнило рассудочности восприятиями. Это "пора надежд и грусти нежной"; период романтики, бурных очарований и горьких разочарований; время первых исканий пытливого разума, возникновение первых сомнений, пробуждающихся искушений неверия и недоверия прежним авторитетам. В эти годы остро развивается гордость, самолюбие, отстаивание первенства во всем, происходят первые встречи с тайнами бытия как физиологическими, так и метафизическими; впервые пробуждается эрос и секс уже дает о себя знать. Юноша и девушка особенно чувствительные в эти годы ко всему ложному и ненастоящему, как это не парадоксально, легко поддаются соблазну позы, роли, фразы, надуманных образов: то играют роль отрицателей и бунтарей, то разочарованных или скептиков; им заманчиво все таинственное, хотя разум хочет ниспровергнуть все ему неподведомственное. "Тайны, язык намеков, скрытность от взрослых" побуждают молодую душу поведывать все сокровенное листам дневника, которые в эти годы пишутся с особенным азартом, — но часто и здесь фраза и желание играть роль не покидает молодого и "разочарованного" романтика; он не вполне искренен с самим собой и на страницах своего дневника продолжает становиться в какие-то позы.

На исповеди этот разряд кающихся особенно труден, так как осторожный священник боится как бы не задеть хрупкий сосуд души и какие-то сокровенные пружины.

Священник должен остерегаться, с одной стороны, не оскорбить молодую застенчивость и скрытность, а с другой — как бы самому не оказаться слишком нерешительным и небрежным в исповедании чужих помыслов. Нельзя чего-то упустить в исповеди такого юноши (девушки) и не помочь стыдливой совести откровенно все рассказать, но в то же время нельзя и самому слишком резко вторгаться в сокровенные области чужой души и не натолкнуть на грех, сказав, может быть, то, что кающемуся даже и в голову не приходило, не соблазнить, не нарушить какой-то очень затаенный покой.

Если священник вообще умеет подойти к грешникам, развил в себе чувство сострадающей пастырской любви, если хочет быть не грозным обличителем и моралистом, готовым на епитимий и нотации, а настоящим духовным отцом, то ему удастся, даже при скрытности собеседника, расположить его к себе, внушить доверие и потребность искренне поведать о своих грехах и проступках. И тогда, после обычных признаний повседневных грехов, когда исповедующийся замолкает и не решается сказать о самом главном (о грехе блуда, или привычке брать чужое, или даже воровать деньги у родителей, или т.п.), вот здесь, по совету мудрых и опытных духовников надо ласково сказать: может быть, есть грех, в котором тебе совестно признаться? Может быть, ты не все сказал на прежних исповедях? Или забыл, а потом вспомнил и уже не осмелился сказать духовнику? (Митр. Антоний, "Исповедь", стр. 30). Когда "кающийся, познав в твоем лице не грозного обличителя, а состраждущего ему друга, наконец, скажет о своем преступлении, не ужасайся и не негодуй, ибо он сам себя довольно укорял, а только посетуй, зачем он раньше не сказал о сем, зачем скрывал на прежних своих исповедях." (там же).

Бывает, что к исповеди подходят молодые люди, которые пришли по принуждению дома или по другой причине и говорят, что им собственно нечего сказать, что они не верят в необходимость таинства Покаяния, что в сущности они и в Бога-то не верят по-настоящему, как верили в детстве. Тут священник должен проявить большое внимание и осторожность. Конечно, исповедь не есть удобное время для богословских рассуждений, но надо сделать все возможное, чтобы такой юноша не ушел от священника неудовлетворенным или чем-то задетым или обиженным. Тогда он может отойти от исповеди и Церкви надолго, может быть, навсегда... Надо назначить ему время для частной беседы, проявить к нему особое внимание и дружескую любовь и всеми способами постараться согреть, приласкать, заинтересовать. Очень важно пробудить интерес к вопросам бытия и смыслу существования, к цели жизни, к ограниченности этого земного круга и бессмысленности его автономного бытия без зависимости от Высшего Начала. Сомневающийся молодой ум начинает протестовать против всех догматов и авторитетов, требует разумного и научного разрешения своих недоумений. Весьма разумно поддержать этот голос его любомудрия. Священник неопытный, малообразованный очень боится пробуждения "проклятых вопросов" у молодежи, видя в них опасный бродильный элемент. Это совершенное заблуждение. Возникновение запросов и вопрошаний у молодых людей есть как раз благодатная почва для ответов с точки зрения религиозной. Они свидетельствуют о неравнодушии, о незаурядности. Священнику надо только с такими молодыми душами побольше поработать, посвятить им свое внимание и время, помолиться о них, вспомнить свое собственное молодое время "бурь и порывов." Надо уметь внушить к себе доверие. Надо, чтобы в священнике видели не "служителя культа," отсталого и не современного, а чтобы к нему шли с открытой душой и увидели в нем чуткого, образованного, а главное, сочувствующего человека, способного понять чужие искания. Не отталкивать надо таких молодых людей от книги и от философских вопрошаний, а, наоборот, открывать перед ним еще большие горизонты, чтобы они почувствовали всю ограниченность и неправду материализма и безбожия.