Искушение прощением - Донна Леон

– Да, – шепотом ответил Гвидо, успокаивая ее жестом. – Виче-квесторе только что пожелал мне удачи в поимке подозреваемого.

Секретарша снова опустилась в кресло, и Брунетти пояснил, направляясь к ее рабочему столу:

– А еще, пока мы разговаривали, он был сама любезность и внимание.

– Наверное, с ним что-то случилось, – произнесла синьорина Элеттра.

– Или ему что-то от меня нужно, – предположил Брунетти.

– Но вы бы не сказали ему ничего важного, синьоре, правда? Ни при каких обстоятельствах? – спросила секретарша.

Брунетти вытянул вперед правую руку с растопыренными пальцами и указал на нее другой рукой.

– Нет, пока мне под ногти не начнут загонять живые побеги бамбука, – сказал он.

Синьорина Элеттра вздохнула с облегчением.

– Знать бы, что он задумал.

Она взяла со стола листок и протянула его комиссару. На нем ее рукой было начертано имя жены Форнари, дата и две денежные суммы в евро.

– После освобождения он получает пенсию по инвалидности, а его супруга – пособие, за то, что за ним ухаживает.

– Что у него за болезнь? – спросил Брунетти, перебирая варианты нового мошенничества, к которому могло прибегнуть семейство Форнари.

– Из тюремного досье Форнари следует, что он был освобожден из тюрьмы по состоянию здоровья, – сказала секретарша.

– А подробнее?

– Он так занемог, что проще лечить его в домашних условиях, с регулярным посещением больницы.

– В досье указано, чем именно он болен?

– Видимо, у него что-то серьезное, – сказала синьорина Элеттра, но, судя по тону, она сильно в этом сомневалась. – Однако за эти годы я навидалась всякого. Форнари вполне могли придумать хитрую схему, чтобы социальные службы платили им обоим. Что не помешало мужу передать наркобизнес в субподряд тому, кто предложил наиболее выгодные условия.

– Вы не могли бы заглянуть в… – начал было Брунетти и тут же продолжил: – В медицинскую карту Форнари. Там могут быть указаны причины госпитализации.

– Я уже этим занимаюсь, синьоре, – ответила синьорина Элеттра. – Вы будете у себя? Я сразу же вам сообщу.

Секретарша позвонила через полчаса.

– Я нашла медкарту Форнари. Я ошибалась: дела у него действительно плохи.

– Что за заболевание?

– Рак легких. В тяжелой форме. – Синьорина Элеттра выдержала небольшую паузу. – Нет, не так. Разновидностей у рака легких много, и у Форнари – одна из худших. Поэтому его и освободили.

– Можно ли судить по данным медкарты, в каком он сейчас состоянии?

– Нет. Там указан тип химиотерапии, которая ему назначена, сколько циклов пройдено, и все.

– Как долго он на терапии?

Секретарша ответила не сразу.

– С тех пор как его освободили. Форнари прошел два длительных курса «химии», потом – лучевой терапии. Последние три месяца он снова на химиотерапии: один курс каждые три недели. – И после паузы она добавила: – По мнению врачей, он слишком слаб, чтобы ездить в больницу, поэтому его доставляют туда службой Sanitrans[46].

– Когда Форнари посещал больницу последний раз?

На том конце – шелест страниц и едва слышное бормотание. Наконец синьорина Элеттра сказала в трубку:

– На прошлой неделе он как раз проходил химиотерапию. Следующий курс запланирован через две недели.

– Форнари регулярно посещает больницу?

Снова шуршание…

– Да.

– Хорошо.

Это вырвалось само собой. Форнари, конечно, наркодилер и бывший заключенный, но еще он – человек с онкозаболеванием.

После продолжительных колебаний синьорина Элеттра произнесла:

– Есть один нюанс, комиссарио… Но вы, наверное, уже об этом думали.

– О чем именно?

– Если Форнари в этой сфере давно, у него есть связи с… скажем так, коллегами. И он может управлять всем по мобильному. Единственное, что ему нужно, – это надежный курьер.

– Интересная мысль, синьорина. Спасибо, что подсказали, – ответил Брунетти. Он попросил позвонить ему сразу же, как только обнаружится что-то важное, и положил трубку.

Комиссар выдвинул нижний ящик стола, положил на него ноги и, максимально откинувшись в кресле, уставился в потолок. Надо же, пятно… Светло-коричневое, размером с компакт-диск, но с опущенными вниз щупальцами, слева над окном, где потолок встречается со стеной. Над его кабинетом – мансардный этаж, где в прошлые века проживала прислуга. В каморках на этой стороне здания хранится старая мебель и каталожные шкафы, и обитатели квестуры туда почти не заглядывают. Потолки там низкие, пол – деревянный, окон очень мало, и те крохотные. Несколько лет назад Брунетти там побывал, и ему в глаза бросилось плачевное состояние оконных рам, но тогда его личный кабинет находился на другой стороне и он не увидел в этом проблемы.

Форнари – другое дело. Тут проблема очевидна. Человек с тяжелой болезнью, регулярно принимающий химиотерапию, вряд ли будет развозить по городу наркотики или стоять на холоде перед школой, поджидая покупателей. И еще менее вероятно, что у него хватит сил на то, чтобы подстеречь кого-то, напасть на него и столкнуть с моста.

Брунетти какое-то время рассматривал пятно. Думать, что Форнари – тупиковый вариант, ему не хотелось, даже учитывая плачевное состояние его здоровья. Жена. Приятели. Телефонино. Послать кого-то с поручением – что может быть проще?

Комиссар снова перебрал в уме все, что узнал о Гаспарини, еще одном счастливом супруге. Еще немного, и поверишь, что Италия – страна мужчин, у которых хорошие жены! Да что там, разве сам он не принадлежит к этой категории?

Брунетти встал, решив, что самое время пойти полюбопытствовать на окраину района Кастелло. И лучше сделать это в одиночку, чтобы они с Форнари могли поговорить спокойно, как наркодилер с наркодилером.

17

Улицу и дом Брунетти нашел в путеводителе Calli, Campielli e Canali[47] – Рио-делле-Горне, в том месте, где узкий канал отделяет ее от стены Арсенала. В этой части города комиссар не был уже сто лет, но несмотря на это помнил, что на Кампо-делле-Горне растет большое дерево, как и о том, что приятель уговаривал его купить вскладчину лодку, стоявшую вот у этой самой стены.

Гвидо отказался от предложения, ведь к тому времени он уже стал отцом и знал, что хлопот ему хватит и без лодки. Хорошо иметь лодку, когда ты юн и беззаботен или, напротив, уже в летах, когда времени много и его нечем заполнить. Мужчина, у которого есть семья и работа, всегда занят. Лодка – это подружка, но не жена.

Изучая Calli, Campielli e Canali, Брунетти надеялся, что его ноги сами вспомнят дорогу и легко приведут его на место. На деле же он дважды сбился с пути. Впрочем, один раз можно и не считать: в конце Калле-деи-Фурлани он чуть было не свернул направо, но вовремя опомнился и взял левее. Еще через пару минут Гвидо пересек Кампо-до-Поцци и уперся в тупик. Признав поражение, он вернулся на кампо, оттуда – влево и вниз по улице, пока не вышел на Кампо-делле-Горне.

У самой кромки канала стояла высокая привлекательная блондинка и смотрела на воду. У ее ног, смешно сдвинув в сторону задние лапы, сидел крепенький белый пес. Брунетти подошел и заговорил с ней, неизвестно почему решив, что эта дама англичанка, причем уверенность его была настолько сильна, что он сразу же перешел на английский:

– Что-то случилось, синьора?

– Там теннисный мячик Мартино, моей собаки, – ответила дама и с улыбкой добавила: – Боюсь, тут ничего нельзя поделать.

Брунетти увидел дрейфующий слева по воде лохматый желтый мяч.

– Будь я лет на тридцать моложе, синьора, я бы прыгнул в воду и достал его для вас, – импульсивно заявил комиссар.

У нее собака, значит, она живет в городе. Лишний повод проявить знаменитую итальянскую galanteria…[48]

Дама звонко рассмеялась и сразу как будто помолодела. Она всмотрелась в его лицо.

– А будь я на тридцать лет моложе, я бы с удовольствием понаблюдала за этим, – сказала она и, глянув вниз, на собаку, произнесла: – Мартино, идем! Не все наши желания исполняются.

Еще раз улыбнувшись Брунетти, женщина удалилась в сторону церкви Сан-Мартино-Весково.

Довольный этим