Газета Завтра 962 (16 2012) - Газета Завтра Газета

Что такое евразийский союз? Звучит очень скучно, бесцветно, неубедительно. Но по существу, евразийский союз так, как он был сформулирован, есть имперское образование, восстановление евразийской империи. Потому что Евразия — та территория, на которой всегда возникали империи — под той или иной эмблематикой. Там возникла империя Чингисхана, потом была империя Орды. Там зарождались иранские империи. Там появились все четыре русские великие империи. И опять Евразия начинает стягивать свои пространства. Помимо, может быть, воли людей и элит начинает создаваться евразийское государство. 

Для того чтобы таинственный кристалл нового государства, ещё очень слабый, очень неверный с неясным количеством граней, с непонятными оптическими отблесками, взрастал, он должен быть помещён в поток исторической энергии. Так взращиваются кристаллы новых веществ, новых соединений, без которых невозможна современная электроника — они помещаются в поток энергии. И чтобы кристалл новой государственности взращивался, он должен быть помещён в поток исторической энергии. Историческая энергия не измеряется метрометрами. Нет такой константы в физике — историческая энергия. Есть тепловая, электромагнитная, гравитационная, но нет исторической. А историческая энергия — это энергия, которая выстраивает человечество, создаёт и разрушает царства, которая создаёт великие пути, великие личности, великие культуры. Историческая энергия — это данность, которую пока ещё не удаётся измерить: нет стрелки, что пульсирует под  воздействием исторических потоков.

Сейчас волновод, световод русской истории рассечён во многих местах. Чёрные дыры, которые отделяют одну империю от другой, не дают этому потоку достигнуть сегодняшнего кристалла, омыть его, чтобы он вспыхнул и стал разрастаться. Поэтому задача современных русских философов, историков, метафизиков — создать такие концепции, взгляды, смыслы, которые соединяли бы волновод русской истории, так или иначе объясняли его непрерывность, боролись против концепций, разделяющих Россию на языческую и православную, старообрядческую и никонианскую, московскую, допетровскую и петровскую, романовскую и сталинскую, позднесоветскую и нынешнюю. Это огромная мировоззренческая задача. Она не менее важна, чем задача открытия новых элементов, создания новых мегамашин для путешествий в звёздное пространство. 

Друзья мои и газеты — мы на протяжении всей своей истории кроме прочих дел занимаемся соединением и сочетанием русских времён и русских энергий, в том числе соединения белого и красного, досоветского  и советского. Такая мировоззренческая задача, которая требует объяснений, подходов, дискуссий, оправданий и открытий, мучительна. Мы с самого начала хотели прекратить гражданскую войну, которая обескровила наш народ и по-прежнему бушует в умах и сердцах. Мы хотели, говоря пафосно, ссыпать в одну могилу белые и красные кости, отслужить над ними поминальный покаянный молебен. И мы занимались этим конструированием, но первое время занимались им неверно и неточно. 

Например, хотели в эту могилу ссыпать кости красных конников Будённого и белых офицеров-деникинцев. Но у нас ничего не получалось мировоззренчески, потому что эти кости продолжали рубиться, скрежетать и в могилах. Контакт Фрунзе, Будённого и Деникина не удавался — кости не срастались. Постепенно возникло странное ощущение, пришло странное открытие. 

Оказывается, стык двух этих эпох: романовский и советской, православно-белой и красно-сталинской, — возможен. Этот стык, как ни парадоксально и нелепо на первый взгляд, происходит на линии Николай Второй и Иосиф Сталин. 

Николай Второй — трагический царь, был не просто последним монархом — он был последним монархистом. Потому что от него как от монарха, как монархиста отказались все. Отказалась либеральная интеллигенция, которая шельмовала его, мечтала по существу, чтобы его уничтожили, казнили. Отказалась армия, которой он командовал, предали генералы: генерал Алексеев, генерал Рузский. Его предали члены царского дома, которые в период февральской революции бегали по Петербургу с красными бантами и присягали Временному правительству. Его предала церковь: из всего Синода по существу только два иерарха поддержали царя и были готовы принять его как патриарха церковного. Что, по-видимому, спасло бы ему жизнь. И он был последний монарх и монархист, теряющий империю, пространство, теряющий классику имперского строительства. 

Сталин был первый красный монарх. Потому что он, этот первый империалист нового времени, создал абсолютный аналог романовской империи. Он соединил  пространства так, как их начертала судьба великого русского государства на востоке, на юге, на западе. Он разгромил, усмирил и жестоко покарал антиимперские силы, живущие в советском обществе. Репрессии, казни, несправедливость во многом были связаны именно с тем, что он подавлял энергии, которые бушевали в пору гражданских войн в России. Он вернул в русскую культуру русскую имперскую классику. До этого Россия была полна революционным авангардом. Пушкина сбрасывали с корабля современности. Русский стих, русский романс, русские песни считались белогвардейскими, преступными. За них можно было получить комиссарскую пулю. Он вернул Пушкина: отпраздновал в 1937 году годовщину смерти поэта как общенациональный, почти советский, праздник, и Пушкин стал чуть ли не советским поэтом в ту пору. А ведь вся русская классическая культура даже атеиста Чехова или отлучённого от церкви Толстого была культурой, основанной на православных ценностях. Оттуда, из православных монастырских  представлений о добре и зле, о красоте, о народе вышла великая русская классика. Эта имперская культура была Сталиным восстановлена. 

Он вернул из лагерей священников и открыл приходы, возродил православие. При нём православные иерархи были приняты в Кремле, он с ними совещался. Они стали инструментом его политики. 

Но не только. Это была и форма мировоззренческого преображения. И главное, он, Сталин, вместе с народом со своей партией — партией меченосцев, как он её называл, одержал мистическую Русскую победу. Смысл этой победы абсолютно религиозен. Эта победа приравнивается к пришествию Христа и жертве христовой. Эта мистическая победа соединила обескровленный, дымящийся Советский Союз и генералиссимуса, который принимал в сорок пятом году парад победы, смотрел, как штандарты Гитлера рушатся к мавзолею, с небесами, соединила его с тем, что мы называем эмпиреей. Сталина победа как бы помазала. Он стал помазанником. Недаром говорят, что Сталин — некоронованный красный монарх, что по существу новый русский царь был Сталин. Потому что энергия победы распространилась на весь изнурённый народ и преобразила его. Неслучайно после победы, когда ещё дымилась земля, когда на  койках страдали смертельно раненые, рыдали вдовы, когда ветер ещё гнал по России пепел сожжённых деревень, Сталин приказал сажать сады. Оружием послевоенным, которое запустил Сталин, была не только ядерная бомба, которую он построил, защитив нас от ядерного удара  американцев, а были сады. А сад — это евангельский райский символ. На пепелищах, где земля скрежетала от железа, от осколков, расцветали сады. Мичуринское движение «Сады до горизонта»…Помню ещё ребёнком эти фильмы: огромные пространства, засеянные садами. И таким  образом стык белого и красного, XIX и XX веков проходит через эти фигуры: через святость царя-мученика и через ещё не совершённую, но вполне возможно будущую святость Иосифа. Потому что в православии очень сильно движение православных сталинистов. В духовенстве много тех, кто рассматривает красного Сталина примерно так, как я его трактую. 

Возвращаясь к строительству новой империи, которую Путин возвестил в виде Евразийского союза, хочу сказать, что эта империя будет построена. В своём строительстве она будет видоизменяться непрерывно. Будет  преодолевать на своём пути огромные препятствия. Будет то сжиматься, то расширяться, пульсировать, и она будет построена вовсе не на Таможенном союзе, хотя он будет функционировать. И не только на экономическом пространстве, о котором говорят наши экономически мыслящие лидеры, не только на оборонном союзе — ОДКБ. Она должна быть построена на новой идеологии. Только идеология соединит народ — не штыки, не меркантилизм. Должна быть такая идея внутри этого союза, которая окажется ослепительней, целостней и вековечней, чем идея справедливости, соединявшая советские народы. Идея социальной справедливости советского периода не  выдержала напряжения времени. Она была только социальной, объясняла поведение человека с человеком. А идея новой грядущей справедливости будет носить универсальный характер. Это будет справедливость, которая объясняет и определяет отношения не только человека человеком. Но и человека с государством. Человека с машиной. Человека с природой. Когда не будет чудовищных избиений, которым сегодня подвергается русская природа, и та не будет откликаться на насилия чудовищными пожарами, что недавно полыхали по России. Или ледяными дождями, которые согнули вековечные сосны до земли. Эта справедливость будет божественной. Справедливость, о которой говорят священные тексты. И не только православные, не только тексты Нового завета, но и мусульманский Коран. Такая идея, такая ослепительная звезда преображения и будет Русской победой XXI века.