Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой - Джоан Флетчер

Но даже если признать, что она была красивой, то представления о красоте на протяжении истории существенно менялись от рубенсовских толстушек до модниц-худышек, от носов длинных и с горбинкой до коротких и курносых, и древний идеал красоты, кажется, далек от нынешнего деланного гламура. Некая гетера на античной греческой вазе, смотрящаяся в зеркало с надписью «Она красивая», не представляет ничего особенного для современного глаза, как и легендарная Гетера Фрина, столетиями считавшаяся несравненной красавицей. Пракситель ваял с нее свою знаменитую, поражавшую всех Афродиту, хотя у этой скульптуры, мягко говоря, не очень привлекательное лицо, которое затмевают эстетические качества, присущие скульптурным портретам Клеопатры, по крайней мере с точки зрения западной женщины XXI века.

Само собой разумеется, внешность Клеопатры стала темой многочисленных комментариев. Одна писательница утверждала, что она была «прелестной ни по стандартам ее времени, ни нашего»[166]. По поводу одной из мраморных голов Клеопатры другая ученая пишет, что «хотя этот портрет не льстит ей, в нем видно близкое сходство с Александром Великим»[167]. Но, по мнению комментаторов-мужчин, та самая скульптурная голова «передает ее красоту»[168], она «гораздо красивее, чем профиль на монетах, и отражает личность великой царицы»[169]. Что касается самих монет, то некоторым экспертам они дали повод заявить, что «египетская царица Клеопатра VII, прославившаяся своей привлекательностью, изображена с отеком на шее — признаком зоба»[170]. И вообще спектр мнений весьма широк: так, М. Хеймер считает, что на монетах изображен некто, очень похожий на мужчину в женской одежде, Р. Гёрлинг пишет, что это «злая, крючконосая карга», а Г. Гудшо находит ее лицо «привлекательным» и «лучезарным».

Несмотря на такое разнообразие суждений о физической красоте Клеопатры, античные источники соглашаются в том, что у нее был сильный, волевой характер. Говорили, что «обращение ее отличалось неотразимою прелестью, и потому ее облик, сочетавшийся с редкою убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу»[171]. Она была также наделена голосом, самые звуки которого «ласкали и радовали слух»[172], в отличие от высоких голосов большинства женщин, столь несвойственных для мужской «нормы», из-за чего мужчины испытывают неудобство. И едва ли Клеопатра разделяла мнение, что «молчанье — украшенье женщин»[173].

Побывав во многих местах Греции, Италии и Сирии, также знакомых Цезарю, Клеопатра могла свободно говорить на любую тему культуры и политики. А ее «язык был точно многострунный инструмент, легко настраивающийся на любой лад — на любое наречие, так что лишь с очень немногими варварами она говорила через переводчика, а чаще всего сама беседовала с чужеземцами — эфиопами, троглодитами, евреями, арабами, сирийцами, мидийцами, парфянами… Говорят, что она изучила и многие языки, тогда как цари, правившие до нее, не знали даже египетского, а некоторые забыли и македонский»[174]. Хотя нет никаких свидетельств, что она знала латынь, кажется маловероятным, что она не понимала язык тех, кто встретился ей на жизненном пути, ибо не все римляне могли говорить по-гречески. Однако известно, что Цезарь, обучавшийся риторике на греческом и латыни, разговаривал на греческом, языке ученых мужей.

Современные психиатры утверждают, что у Клеопатры были пограничные психологические отклонения, и «как представляется, ей больше всего соответствует определение самовлюбленного человека»[175]; но с рождения ее воспитывали как богиню, и нет ничего удивительного в подобных проявлениях у потомка Александра и трехсотлетней династии монархов, верящих в свою божественность и служивших объектом поклонения. Твердая уверенность, вселенная в Клеопатру такой верой, была явно притягательной: Цезарь, должно быть, восхищался ее молодостью, энергичностью и бесстрашием, наглядно продемонстрированными тем, как она проникла к нему, вдохновленная, вероятно, его получившими широкую известность прорывами сквозь ряды противника. Так, всего годом раньше Цезарь прорвался сквозь блокаду помпеевского флота в Адриатике, когда пустился в плавание «сам, ночью, втайне, один, закутавшись в плащ, на маленьком суденышке»[176], как она сейчас.

Несмотря на разницу в возрасте, двадцатидвухлетняя гречанка-фараон мало чем отличалась от пятидесятидвухлетнего римского полководца, годившегося ей в отцы. Его скульптурные портреты изображают человека, внешне не похожего на Авлета, но при всем их различии они имеют схожие черты характера. Они оба порывисты, прагматичны и, когда нужно, совершенно безжалостны.

Родившегося в 100 году до н. э. Гая Юлия Цезаря — его имя произносится так же, как немецкое «кайзер», являющееся от него производным, как и русское «царь», — назвали в честь его отца, бывшего важным должностным лицом. Семья принадлежала к знатному патрицианскому роду, который посредством династических браков приумножил свое состояние и добился высокого социального статуса. Получивший образование от воспитателя, который сам изучал греческую и латинскую риторику в Александрии, молодой Цезарь стал способным поэтом и писателем. Из карьерных соображений он разорвал свою первую помолвку и вступил в более выгодный в политическом отношении брак с Корнелией, дочерью влиятельного государственного деятеля Луция Корнелия Цинны. В 76 году до н. э. родилась их единственная дочь Юлия.

Учившийся сначала на жреца, Цезарь стал юристом. После командирования на Восток, в Вифинию, что недалеко от Понта, он вернулся увлеченный эллинистической модой. Говорили, что «и одевался он по-особенному: он носил сенаторскую тунику с бахромой на рукавах и непременно ее подпоясывал, но слегка: отсюда и пошло словцо Суллы, который не раз советовал оптиматам остерегаться плохо подпоясанного юнца»[177].

Известность Цезарь приобрел своим красноречием. После того как один мастер ораторского искусства с Родоса поставил ему голос, Цезарь стал великим оратором, умевшим жестами подчеркнуть важные моменты в речи. Он произвел впечатление даже на крайне критически настроенного Цицерона. «Как? — вопрошал он. — Кого предпочтешь ты ему из тех ораторов, которые ничего не знают, кроме своего искусства? Кто острее или богаче мыслями? Кто пышнее или изящнее в выражениях?»[178]

Направляясь на Родос на учебу, Цезарь попал в руки сицилийских пиратов. Они потребовали выкуп в двадцать талантов. Сказав, что они дешево его ценят, он предложил за себя пятьдесят талантов, но пригрозил разыскать их после освобождения и расправиться с ними. Эти слова рассмешили разбойников, и они отпустили Цезаря, когда получили выкуп. К несчастью для них, двадцатишестилетний Цезарь не шутил и сделал все, чтобы сдержать слово. Он снарядил несколько кораблей, догнал пиратов и казнил их традиционным римским способом, но прежде чем распять разбойников, приказал перерезать им горло, чтобы облегчить страдания за хорошее обращение с ним.

Некоторое время Цезарь служил в римской армии, приобрел боевой опыт и был награжден венком из дубовых листьев за доблесть. Потом он сблизился с самым богатым человеком в Риме, полководцем Крассом, и служил под его началом. После смерти первой жены, которой воздал почести на общественных похоронах — церемонии совершенно необычной для римлянок, он женился на двоюродной сестре Помпея и был послан в Испанию. Памятник Александру Великому в порту Гадира (современный Кадис) привел его в глубокое уныние. Сравнив свои достижения в возрасте тридцати двух лет с успехами Александра, завоевавшего немалую часть известного мира, Цезарь также почувствовал, что его обошел Помпей, взявший себе титул Александра «Великий», и завоевал почти весь Восток.

Тогда Цезарь пошел на создание союза и, выдав замуж за Помпея дочь Юлию, объединился с Помпеем и Крассом. Так в 60 году до н. э. возник первый триумвират. Став правителями Рима, они продали титул «друг и союзник римского народа» Авлету, отцу Клеопатры, и когда год спустя его изгнали, Цезарь решил попытать счастья там.

Но после того как сенат отказался избрать его проконсулом Египта, он отправился в Галлию, чтобы усмирить непокорные северные территории, сделать себе имя и опередить Помпея — и грабить безнаказанно.

В своих заметках Цезарь беспристрастно описывает встречи со многими людьми — от свирепых германцев свевов, чьи высокие замысловатые прически увеличивали их рост в сражениях, до религиозных вождей галлов, являвшихся правящей элитой, которых он назвал «друидами», и провел параллель между ними и римским сенатом. Кроме того, он сделал первое описание Британии, земли столь огромной по площади, что многие римляне сомневались в ее существовании.