После бури - Фредрик Бакман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Им не понять, как мамы страдают из-за их неудач, – наши разбившиеся мечты способны причинить больше боли тем, кто нас любит, чем нам самим. Фатима любила осень, вахтер с Петером объяснили ей, что год в Бьорнстаде начинается вместе с хоккейным сезоном. Этот год так и не начался, – ни для нее, ни для ее сына.
Никто не знал, что с ним случилось, даже вахтер. Ему не хватало смелости спросить Фатиму напрямую, но он видел по глазам, что внутри у нее что-то сломалось. Весной Амат был главной звездой клуба, он вот-вот должен был выиграть всю серию, но получил травму, и последние матчи команда провела без него, после чего они проиграли и не поднялись в турнирной таблице. Уже тогда пошел слух, будто травма эта не настолько серьезная, просто Амат не хочет рисковать, НХЛ для него важнее, чем Бьорнстад. От этой мысли вахтер весь кипел. Да ни один человек на свете не выкладывался за Бьорнстад так, как Амат! Этот город – самый прекрасный и проклятый на свете.
Амат принимал слухи близко к сердцу, Фатима тоже, вахтер это видел, хотя она об этом не говорила. И теперь его мучил тот же вопрос, что и всех: что случилось с Аматом на драфте НХЛ прошлым летом? Его не взяли, это все знали, но почему? Когда он вернулся домой, пошел слух, будто он снова получил травму, потом стали говорить, что это просто оправдание; но почему он должен оправдываться? В начале прошлого сезона в команде Бьорнстада Амат не появился, но и с другими клубами контракта не подписал. Он сидел у себя дома в Низине. И был самой волшебной сказкой этого города, а скоро станет самой непостижимой загадкой, и за всем этим стоит его мама, готовая за него умереть.
Посмотрев на пустую арену, вахтер вздохнул с грустью человека, не имеющего внуков. Ветер колотил в двери ледового дворца, пока вахтер не понял, что это не ветер. Снаружи кто-то кричал.
* * *
– Я УЖЕ ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ СТУЧУ!!! – заорал Фрак, когда дверь распахнулась и чуть не сбила его с ног.
– БЭМБИ? ТЫ ЧТО ТУТ ДЕЛАЕШЬ В ТАКУЮ ПОГОДУ, ДУРЕНЬ? – недовольно крикнул вахтер.
Вахтер был единственным, кто звал Фрака Бэмби, он работал здесь так долго, что помнил, как однажды, тридцать лет тому назад, один шутник вырезал из дерева фигурку вахтера, сидящего на ледозаливочной машине, прикрепил к ней свирепый бабл и поставил в церкви позади рождественского вертепа так, чтобы вахтер как бы кричал Иисусу с родителями и волхвами: «ПРОЧЬ С ДОРОГИ. НЕ ТО ОБОЛЬЮ!» Вахтер, разумеется, сразу нашел шутника, потому что от такого не скроешься, но не сказал даже пастору. Внутри простор, но дверь на запор. Когда шутник в следующий раз играл матч, вахтер устроил ему ответный розыгрыш: наточил коньки криво, так что ноги разъезжались в разные стороны, и всякий раз, когда мальчик падал, сидевший на трибуне вахтер кричал: «Бэмби!» Теперь шутника все зовут Фраком, но вахтер не дает ему забыть старую кличку. Мальчик вырос в толстого средних лет торговца продовольственными товарами, но для вахтера он навсегда останется желторотым юниором.
– ФЛАГИ!!! ПОМОГИ МНЕ СПУСТИТЬ ФЛАГИ!!! – задыхаясь, кричал Фрак.
– ТЫ ПРИПЕРСЯ СЮДА В ТАКУЮ БУРЮ РАДИ… ФЛАГОВ?!! – прошипел вахтер.
У Фрака всегда были странные предпочтения, но это уже чересчур.
– Они слишком большие!!! Будут рваться от ветра и сломают флагштоки!!!
Только теперь вахтер заметил, что из руки у Фрака течет кровь. Он затащил его внутрь и проворчал:
– Если тебе будут делать лоботомию, предупреди, чтобы у врача не было аллергии на пыль. Я тебе что говорил, когда ты покупал эти флаги? Помнишь? Что они слишком большие! Я же говорил, что…
Хотя оба были в помещении, Фрак продолжал орать, словно ветер его оглушил:
– ДА-ДА!!! ТЫ БЫЛ ПРАВ!!! ТОЛЬКО ПОМОГИ МНЕ!!!
Вахтер был так огорошен этим безоговорочным признанием, что сразу перестал злиться.
– Ага, значит, так… – пробормотал он и пошел за бинтом для Фрака и за ножом для веревок на флагштоке.
Вот что занимало двоих мужчин во время бури. Идея, безусловно, идиотская, но иногда в идиотизме проявляется высшая логика. Флаги следовало спустить, чтобы на следующий день их можно было поднять. Где-нибудь в другом месте такие вещи не имеют значения, но здесь они важны. Пока рядом с ледовым дворцом реют флаги, все знают, что он открыт, пока он открыт, жизнь продолжается, а утром после бури это самое главное. Пусть вахтер был упертый, а Фрак – недалекий, но это понимали оба. Фрак жил ради Бьорнстада. На коньках он катался скверно еще до того, как вахтер их криво наточил, но все же ухитрился попасть в основную команду, главной звездой в которой был Петер, а Фрак умел только исподтишка щипать противников, провоцируя драки и удаления. Когда однажды зимой в минус двадцать в Бьорнстад приехала команда с юга, Фрак уговорил вахтера выключить им отопление в раздевалке, а потом, улучив момент, спрятал их снаряжение на складе и поломал клюшки – чем хуже приемы на льду и за его пределами, тем лучше. Спросите Фрака, и он вам ответит: «Не веришь, что я был звездой команды и забил все шайбы? Правильно делаешь! Но если не можешь делать то, что хочешь, делай, что можешь. У нас маленький клуб в крошечном городке, и, если мы будем играть как в столичном городе, нам хана!» Затем ухмыльнется: «Стыдно? Стыдно – если видно! Ты хочешь победить или нет?» В общем, отношения у вахтера и Фрака были долгие и непростые. Вахтер, как и все в Бьорнстаде, ненавидел обман, но любил побеждать.
Когда хоккейная карьера Фрака закончилась, он перешел, по выражению местной газеты, в «невидимую элиту». Про невидимую это они загнули,
