По лезвию ножа, или в погоне за истиной - Максим Окулов

— Ну так не боги горшки обжигают! Между прочим, я уже в магазин сгонял, пока ваша светлость почивали!

— Стас! Вот не ожидал от тебя! А что ты готовишь?

— Яичницу с помидорами по твоему рецепту. Так сказать, закрепляю полученные теоретические знания.

— Я в душ — и через 5 минут за столом!

Мы позавтракали, и Стас заторопился на работу. Его шеф очень лояльный руководитель, но, как известно, любому терпению приходит конец. Стоя у входной двери, я тепло обнял друга.

— Стас! Спасибо тебе огромное! Запомни, я твой должник по гроб жизни.

— Дэн, да чего там, — слегка покраснел он. — Обращайтесь, если что!

Мы расхохотались. Взяв с меня слово не выходить из квартиры, Стас покинул мое временное жилище. Стало одиноко и грустно.

Около полудня зазвонил телефон.

— Добрый день, Дениска! — голос отца был бодр и даже весел. — Как настроение, как прошла ночь?

— Да нормально. Скукотища, сижу тут, как медведь в берлоге.

— Ну, ничего, сынок. Конечно, на тюремных нарах было бы веселее…

Я поперхнулся.

— Отец! Ну и шутки у тебя!

— Ну ладно, ладно, уж и пошутить нельзя, — ответил отец сквозь смех.

— Я вообще не понял, а чему мы так рады?

— Ты знаешь, смех смехом, но если Бог на самом деле есть, то Он на твоей стороне — это точно!

— Что случилось, — насторожился я.

— Во-первых, я, кажется, решил, что с тобой делать — все складывается весьма оптимистично, а во-вторых…

— Погоди, па, а что ты, собственно, решил?

— Не по телефону, сын. Могу сказать, что сидеть тебе в твоей берлоге придется максимум до следующей пятницы.

— Ничего себе! Еще целую неделю, да я тут с ума сойду!

— Ничего, посидишь, подумаешь о жизни, о своих проблемах, глядишь, что-нибудь интересное надумаешь. А во-вторых, у тебя появился очень серьезный покровитель.

— И кто же это? Отец, не томи!

— Александр Иванович Соколов, визитку которого я вчера нашел в твоем столе, в настоящий момент исполняет обязанности ушедшего на пенсию заместителя генерального прокурора России. Его официальное назначение — дело ближайшего времени. Более того, именно он ведет твое дело.

— Вот это да-а-а-а, — только и смог произнести я. — Ну так а зачем тогда мне здесь торчать, если, как ты сказал, он согласен мне помочь?

— Не все так просто, сынок, ты очень удобная кандидатура на роль «козла отпущения». Слишком серьезные силы заинтересованы в том, чтобы поскорее закрыть это дело, придав ему вид своего рода несчастного случая. Сам понимаешь, лучше тебя человека не найти. А силы вмешались настолько серьезные, что даже зам. генерального не может тебя легко отмазать. Хотя, согласись, верить тебе сходу он тоже не обязан. Другое дело, что сам он искренне сомневается в твоей виновности, исходя из материалов дела. Так или иначе, мы уже выработали с ним план действий относительно тебя, но по телефону я тебе ничего не скажу. Из дома ни ногой, никому не звони, сиди тихо, веди себя хорошо! Еды хватит на ближайшее время?

— Думаю, хватит, Стас вроде затарил холодильник, — кислым тоном произнес я.

— Да, чуть не забыл, пока будешь там прохлаждаться, напиши самым подробнейшим образом свои показания относительно всего, что произошло в тот злополучный вечер. Чем подробнее напишешь, тем лучше для тебя. Пиши буквально все, даже визиты в сортир.

— А в какой форме писать? На чье имя?

— Так на имя Александра Ивановича и пиши. Форма свободная, обязательна твоя подпись и дата в конце этого сочинения, а также на каждой странице.

— Хоть какое-то занятие.

— Все, пока, мне пора делами заниматься, не хандри там, сегодня вечерком еще созвонимся.

— Пока, пап, спасибо тебе за все, — в трубке раздались прерывистые гудки, началось тоскливое ожидание неизвестно чего…

После обеда я не нашел ничего лучшего, как завалиться спать…

Каждое движение давалось мне с огромным трудом, будто я находился в очень плотной и вязкой среде, а стоящий напротив Колобов двигался удивительно быстро, а удары его были хлесткими и точными. Я весь дрожал от злости, что никак не мог врезать ему как следует: мои удары были вялыми, он без труда от них уходил. Вдруг появилась Лена с перекошенным от злобы лицом, ее отвратительная страшная физиономия медленно приближалась, к моей шее тянулись выпачканные в крови руки. Скованный ужасом, я не мог произнести и слова: из горла вырывался какой-то шепот. Наконец мне удалось набрать полную грудь воздуха и что есть мочи крикнуть:

— Мама-а-а-а-а-а!!!

Меня обдал мощный поток прохладного ветра, и все исчезло. Мама стояла в отдалении и с любовью смотрела на меня.

— Сынок, — раздался ее ласковый голос, — я молюсь за тебя, но и ты уж не забывай это делать, прошу тебя!

Я открыл глаза, голова была тяжелой, а лоб в испарине. «Где же я возьму здесь молитвослов?» — пришла в голову первая мысль. В том, что мне необходимо и дальше читать акафист святителю Николаю, не было ни малейшего сомнения. Машинально я направился в коридор и к великому удивлению обнаружил во внутреннем кармане куртки молитвослов, найденный на даче. Как он туда попал, было для меня загадкой. В конце концов, решив, что я сам случайно его туда положил, я отправился читать акафист. С каждым разом старославянский текст становился мне все понятнее, я уже мог различать некоторые факты биографии святого, а при чтении все сильнее возникало ощущение того, что я не просто бубню непонятные слова, а общаюсь с человеком, чувствуя его душевное тепло, понимание, сочувствие, а главное — желание и возможность помочь…

27 апреля 1983 года, Ленинград

Этот священник был очень похож на отца Николая, а вот и моя бабушка, только гораздо моложе, она прижимает к себе годовалого мальчугана с круглыми большими глазами, с интересом озирающегося вокруг. Они вместе с другими взрослыми и детьми расположились в церкви полукругом перед крещальной купелью. Батюшка читает молитвы…

— Отрекаешися ли от сатаны и всех дел его, и всей гордыни его, и всех ангелов его? — и все отвечают: «Отрекаюся».

— Отреклся ли от сатаны и всех дел его, и всей гордыни его, и всех ангелов его? — «Отрекохся», — шепчут бабушкины губы.

— Дуньте и плюньте на него, — велит батюшка. Мальчуган будто все понял: широко открыв рот, что есть мочи дунул и плюнул. Затем все повернулись к алтарю.

— Сочетаешися ли со Христом? — «Сочетаваюся», — тихо отвечают люди.

— Сочетался ли еси Христу? — «Сочетахся».

Чин идет своим чередом, пока детей не начинают окунать в купель. Бабушка раздевает мальчугана, он серьезен и спокоен в отличие от других детей, заливающихся громким плачем. Сильные руки батюшки берут мальчугана: «Крещается раб Божий Николай во имя Отца, Аминь, и Сына, Аминь, и Святаго Духа, Аминь». Я выныриваю из чудесной благоухающей воды, батюшка отдает меня бабушке, которая заботливо укутывает меня в простыню. Воздух вокруг будто соткан из потоков света, непередаваемое ощущение счастья наполняет меня изнутри. Я сижу у бабушки на руках, а батюшка говорит проповедь:

— …Сегодня вы получили бесценный дар, очистив и исцелив свои души в крещальной купели. Души ваши есть самая большая ценность в этом мире, берегите же их, храните в чистоте и верности Богу. Сатана — враг рода человеческого — жаждет заполучить как можно больше душ людей, но покупает он их за пятак, за мелочь удовлетворения нашей гордыни и низких страстишек…

Мы с бабушкой выходим из храма, чудесный свет остается позади, а спереди надвигается зловещая черная туча. Она резко увеличивается в размерах, пытаясь нас поглотить, бабушка кидается обратно в церковь, но путь преграждает Варгот с перекошенным от злобы лицом.

— Уйди, пусти нас, пусти! Пусти! — я сидел на кровати, а губы шептали сами собой: пусти… пусти… пусти… Будильник на тумбочке показывал 4.20 утра, больше в эту ночь я не смог уснуть: множество самых разнообразных мыслей роилось и сталкивалось в голове. В последнее время я обратил внимание на то, что во мне как будто живут два человека: один осторожный, мягкий и добрый, а другой — более сильный, властный и злой. Все чаще второй одерживал верх. Вот и сейчас первый тянулся к тому священнику, которого я видел во сне, второй же не мог забыть того наслаждения, которое я испытал накануне в сквере. Испытать нечто подобное хотя бы еще раз стало для меня навязчивой идеей. Казалось, никакая сила в мире не заставит меня отказаться от этого.

День прошел в томительном нетерпеливом ожидании, подробности сна постоянно всплывали в памяти, но я гнал их, пытаясь избавиться от серьезных мыслей о том, что должно было произойти в этот вечер. «Я взрослый человек, принявший самостоятельное решение. Я особенный, избранный высшими силами для особого служения, я не хочу и не смогу жить так, как живут все эти мелкие людишки вокруг», — так затыкал я робкий голос моего первого «я».