Азовский гамбит - Иван Валерьевич Оченков

– Государь, не губи слуг твоих верных! – опять вмешался патриарх. – Неправильно сие. Отложи бой до утра, пусть соберут дружины, одоспешатся, тогда и воюют с крамольниками.

Что же, с церковью надо жить в мире, так что, пожалуй, придется согласиться. Пока.

– Как скажешь, владыко. Завтра так завтра, – не стал перечить я, после чего, развернувшись к думцам, заметил: – И помните, не вы соль сей земли. Не за вами правда. А значит, и нет за вами силы, потому как не в силе Бог, но в правде. И потому без вас найдется кому службу нести. Много на Руси достойных и верных мужей. И дворян, и стрельцов, и посадских, и крестьян! Не вашими молитвами и трудами Смуту преодолели. Нижегородцы ополчение собрали, от всего народа! И собор Земский не вашей волей управляется, а волей всей земли! Быть по сему!

– На черный народ надеешься, так он же тебя на вилы и подымет, – буркнул Сицкий.

– Поживем – увидим. Устал я от вас, бородачи. Затвердите накрепко, больше я от вас таких фокусов не потерплю. Это последний раз! И даже если казнить не стану, монастырей на Руси, слава богу, в достатке. Будете сидеть там, пока не взвоете. И запомните, кто в нетях завтра скажется, пусть лучше сам себе мельничный жернов на шею наденет, да в воду кинется. Большие дела впереди, а вы мне тут такие представления устраивать вздумали! Так что покайтесь, пока время есть, да за ум возьмитесь! Я все сказал. Идите по домам и думайте, пока голова на плечах имеется.

Отстояв поле боя и наблюдая, как «цвет земли русской» покидает палату, я принялся задумчиво разглядывать покрытые росписью стены. А в голове тем временем прорезались простые, насквозь бытовые мыслишки. Сейчас бы помыться и перекусить чего-нибудь, а потом все остальное…

– Все ушли, государь, – тихо заметил Михальский.

– Ну и слава богу.

– Может, зря вы их отпустили?

– А что надо было, порешить всех во главе с патриархом?

– Нет, конечно, но, по крайней мере, Салтыков с князем Сицким вполне заслужили за свои слова кару.

– Чтобы завтра Филарет объявил их мучениками?

– Я слышал, прежде вы не боялись ни церкви, ни людской молвы…

– Ты о чем это?

– Говорят, что в первый свой визит в Росток вы без промедления повесили канцлера.

– Ну да, было дело. Только далеко не сразу, а после следствия и суда. Так что меньше слушай Пушкарева, он еще и не такое расскажет.

– Прошу прощения, ваше величество, если позволил себе лишнего!

– Нет, все в порядке, – поспешил успокоить я телохранителя. – Я вполне понимаю твое беспокойство, но завтра все так или иначе решится. Пусть бояре пойдут на штурм, а там уж Бог решит, кому жить, а кому уже пора на тот свет.

– Как прикажете, ваше… – склонил голову Корнилий, но не успел договорить, поскольку я схватил его за руку и, склонившись к самому уху бывшего лисовчика, прошептал:

– Но не забудь приготовить к завтрашнему утру парочку хороших стрелков. Не стоит все отдавать на волю случая!

Получив повеление, Михальский нехорошо усмехнулся и поклонился, приложив руку к сердцу, показывая, что все исполнит. Но я уже выходил из зала, поскольку припомнил еще об одном безотлагательном деле. Возможно, самом главном сегодня.

– Отец! – кинулся ко мне Дмитрий, как только я переступил порог женской половины дворца, где после смерти Катарины в окружении мамок и нянек проживали мои дети.

– Ну как вы тут? – обнял я сына, затем Петера, после чего потрепал непослушные вихры обоим.

– Скучно, – не стал кривить душой мальчишка. – Его святейшество не разрешал нам выходить.

– Экий тиран! – усмехнулся я.

Здесь все мирно и покойно, словно и не бушевала только что в стенах Грановитой палаты буря. И оттого на душе становилось легче. Вот за что надо бороться. Чтобы не сожрали злодеи детей наших! Да пусть скрипят зубами, пусть хоть до корней сотрут. Не видать им власти на Руси! Хватит их порядкам позволять вертеть огромной страной!

– А еще он обещал перекрестить меня в православие, – наябедничал Петька.

– Вот как? И что же ты ответил?

– Я, мой кайзер, сказал ему, что это противоречит вашему указу о веротерпимости!

– Чую, Петька, быть тебе юристом-законником! – заржал я, глядя на его серьезный вид.

В этот момент няньки привели дочерей, одетых в одинаковые вышитые рубашки и сарафанчики. С любопытством поглядывая в мою сторону, они жались к юбкам своих наставниц, не решаясь подойти.

– Ну что же вы? – присел я перед ними, раскрывая объятия, и девчонки с визгом бросились ко мне, стараясь опередить одна другую.

– От тебя дымом пахнет, – наморщила хорошенький носик Марфа.

– И по́том, – добавила Женя.

– Но мы все равно тебя любим, – хором сообщили обе и звонко чмокнули в щеки.

– И я вас, малышки.

– А что ты нам привез?

Простой вопрос едва не поставил меня в тупик, поскольку за всеми этими событиями я про подарки и думать забыл. Однако смущаться было не в моих правилах.

– Массу всего! – как можно более загадочным голосом сообщил я.

– И где они? – загорелись детские глазенки.

– Пока что в обозе. Я поставил самых храбрых и верных воинов охранять их. Но сегодня вечером, самый край завтра утром, я вам их отдам. Хорошо?

– Ладно, – милостиво согласились две маленькие госпожи, после чего отправились назад к нянькам.

Мальчиков тоже увели, и в горнице осталась только одна девушка, в которой я не сразу признал фрейлину моей покойной супруги.

– Что тебе, Анхелика?

– Вашему величеству нужно привести себя в порядок, – без обиняков начала она. – Принять ванну, сменить рубашку. Я могла бы помочь…

– А ты разве не замужем? – удивился я, припомнив, что Катарина несколько раз пыталась устроить личную жизнь своей любвеобильной придворной.

– Увы, мой кайзер, – томно отозвалась та. – Один мой жених уехал на войну и не вернулся, другой имел неосторожность упасть пьяным в лужу и захлебнуться. Но, клянусь честью, даже если бы я была замужем, это не помешало бы мне быть полезной вашему царскому величеству!

– Нисколько не сомневаюсь, – нервно сглотнул я, глядя на пышную грудь, красиво очерченные губы и абсолютно бесстыжие глаза.

Собственно, а пуркуа бы и не па?

В общем, до стола и еды я добрался не скоро, хотя помыться все-таки успел. Но стоило мне взяться за ложку, как из-за дверей высунулся испуганный стольник и неуверенно доложил:

– Ивашка Грамотин просит принять до твоей царской милости. Бает, что по твоему именному повелению пришел…

– Вы пожрать спокойно царю дадите?! – выразительно взглянул я на него и лишь потом, с тяжелым вздохом велел все-таки пропустить: – Введите гражданина дьяка!

Тот, судя по всему, времени зря не терял, на еду и сон не отвлекался, а потому явился пред мои светлы очи все в том же изрядно задымленном за прошедший день жупане. Помимо гари от него пахло потом, кровью и… человеческим страданием. Не могу объяснить природы этого запаха, но ни с чем не могу его перепутать. Так пахнут профосы наемников, пыточные застенки, а еще