Оборванные нити. Том 3 - Александра Маринина

И никаких телесных повреждений, кроме следов от медицинских инъекций и симметричных конструкционных переломов ребер справа и слева от грудины. Переломы были без кровоизлияний в окружающие ткани, поскольку были получены либо в агональном периоде, либо уже посмертно.

— Это наши, — пробормотал врач «Скорой помощи», — интенсивный непрямой массаж сердца, мы еще в машине начали, когда он стал ухудшаться. Потом в приемном отделении продолжили.

Повисла пауза. Все понимали, что сейчас произойдет самое главное: судебно-медицинский эксперт вынесет свое суждение. Самой смелой оказалась заместитель главврача инфекционной больницы.

— Ну что, Сергей Михайлович? Это отравление?

Он помолчал, собираясь с мыслями.

— Нет, не похоже, — наконец произнес он. — Меня смущают ДВС-синдром и геморрагический диатез. При отравлениях этого не бывает. Я склонен считать, что больной умер от какой-то тяжелой инфекции, которая осложнилась эндогенно-токсическим шоком. Так что это, скорее всего, именно ваш больной.

— Но ведь серологические реакции были отрицательными, — с недоумением в голосе вступил реаниматолог, проглядевший одышку. — Какая же может быть инфекция, если она не подтверждается серологией?

Саблин совсем забыл о том, что после разговора с матерью дал себе слово следить за речью и интонациями. Все-таки Ольга считает, что мать права, так, может быть, в ее словах есть доля правды? Может, он действительно слишком заносчив и высокомерен и этим обижает людей? Нет, с подчиненными своими он будет по-прежнему держаться так, как привык и как считает нужным, а вот в разговорах с коллегами-клиницистами надо бы, наверное, быть посдержаннее. Дав себе обещание держаться ровно и быть «белым и пушистым» хотя бы во время вскрытия, он тщательно выбирал слова и пытался не менторствовать, но тут то ли усталость сказалась, то ли мальчишка-реаниматолог не казался ему достойным именоваться гордым словом «коллега»… Короче, Саблина понесло. Он совершенно забыл о том, где находится и с кем разговаривает, и начал поучать.

— Серологические реакции, да будет вам известно, основаны на обнаружении конкретных антител к конкретным инфекционным агентам. В нашем случае течение заболевания было молниеносным, и мы имеем право предположить, что антитела просто не успели выработаться в достаточном количестве, чтобы дать положительную реакцию. Кроме того, мы не имеем права исключать возможность какой-либо редкой инфекции, а исследование на антитела к ней вы наверняка не проводили. Вы же не исследовали кровь на все инфекции, которые существуют в природе?

— Конечно, нет, — ответила замглавврача инфекционной больницы. — И что вы теперь предлагаете делать?

Он пожал плечами.

— Я могу предложить только одно: давайте проведем все возможные исследования. Гистологию и судебную химию по расширенной программе проведем здесь, у меня в Бюро, а вот бактериологическое исследование нужно проводить в лаборатории Роспотребнадзора. Меня там не особенно жалуют. Так что…

— Я договорюсь, — быстро ответила представитель инфекционной больницы.

— Спасибо, — кивнул Саблин. — Если серология отрицательная, то, возможно, будет рост бактерий на средах. Или даже не бактерий, а грибов. Вдруг мы имеем дело с каким-то генерализованным микозом? В предварительном свидетельстве о смерти напишем: «Причина смерти временно не установлена». А там посмотрим, что получится.

Оглядел присутствующих, усмехнулся и произнес свое любимое:

— Всем спасибо, все свободны.

Пусть уходят. Нарезкой кусочков для исследований он займется без них. Нечего над душой стоять и в затылок дышать. Да и толку-то от их присутствия?

В приемной перед кабинетом его ждала жена Кудиярова, красивая яркая худощавая женщина, настроенная весьма агрессивно. Она без приглашения последовала за Сергеем прямо в кабинет и с порога начала говорить о том, что это она написала жалобу в прокуратуру, потому что вместо оказания неотложной и квалифицированной медицинской помощи ее мужа возили из больницы в больницу и тем самым просто угробили.

Он страшно устал. Он только что провел сложнейшее исследование, причем постоянно говорил вслух, одновременно диктуя протокол медрегистратору и общаясь с клиницистами, у него сел голос и ужасно разболелась голова. И слушать резкий неприятный голос вдовы Кудиярова не осталось никаких сил.

Но выхода у него не было. И Саблин начал успокаивать перенесшую такое горе женщину, объяснять ей, что врачи ни в чем не виноваты, они все сделали правильно, а вот отчего умер ее муж — еще предстоит выяснить, потому что случай сложный, и без длительных и тщательных дополнительных исследований ничего точно сказать нельзя.

— Вы получите свидетельство о смерти, в котором написано, что причина смерти временно не установлена. Это свидетельство даст вам возможность получить гербовое свидетельство в ЗАГСе и похоронить мужа. Но это не значит, что мы перестанем искать ответ на вопрос: почему он умер? Что с ним случилось? Не думайте, что я собираюсь отделаться от вас этой бумажкой и забыть обо всем. Мы будем искать истину, я вам обещаю.

Женщина постепенно успокаивалась, и уже можно было задать ей несколько вопросов, в частности о том, где она покупала продукты, из которых готовила дома еду.

— В магазине, в супермаркете, — удивленно ответила Кудиярова. — У нас супермаркет прямо рядом с домом, я всегда там покупаю, потому что… Ну, в общем, там.

— Почему? — заинтересовался Сергей. — Почему не в другом месте?

— У меня руки болят, — еле слышно призналась она. — Я тяжести совсем не могу носить, у меня сумки из рук просто выпадают, кулак не удерживает. Поэтому продукты я ношу из самого близкого к дому магазина. Двадцать метров всего от подъезда. Столько я еще могу пронести, у меня же и муж, и двое детей, и родители, всех кормить нужно, продуктов много покупаю, сумки тяжелые. А почему вы спросили?

— Хочу понять, не могли ли попасть на вашу кухню испорченные продукты.

— А… — протянула она равнодушно. — Нет, нет. Я там уже десять лет продукты покупаю, там все хорошее, ни разу не было, чтобы лежалое или испорченное… И потом, мы все едим одно и то же, но никто ведь не заболел и не…

Она заплакала тихо и горько, но все-таки сквозь слезы сумела выдавить:

— И не умер… Как Рустам…

Значит, не было никаких случайных покупок в непроверенных местах у неизвестных продавцов. Уже легче. Или, наоборот, сложнее?

Ответа Саблин не знал.

Аутопсийный материал от трупа Рустама Кудиярова был передан для исследований в судебно-химическое отделение Бюро и в бактериологическую лабораторию эпидемиологического отдела Роспотребнадзора. Гистологию Сергей решил проводить после того, как получит результаты. Нужно было запастись терпением и ждать: посевы — дело не быстрое, ответ от бактериологов придет недели через три, а то и через месяц.

Мысли его были до такой степени заняты странным случаем, что, когда раздался звонок телефона и женский голос начал возмущенно что-то кричать, он даже не сразу сообразил, о чем идет речь.

— Какое право вы имели перепроверять мое заключение! — надрывалась невидимая собеседница. — Я вам что — девочка с улицы? Я — врач высшей категории! Я специалист с двадцатилетним стажем! У меня за эти двадцать лет не было ни одного нарекания! Мои заключения никогда в жизни никто не перепроверял и не опровергал! Вы что себе позволяете!

Только услышав про двадцатилетний стаж и высшую категорию, Саблин вспомнил: Людмила Григорьевна Окулова, совместитель, основное место работы которого — наркологический диспансер. Именно ее попросили провести исследование по случаю погибшего на производстве Алексея Вдовина на предмет наличия наркотических и сильнодействующих веществ. И именно ее заключение он перепроверял тайком в областном Бюро судебно-медицинской экспертизы.

Вот, значит, как! Узнала, что ее заключение подверглось сомнению. Значит, прокуратура зашевелилась и начала проверочные мероприятия, дав поручение следственному комитету, а тот, в свою очередь, вызывал «химичку» и требовал у нее дачи объяснений. Вероятно, там ей и сказали, что проверка эта была затеяна не без участия начальника Северогорского Бюро судмедэкспертизы. Ну что ж, уже хорошо. Неприятно кольнула только мысль о том, что он совсем забыл о случае Вдовина и о его матери, Вере Владимировне, которой сам же и давал советы о том, как нужно действовать. Но смерть отца, морока с трупом Рыкова, последующий суд, а теперь и случай Кудиярова совершенно вытеснили из его памяти юношу, которого оболгали и выставили наркоманом.

Он выслушал все, что имела сказать сотрудница наркодиспансера, терпеливо дожидаясь, пока она иссякнет, потом сказал, стараясь не повышать голос: