Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

– Кексы мама пекла, – Джинни чувствовала себя неуверенно в русских тонкостях с «ты» и «вы» и потому избегала обращений. – А я печенье.

– Очень вкусно.

Джинни польщённо улыбнулась.

– Бери ещё. А… а твоя мама тоже пекла?

Спросила и испугалась своего вопроса: она же не знает, может, у индейцев неприлично об этом спрашивать, ведь Громовой Камень никогда не говорил о своих родителях. Но, к её облегчению, он улыбнулся.

– Пекла. Лепёшки с мёдом. И ягодами, – и, помолчав, чувствуя, что иначе обидит Джинни, продолжил: – Она рано умерла. А отец… ушёл на небо, к ней, когда я учился в школе, за две зимы до посвящения. И тоже от туберкулёза. Это я сейчас понимаю. А тогда… кровяной кашель. От него многие умирают. Я думаю, отец и отправил меня из стойбища в Эртиль, в школу, чтобы уберечь.

Он говорил по-русски, медленно, и Джинни не переспрашивала, хотя не всё понимала, вернее, не понимая отдельных слов, понимала всё.

– Мама была из другого рода, дальнего и не дружественного. Её родня не простила, и отца многие осуждали, нарушителей законов нигде не любят, может, поэтому меня и отпустили легко. И в школу, и на войну, и в Россию. Близкой родни у меня совсем не осталось. С войны вернулся, род свой, а жить в чужой семье пришлось, даже не у родни.

Громовой Камень замолчал, пристально разглядывая рдеющие поленья в камине. И Джинни смотрела на него, не смея нарушить молчание.

Громовой Камень сглотнул, заставил себя допить остывший чай, поднял на Джинни глаза и улыбнулся.

– Я… расстроил тебя?

– Нет, – ответила Джинни и тут же покраснела, сообразив, что сказала не то. – Извини, я не хотела, я…

– Ничего, – Громовой Камень протянул ей чашку. – Налей ещё, очень хороший чай.

И Джинни радостно захлопотала.

Отпив чая, уже Громовой Камень решил рискнуть.

– А у тебя? Остались родные? Там?

– Нет, – покачала головой Джинни. – Папа… умер, мне и года не было, я его совсем не помню, – и тоже, решив быть предельно откровенной, уточнила: – Он погиб, на войне.

Громовой Камень сдержанно кивнул, мысленно быстро подсчитав и сопоставив, что они никак не могли пересечься. Джинни не то тоже подсчитала, не то догадалась, но перевела дыхание и зачем-то заговорила о шестом классе, таком шумном и озорном. Дети хорошие, но рты не закрывают.

– Да, – засмеялся Громовой Камень. – Как воробьи весной.

Джинни не сразу поняла, и Громовой Камень с удовольствием и очень похоже изобразил воробьиную перепалку. Джинни так смеялась, что едва не перевернула свою чашку. Поговорили о школе и учениках, и даже о последних методических указаниях из Ижорска.

Всё выходило хорошо и как-то, само собой. Недопитый чай остывал на столике, верхнюю люстру выключили, так что гостиную освещал только камин, а Джинни и Громовой Камень пересели на диван, устроившись рядом и почти вплотную. Разговор о методике преподавания языков продолжался, но был уже не важен и не нужен.

– А… а вот говорят, что индейцы целоваться не умеют! – вдруг, неожиданно для самой себя выпалила Джинни.

– Проверим? – предложил, нисколько не удивившись, Громовой Камень.

Он решительно, но не грубо обнял Джинни, привлекая её к себе.

– Проверим, – повторил он, уже не спрашивая.

Губы у Джинни были мягкими и тёплыми. Смешно, но целоваться, тем более, в губы, у шеванезов действительно не принято, но ещё в школе его этому научила рыжая Лизка-Лиса, ей было уже шестнадцать, десятиклассница, а он – семиклассник, по школьной терминологии «малёк», и обучение та разбитная девчонка начала почти теми же словами: «Индейцы целоваться не умеют». А потом… всякое потом было. Он многому научился. И целоваться тоже.

Почувствовав, что Джинни задыхается, он отпустил её.

– Ну как? Умею?

– Оу, – тихо вздохнула Джинни, опуская голову на его плечо.

– Не понял, – негромко засмеялся Громовой Камень. – А ну-ка, ещё раз.

В последний раз Джинни целовалась в колледже и даже уже не помнила имени тощего вихрастого парнишки, с которым танцевала на вечеринке у Синди, да, та как раз купила потрясающее обалденно-офигительное платье и устроила по этому поводу столь же офигительную вечеринку. А потом… потом было имение и… и всё остальное, о чём вспоминать совсем не хочется, тем более сейчас. Губы Громового Камня показались шершавыми, но это было так приятно и… волнующе, так необыкновенно, что она уже ни о чём не думала, бесстрашно обнимая Громового Камня за плечи и шею.

Звонок заставил их вздрогнуть и отпрянуть друг от друга.

– Кто это? – Джинни удивлённо смотрела на Громового Камня.

Он пожал плечами, и Джинни уже готовилась сказать, что это, наверное, просто ошиблись дверью или дети шалят, но тут позвонили вторично. Это уже быть ошибкой не могло, и Джинни побежала в прихожую. Громовой Камень поправил съехавший почему-то набок галстук и сел прямо. Прислушался к голосам.

– Оу! – удивилась Джинни. – Привет, Джен.

– Привет, – улыбнулась Женя, входя в прихожую. – Джинни, выручишь?

– Конечно, – сразу согласилась Джинни. – А что случилось? – и тут же: – Оу, какая ты нарядная. Как невеста.

– А я и есть невеста, – засмеялась Женя и, увидев изумление Джинни, объяснила: – Мы годовщину свадьбы отмечаем. Мне такие цветы подарили, Джинни, мечта, во, с Алиску, ни в одну вазу не влезают, а резать жалко, я у вас вазу видела, большую, напольную, не одолжишь?

– Ну, конечно! И много гостей, Джен? Прелесть какое платье!

Громовой Камень слушал доносящийся из прихожий девичий стрёкот и щебет, в котором не только слов не разобрать, но и непонятно, на каком языке стрекочут, и улыбался: все девчонки одинаковы.

– Да, Джен, конечно! – Джинни вбежала в гостиную, щёлкнув по пути выключателем.

Громовой Камень на мгновение зажмурился от слишком яркого света, но тут же открыл глаза.

– Здравствуйте.

– Ой, здравствуйте, – улыбнулась Женя.

Но ни удивляться, ни думать о том, что означает присутствие здесь Громового Камня, было уже некогда. Джинни стояла рядом с большой и действительно очень высокой керамической вазой кирпичного цвета. Джинни решительно вынула из неё сухие декоративные цветы: белые плоские кругляши и ярко-оранжевые пухлые бубенчики. Женя такие уже видела на рынке в Старом городе и даже подумывала о покупке, но тогда не стала: слишком большие для её двух вазочек.

– Подойдёт?

– Да, конечно. Большое спасибо.

Воды в вазе не было, и Женя с Джинни попробовали её приподнять. Громовой Камень решительно оттолкнулся от дивана и встал. Теперь лишь бы нога не подвела.

– Я за Эркином схожу, – выпрямилась Женя. – Оставь, Джинни.

Когда она назвала Эркина, Громовой Камень узнал