Неужели я гений? - Вин Венгар

Такая способность вовсе не является чем-то невероятным и необъяснимым, но от этого она не менее удивительна, чем ясновидение или телепатия. Подобно находчивым псевдотелепатам в описанном эксперименте, полинезийским морякам удается ухватывать настолько тонкие ощущения, что об их существовании большинство людей даже не подозревает. Случай с бабочками на моем семинаре произошел именно вследствие аналогичной повышенной восприимчивости. Возможно, все тридцать четыре участника подсознательно обратили внимание на, казалось бы, незначительные реплики и особенности поведения в аудитории. Мы можем только гадать о действительных причинах происшедшего в ожидании новых результатов исследований на эту тему.

Одно известно наверняка. Какова бы ни была причина такой сверхчувствительности, в ней заключена огромная сила. Если нам удастся направить ее на решение конкретных проблем, мы сделаем гигантский скачок к гениальности.

Как и многие другие гении, Вольфганг Амадей Моцарт утверждал, что он пишет свои музыкальные композиции в мыслях, доводя до совершенства каждый аккорд, прежде чем взяться за перо и бумагу. Моцарт частенько удивлял современников, то демонстрируя способность «писать» музыку вперемешку с игрой в бильярд, то небрежно и беззаботно набрасывая увертюру к опере «Дон Жуан» за несколько часов до ее премьеры. Моцарт объяснял, что в таких случаях он вовсе не сочиняет музыку, а просто, как под диктовку, записывает из головы готовый отрывок.

В письме, датированном 1789 годом, гениальный композитор рассказывал, что, до того как запечатлеть свое творение на бумаге, он мысленно оглядывает его целиком «как ослепительно прекрасную статую». Моцарт не проигрывал свои творения так, как их исполнял оркестр, — такт за тактом — он охватывал все «одним взглядом». «Я не прослушиваю в моем воображении партии последовательно, — писал он, — я слышу их звучащими одновременно. Не могу передать, что это за удовольствие!».

Обыкновенное мышление

Очевидно, творческий метод Моцарта — явление не ординарное. Как можно «охватить» всю симфонию «одним взглядом»? Как можно прослушать ее «всю целиком», а не последовательно во времени? Это так же сложно вообразить, как и пятимерную геометрию. Тем не менее такая причудливая манера мышления была столь же естественной для Моцарта, сколь непринужденно его пальцы ложились на клавиши фортепьяно.

По-настоящему простая мысль возникает в мире абсолютно отличном от того, что способно воспринимать наше сознание. Великие гении обычно освобождаются от пут обыденного восприятия, которое большинству из нас представляется незыблемым, и наводят беспорядок в мире общепринятых понятий пространства, времени и формы.

В своем шедевре «Республика», написанном в V веке до н. э. Платон рассуждает о двух мирах, существующих в реальности: о материальном, который мы воспринимаем через ощущения, и о мире чистых идей (ideai). «Только в царстве идей мы видим подлинную форму вещей, — писал Платон. — Музыка, поэзия, живопись и математика — не что иное, как слабые попытки воспроизвести совершенную красоту и порядок идеального мира».

Платоновская пещера

Платон уподоблял обыденный мир мрачной пещере, где люди закованы в цепи так, что им не повернуть головы и не увидеть ничего, кроме стен прямо перед собой. Там, на стенах, они различают игру теней, отбрасываемых фигурами людей, двигающихся в глубине пещеры в свете невидимого костра. В своем неведении закованные пленники полагают, что эти тени и есть единственные реальные вещи в мире. Если бы они только смогли повернуть головы, они бы увидели огонь костра и других людей. А если бы несчастным удалось сбросить свои цепи, они, возможно, смогли бы даже добраться до выхода, где их глазам открылся бы великолепный, залитый солнцем мир.

Как утверждал Платон, всем нам, закованным в цепи, видны лишь тени на стенах пещеры. И мы верим, что они и есть наша Вселенная. Но все же «душа каждого человека обладает силой познания, — писал Платон, — и органом, позволяющим видеть истину». Если бы мы смогли освободить свое восприятие от оков, мы бы наконец «увидели реальность и ее блестящего создателя, которого мы называем Богом».

Экстаз

В эпоху Возрождения философы вернулись к платоновской притче о пещере. Неоплатонисты полагали, что великим художникам был дарован шанс в мучительные моменты творчества заглянуть в идеальный мир. Жан Жак Руссо представлял всякого смертного, имевшего контакт с идеальным миром Платона, охваченным экстазом. Возможно, именно это состояние исступленного восторга имел в виду Моцарт, говоря: «Не могу передать, что это за удовольствие!».

Платон настаивает

До недавнего времени рассуждения, подобные предложенным Платоном и Руссо, приписывались миру мистики. Доказать их не представлялось возможным. Однако в ХХ веке многое изменилось. Развитие квантовой физики выдвинуло на передний план новые мощные инструменты, способные помочь человечеству впервые выглянуть за пределы пещеры. Не исключено, что они со временем раскроют и загадку творчества Моцарта.

В 20-е годы нашего столетия физики открыли, что субатомные частицы — кванты, такие как фотоны и электроны, способны мгновенно менять свою природу: в зависимости от способа измерения они ведут себя то как частицы, то как волны. Еще более странным показалось, что, измеряя скорость частицы, вы не можете измерить ее массу и, наоборот, измеряя массу, невозможно измерить скорость. Именно это противоречие и привело датского физика Нильса Бора к выводу о том, что кванты на самом деле не обладают массой, скоростью и способностью преобразовываться в волны, а приобретают эти характеристики лишь временно, в ответ на попытки экспериментаторов их определить и измерить. В своем естественном состоянии, как считал Бор, квантовые частицы представляют собой нечто бесформенное, лишенное каких-либо характеристик.

Альберт Эйнштейн не принял такого объяснения. А что, если бы вдруг произошло деление частицы, состоящей из двух протонов, и эти два протона разлетелись бы в пространстве? Закон сохранения энергии позволяет нам по импульсу одной частицы определить импульс другой. Но по теории Бора ни один из протонов не обладает импульсом до тех самых пор, пока мы не возьмемся его измерять.

Согласно Бору, если мы измерим импульс протона А, то сам процесс измерения припишет соответствующее значение импульсу протона Б, даже если оба они уже успели разлететься по противоположным углам Вселенной! Чтобы добиться такой координации импульсов, протоны должны были бы воздействовать друг на друга со скоростью, опережающей скорость света, — как если бы они обладали телепатией. Эйнштейн подшучивал над «призрачным воздействием на расстоянии», он настаивал в статье 1935 года, написанной совместно с Борисом Подольским и Натаном Розеном, что Бор и его последователи, должно быть, проглядели некую «скрытую переменную», и сделал вывод, что теория Бора попросту недоработана.

Один из последователей Эйнштейна, Дэвид Бом, предложил разрешение этого парадокса. Он согласился с Эйнштейном, что было бы странно и маловероятно, если бы два протона мгновенно обменивались информацией, находясь на огромном удалении друг от друга. Бом предположил, что квантовые эффекты есть не что иное, как отражение более глубокого, чем предполагалось до тех пор, порядка вещей в видимой Вселенной. Он сравнил квантовую частицу с рыбкой в аквариуме. Предположим, что мы наблюдаем рыбку по двум телемониторам, подключенным к видеокамерам, «рассматривающим» ее с разных сторон. Мониторы демонстрируют нам два различных изображения, как если бы мы следили за двумя разными рыбками. Но, когда одна рыбка поворачивается, поворачивается и другая, будто между ними существует загадочная связь. Только непосредственно заглянув в аквариум, мы узнаем, что мониторы показывают нам одну и ту же рыбку под разными углами зрения (рис. 7.1).

Рис. 7.1. Физик Дэвид Бом сравнивал мир наших ощущений с недоступным взору аквариумом. Когда мы наблюдаем рыбку при помощи двух видеокамер, нам кажется, что это две разные рыбки, по непонятной причине движущиеся синхронно. По-видимому, и квантовые частицы точно так же взаимодействуют друг с другом на невероятно больших расстояниях в пространственно-временном континууме. Эйнштейн называл такое поведение квантов «призрачным воздействием на расстоянии». Бом предполагал, что невидимое влияние может на самом деле относиться к отдельной квантовой частице, которая, подобно рыбке из аквариума, из-за нашего несовершенного восприятия «внутреннего порядка» (термин, введенный Бомом для обозначения невидимого мира) лишь кажется разделившейся на две, разнесенные в пространстве.