В разгаре лета - Пауль Куусберг

Сегодня вечером пойдем в ночной обход. Руутхольм сказал, что нам придется проверить дом за домом несколько кварталов. Нашему батальону приказали прочесать очень большой район. Весь участок между Пярнуским и Палдисским шоссе и даже больше. Ребята из нашего батальона иногда патрулируют на улицах этого района, и мы прочесываем временами тот или иной квартал. До сих пор в городе, во всяком случае в нашем секторе, ничего особенного не случалось. Но я понимаю, что осторожность помешать не может. В Вали я на своей шкуре испытал, что значит потерять бдительность. В Таллине, само собой, тоже хватает сомнительных личностей, выжидающих удобного момента, чтобы послать нам пулю в спину.

Перед выступлением, в обход командир роты Мюрк-маа выстраивает нас и взывает к чувству долга.

- Глядите в оба! - говорит он. - Всех подозрительных задерживать. Если кто попробует улизнуть - хватайте! Кто окажет сопротивление, по головке не гладьте. Понадобится - применяйте и оружие!

Руутхольм уточняет:

- Оружие применяйте лишь в том случае, если на вас нападут и вы не сумеете защититься иначе.

Мюркмаа из тех, кто любит, чтобы последнее слово оставалось за ними, и поэтому добавляет:

- В тех, кто попытается бежать и не подчинится вашему приказу, надо стрелять. Каждый сбежавший бандит - это пособник фашистов.

У командира нашей роты - странная, редкая фамилия, да и вообще он человек приметный. По-моему, у этого плечистого мужчины внешность настоящего военного. Строгие, даже вызывающе резкие манеры, суровый взгляд, сжатый рот, крутой, сильный подбородок. Он один из самых старших в роте, ему лет сорок - сорок пять. Упрямый, видно, человек.

Я доволен, что нашей роте досталась не та улица, на которой у меня много знакомых. К чужим легче стучаться в дверь, легче требовать, чтобы тебя впустили. Нам велели держаться в квартирах корректно, никаких беспокойств не причинять: проверить паспорта и сразу уйти, если только не обнаружится чего подозрительного. Но корректность корректностью, а все равно же будишь людей. Каково же смотреть им при этом в лицо, особенно знакомым?

Нет, лучше ходить по улицам. Оно как-то спокойнее. Если кто дунет, само собой, я не стану смотреть вслед разинув рот. Мы с напарником держимся на виду друг у друга, а вдвоем можно справиться и с вышколенным диверсантом.

Навстречу мне бредет, чуть пошатываясь, какой-то папаша. Я уже сразу догадываюсь, что у него нет ночного пропуска.

- Ваши документы, гражданин, - спрашиваю я сугубо официально.

- Да я живу совсем рядом, за углом, улица Кянну, девять, квартира пять, - говорит старик и подмигивает мне.

- Удостоверение личности! Ночной пропуск, - требую я сурово.

- Паспорт дома лежит. Я ведь не диверсант какой, не подозрительный элемент.

- Приказано задерживать всех лиц, не имеющих документов.

Папаша задумывается и спрашивает:

- Сколько тебе лет, парень?

- Четырнадцать.

- Чего?

- Четырнадцать. Вчера исполнилось.

- Ты меня за дурачка не считай.

- Нет, значит, документов?

Он переминается с ноги на ногу и вдруг протягивает мне согнутый палец:

- Разогни!

Я эти хитрости знаю и потому говорю:

- Ты сперва покажи, может, он у тебя вообще не разгибается.

Он показывает, что палец распрямляется, и сгибает его снова.

Некоторое время мы играем в эту игру. Палец у деда словно железный никак не разогнешь. Но и он не может разогнуть мой.

- Ничья, - говорю я папаше. Он спрашивает:

- У тебя что за работа?

- Монтажник центрального отопления.

Ну, я немножко прихвастнул: какой я монтажник? Ученик, в лучшем случае подмастерье, но уж никак не водопроводчик с опытом.

- Так мы же почти одного цеха. Я тоже по железной части. Автомеханик. И не стыдно тебе своих загребать?

Я решаю его отпустить.

- Ну ладно. Ступай себе аккуратно.

- Палец у тебя крепкий, - говорит он уважительно. - Ох, и задаст же мне жена!.. Немцы, говорят, уже в Мярьямаа. Куришь?

- Загуляешь еще раз - не забывай документы.

- Спасибо за науку, сынок. Кто это тебя так красиво отделал?

Заметил, значит, что у меня половина лица все еще в разводах.

- Да просто так. Случается.

- Я, когда в рекрутах был, тоже дрался. Из-за девчонок и просто так. Чтобы развлечься малость.

- Начальство идет, смывайся.

- Не боюсь я ни начальства, ни подчиненных.

- Мне из-за тебя влетит. У тебя ведь ни паспорта, ни пропуска.

- Ну раз так, пойду. Но сколько же тебе лет? - Полных двадцать.

- В двадцать лет я тоже был хват. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи.

- Не пускай фашистов в Таллин.

- Да уж не пустим, разве что не справимся, тогда...

- Тогда - беда. Ну, прощай.

- Прощай.

Болтовня с этим веселым дедом немножко приподняла мое настроение. Я насвистываю потихоньку "Шумящий лес" и думаю про себя, что такие вот старые коряги чертовски здоровы тягаться на пальцах. Теперь мы занимаемся боксом, легкой атлетикой, гоняем футбольный мяч, играем в волейбол, баскетбол, а тогда перетягивали палку, разгибали пальцы, поднимали камни и толкали друг друга в грудь. В молодости не обойтись без того, чтобы не испытать свои силы. "Чтобы развлечься малость". Драться я не люблю, но боксерские перчатки надеваю с удовольствием.

Рассуждая таким образом, я внимательно слежу за улицей. Из-за угла появляются трое. Двое наших и кто-то третий. Наверно, задержали какого-нибудь подозрительного типа. Кто бы это мог быть? Такой же заплутавший полуночник, как этот папаша, который развлек меня, или настоящий бандит?

Они подходят ко мне, и я узнаю в задержанном деда, с которым мы только что разгибали друг другу пальцы.

Подойдя ко мне, дед элегантно приподнимает шапку и говорит:

- Здорово, крестничек. Вот видишь, уводят.

- Здорово, крестный. За что же уводят?

- Диверсант, говорят.

- Когда же тебя закинули к нам из Германии? Мужчины следят за нами. Один из них спрашивает: - Ты его знаешь?

- Конечно. Автослесарь, всю жизнь проработал. Живет на улице Кянну, в доме девять.

- Мюркмаа приказал задержать. Он без документов.

- А разве мало того, что я его знаю?

- Да, пожалуй, хватит, - соглашается со мной один.

- А вдруг Мюркмаа разозлится? - сомневается другой.

- Положитесь на меня, - говорю я. - Пошли, крестный.

Ребята отпускают деда, и я веду его домой.

- Каменная душа у вашего начальника, - не на шутку рассержен дед.

- Кругом полно бандитов, - заступаюсь я за командира.

- Похож я, что ли, на бандита? Даже протрезвел.

- Ты же не боялся ни начальства, ни подчиненных.

- Да я не об том. Объясняй теперь своей бабе, где ты всю ночь шляндал.

- Это точно.

- Может, зайдешь? Познакомлю старуху со своим спасителем. Может, найдет чего у себя в шкафу.

- Сейчас некогда. Будь здоров,

- Тебя как зовут?,

- Олей. Времени у меня больше нет. Прощай.

- Прощай, крестничек.

Я тороплюсь поскорее вернуться на пост,

Вскоре мы меняемся ролями. Тумме начинает натрулировать на улице, а я и еще один Парень принимаемся ходить по домам.

Мне не везет. В первой же квартире я натыкаюсь на женщину, которую не назовешь незнакомой.

Я знаю ее, и она меня, кажется, тоже. Во всяком случае, смотрит она на меня так, будто мы старые знакомые.

Это хозяйка парикмахерской, расположенной рядом с нашим домом, весьма полная дама. Вернее говоря, жутко толстая. Если бы в Таллине существовал, как в Англии, клуб толстух, она наверняка стала бы президентом клуба. У нас в доме зашел даже спор, сколько может весить такая мясистая госпожа. В конце концов мы сошлись на восьми с половиной пудах. Но, наверно, перехватили.

Она совсем не старая. Наверно, около сорока. Походка у нее легкая, и она даже покачивает бедрами. Одевается модно. Ходит расфуфыренная, словно пава. Вокруг нее всегда вьется облако приторного аромата.

Парикмахерская у нее была маленькая. Всего два кресла. Одно обслуживала она сама, другое - помощница. Она и сейчас работает там же, наверно, вошла в какую-нибудь артель.

Так вот пышная дама с пухлым ртом брила мою первую бороду.

Почему-то я решил, что первую щетину непременно должен сбрить мне профессиональный мастер. Придет же в голову такая блажь!

Ну, первая моя бородка была не лучше всякой другой. Мягкий шелковый пушок. Я отрастил его подлиннее, надеялся, что станет солиднее. Но пушинки эти не стали ни гуще, ни жестче, только начали завиваться колечками. Глупо было ждать дольше, друзья уже подтрунивали.

Взял я себя в руки и пошел в ближайшую парикмахерскую. Ею оказался тот самый салон, принадлежавший этой мадам с необычайно пышными формами.

Не спрашивая ни слова, хозяйка накрыла меня белой простыней и начала стричь голову. Я подумал, что слегка подстричься тоже неплохо. И начал нравственно готовиться к следующей процедуре. В глубине души я надеялся, что она сама заметит, какая мощная у меня растительность, и спросит: "Вас побрить?" И тогда мне было бы очень просто ответить: "Да, пожалуйста".