Василий Каразин. Его жизнь и общественная деятельность - Яков Абрамов

«Сие чтение (Библии), – говорит Каразин, – одно не умножает добрых нравов. Доказательством тому наше духовенство, которое, по необходимости обращаясь с Библией каждый день, есть один из развращеннейших классов народа… Ежели государь удостоит меня употребить к составлению правдивой статистики империи, то между прочим, сличив сведения о числе преступников до введения сего подражания англичанам, с числом оных после (в то же число лет), надеюсь доказать решительно, что нравственность нисколько не поправилась сею мерою. К тому же в это дело замешались корыстные цели и злоупотребления. Общество или его комитет, имея о сю пору в обращении капитал, который может приносить верных процентов сто тысяч рублей, если не более, постоянно жалуется на недостаток средств… Одним из значительных неудобств от учреждения как сего библейского, так и человеколюбивого обществ есть похищение капиталов из внутренности империи, которая и без того слишком оными скудна в сравнении с всепоглощающею столицею».

Далее Каразин указывает на «вредную систему, которую ввели иностранцы в министерство финансов» и которая «ведет к государственному банкротству, обогащая только спекулянтов»; на «вредное направление, которое взяло просвещение» (система Магницкого и присных ему); на «подрыв привязанности к начальству войска и народа, совершаемый разными путями» (объяснение этому ниже – в словах по поводу истории в Семеновском полку); на «отношения поселян к их помещикам» (соответствующие места записки приведены выше, в главе V). Затем он подробно останавливается на злоупотреблениях, царивших тогда в морском министерстве, рисуя яркую картину хищничества и запустения. «Миллионы расхищаются без малейшей пользы для государства! – восклицает Каразин. – В главном порте и доке – в Кронштадте – развалившиеся здания и гниющие корабли. Эскадра, чтобы собраться, вынуждена заимствовать части оснащения одного корабля для другого. Зато матросов учат маршировать и тому подобным штукам».

Во время составления Каразиным записки произошло событие, наделавшее в то время много шума и крайне раздражившее Александра I, – неповиновение лейб-гвардии Семеновского полка. Каразин не побоялся стать на защиту солдат, которым готовилась страшная судьба. Он тут же пишет в своей записке, что данное событие

«само по себе не так страшно, как некоторые здесь воображали, говорили и как, может быть, донесли государю. Напротив, из него-то я вижу во всем блеске благороднейший характер бесподобного русского народа и что, взяв надлежащие меры, можно еще спасти его от всеобщей заразы. Что ни сделано для его развращения, оно не совершилось еще в той степени, как желают наши враги!.. Сопротивление власти было только отрицательное, то есть одно то, которое христианский закон дозволяет в крайних случаях. Русский еще не способен к прямым бунтам. Это адское изречение ему еще неизвестно! С прекрасным, верным, некогда любимым полком поступлено без снисхождения. Он отдан тирану, перекресту из евреев.[9] Его жестокости были не только тяжки, но и отвратительны: показывали явное презрение к достоинству человека, которое в последнем солдате должно быть свято сохранено. (Напр., сказывают, что он приказывал плевать в рот солдатам, ходил к женатым в спальни ночью и пр.). Ибо куда будет годиться воин, если истребить в нем чувство чести, невзирая на то, что он до некоторой степени должен быть орудием (машиною?). Жалобы были приносимы неоднократно. Наконец они решились поротно просить об удалении начальника. Единодушие всего полка в сей упорной просьбе, в настоянии о ней, составляет, можно сказать, всю его вину. Никто из такого множества людей не имел при себе оружия, никто не произнес ни слова, которое могло бы иметь значение угрозы. Первую роту обманом залучили и взяли в крепость. Прочие, даже и сим не оскорбясь, добровольно пошли за нею – в одних шинелях, – желая разделять наказание за общую вину. Какая черта среди беспорядка против дисциплины!.. О, народ единственный! Я становлюсь пред тобою на колени; слезы наполняют глаза мои. Я горжусь тем, что к тебе принадлежу!..»

Чтобы оценить по достоинству эту тираду Каразина, надо иметь в виду как общее тогдашнее положение дел, так и, в частности, отношение самого Александра I к данной истории. В письме к Аракчееву по поводу этой истории император говорит: «Никто на свете меня не убедит, чтобы сие происшествие было вымыслено солдатами или происходило единственно, как показывают, от жестокого обращения с оными полковника Шварца. Он был всегда за хорошего и исправного офицера и командовал с честью полком. Отчего вдруг сделаться ему варваром? По моему убеждению, тут кроются другие причины. Внушение, кажется, было не военное, ибо военный умел бы их заставить взяться за ружье, чего никто из них не сделал, даже тесака не взял… Я его (внушение) приписываю тайным обществам; которые все в сообщениях между собою и коим весьма неприятно наше соединение и наша работа в Тропау». (Император находился в то время в Тропау на конгрессе, который имел в виду главным образом борьбу с революционными движениями.) Семеновский полк был отправлен в финляндские крепости и распределен затем в разные части армии.

В истории с Семеновским полком Каразин увидел одно только поучение: «Время заменить религиозное к престолу почтение другим, основанным на законах».

«Государь! – добавляет он. – Не всем верьте поклонам и речам, которыми вас встречают губернаторы, которые, может быть, говорят: „Все еще благополучно, все еще по-прежнему!“ Великая перемена произошла и происходит в умах. Множество причин на сие действует, и день он яко тать придет! Правительство само способствует тому всеусильно… Я назову только одно: рекрутский нынешний набор. Невероятно, сколько подвинул вперед общественное мнение набор сей, производимый без очевидной для народа нужды по его необыкновенному количеству и в такое время, когда треть России, можно сказать, уже приведена в уныние недородом нынешнего лета…»

Далее Каразин указывает на необходимость реформ, дабы предупредить казавшиеся ему неизбежными потрясения.

«Теперь же, – говорил Каразин, – народ, пробуждаясь от своего невежества, начинает сопрягать вместе понятие о правительстве с понятием о насилии, грабеже и т. п. Чего ожидать? Хотят успокоить его Библиями, но он их не читает, не умеет читать, долго не научится и редко имеет к тому досуг. Притом люди злонамеренные именно из них самих извлекут тексты противу монархической власти, если будет в том состоять нужда. Ничего нет сильнее и к сему способнее некоторых мест…» «Словом, благородное наше юношество и народ, который также выходит уже из детского возраста, стоят в настоящее время на самом опасном распутий. Одно мгновение – и они пойдут на тот или другой путь невозвратно!.. Не самовластные меры, не подслащенные слова, не тонкости французской полиции тут потребны – все это даст совсем противный оборот делу! – но честность, строгая честность (loyauté), систематический план, основанный от первой буквы до последней на началах христианского монархического правления!..»