Чернолесье - Александр Зимовец

Остаток дня мы провели, болтая с ним за кружкой пива, пока Винс по моей просьбе искал нам место для ночлега. Однако возвратился он уже затемно, и несколько сконфуженный: оказалось, что в нескольких домах, где отдавались в наем комнаты, принимать у себя чернолесского егеря отказались.

Олега это совершенно не удивило.

— Я поэтому в «Змее» всегда и квартирую, — пояснил он. — Бандитское логово, через день поножовщина, но зато нашего брата здесь не гнушаются. Некоторые даже с уважением относятся.

Одним словом, пришлось нам с Винсом провести ночь в тесной грязноватой комнатушке на втором этаже «Болотного змея», которая, к тому же, не запиралась: замок из двери был выломан с мясом.

Спал я с привязанным к руке и подложенным под голову мешочком с деньгами, так что выспался крайне скверно.

***

На следующее утро я отправился осматривать достопримечательности Брукмера. Достопримечательностей оказалось не очень много: мрачноватый, ощетинившийся бойницами замок с высокой башней из рыжего кирпича, да скученный рынок, забитый народом по случаю ярмарки.

Впрочем, посмотреть, все-таки, было на что: если уж не на сам город, то на людей. Попадались здесь и аристократы в шляпах с разноцветными перьями, и согбенные крестьяне с тележками, полными брюквы, и спешащие на ярмарку купцы с подвязанными к жилетам яркими рукавами и с тюрбанами на головах наподобие того, что я видел на Бажане.

Винс вертел головой во все стороны почти с таким же жадным любопытством, как я.

— Смотрите, ваше инородие, — захлебываясь от детского восторга шептал он, тыча пальцем по сторонам, — Вон те господа с пряжками на шляпах — это мушкетеры маркграфские. Его сиятельство себе лучших стрелков на службу нанимает, постоянно с маркграфом Кирхаймским соревнуются, кто больше умелых воинов на свою сторону перетянет. И почти всегда побеждает: Брукмер-то побогаче будет, чем Кирхайм.

А вон там девицы от Рыжей Мэл! У них, наверное, теперь отбою нет от клиентов. Работают, поди, не покладая рук. Ну, в смысле, ног.

А вот это моряки из вольных городов: только они такие косички на висках носят. Эко их занесло-то сюда, за сто лиг от моря!

Кругом кипела суетливая городская жизнь. Разносчики с лотками снеди расхваливали наперебой каждый свой товар. Стражники с алебардами вальяжно патрулировали улицы. Женщины выглядывали из окон, разглядывая разноцветную толпу и перекрикиваясь прямо через улицу с соседками.

Город дышал полной грудью, и опять я поймал себя на мысли, что все это совершенно точно не скрипты, а обычная жизнь обычных людей. И опять мне от этой мысли стало грустно, и я потер запястье, на всякий случай попробовав нажать кнопку на браслете. Ничего не вышло, конечно же.

Я заметил и еще кое-что: многие из встречных людей, завидев клеймо у меня на лбу, тут же отводили глаза, а то и вовсе опасливо сторонились. Это было неприятно, но винить их мне не хотелось. Кто знает, как реагировали бы люди в нашем мире на появление таинственных пришельцев ниоткуда со странными способностями. Пожалуй, здешние жители проявляли куда меньше агрессии, чем могли бы. А может быть, просто уже привыкли?

Первым делом я, как законопослушный человек, наведался в канцелярию маркграфа, где немолодой писарь с бледным лицом и длинными сальными волосами, быстро работая гусиным пером, выписал мне бумагу о том, что я ознакомлен с Жалованной грамотой егерям, и выдал мне Свидетельство о пожаловании, в котором я именовался господином Руманом из Брукмера. Писарь сказал, что писать «из Чернолесья» не будет, дабы не гневить Мучеников и не поминать лишний раз лихо, да еще и письменно.

Затем, уже полноценным подданным карнарского короля, я отправился приводить себя в порядок — Винс сказал, что без правильной одежды никакого веса моему достоинству не будет, и я с ним согласился.

Через толпу на рынке нам с Винсом пришлось пробиваться с заметным трудом: человеческое море, пульсируя приливами и отливами, несло нас от одного киоска к другому, то прибивая к какой-нибудь лавке, то вынося к деревянному помосту, на котором пятеро скоморохов в лоскутных чулках, смешно дрыгая ногами, плясали под музыку лютни. Музыки, впрочем, было почти не слышно из-за гомона, так что казалось, что они просто кривляются, кто во что горазд.

В киосках торговали всем подряд: хвалеными жареными колбасами, бусами из ярких камней, разноцветными тканями, душистым медом в деревянных кадушках, скрипучими кожаными поясами, раскрашенными деревянными свистульками.

Придерживаться какого-то определенного направления в этом море было тяжело, но я, все же, старался — иначе куча намеченных на сегодня дел таки осталась бы несделанной.

Сперва мы с Винсом зашли к Синде — рослому крепкому мужчине лет сорока, внимательно осмотревшему принесенные мной жала и выдавшему за них пять крон с мелочью. Затем заглянули в платяную лавку, где я обзавелся костюмом, какой по уверениям Винса и продавца был приличен для егеря или рыцаря: пара белых широких рубашек, черный с алым кафтан, суконные портки с кожаными нашивками, сапоги и шляпа. Также я взял толстую кожаную куртку и плащ — все это вместе обошлось мне без малого в шесть крон.

Наконец, человеческий прибой вынес нас с Винсом к лавке с вывеской в виде перекрещенных меча и ружья и подписью «Тийен и сыновья».

Старый Тийен оказался приветливым низкорослым колобком с сияющей лысиной, обрамленной седыми кудрями. Увидев меня, он расплылся в радушной улыбке.

— Ваше инородие! — заговорил он с тем же картавящим акцентом, что у Бажана. — Приветствую в моем скромном заведении. С кем имею честь? Кажется, вы у меня раньше не бывали?

— Меня зовут Руман, — ответил я, уже смирившись с новым именем. — Я совсем недавно в Брукмере. Вот ищу себе что-нибудь из оружия. Мне посоветовал к вам обратиться мой друг, господин Бажан.

— Вы пришли именно туда, куда нужно! — заверил меня колобок, всплеснув руками. — С вашего позволения, у меня лучший ассортимент по эту сторону пролива! Возможно, по богатству выбора с моей лавкой могла бы сравниться галерея Утриди в Ансо, но цены, цены! Они там просто заоблачные! Да к тому же, мы ведь не в Ансо, верно? И, при всем уважении, вряд ли ваше инородие мог бы там оказаться.

— Почему же? — осведомился я, желая поддержать светскую беседу.

— Но ведь… — он замялся, как человек, нечаянно заговоривший в доме повешенного о веревке. — Но ведь… Жалованная грамота егерям ограничивает передвижение, вы же знаете… лично я не вполне согласен с такой политикой и не вижу ничего опасного в вас и ваших коллегах, но кто мы такие, чтобы