Журнал «Вокруг Света» №04 за 1981 год - Вокруг Света

Потом я поняла, чего могу ожидать от бенгалок. Я перестала и их и себя мучить желанием невозможного и начала ценить то, что они мне могли и хотели дать.

Они знают, что супружество — не только мед и что жене придется научиться держать себя в руках. Когда бенгалка после свадьбы обнаружит, что ее выдали замуж за эгоиста, она не станет от этого несчастной. Когда же она откроет, что ее муж человек достойный, она счастлива.

Бенгалки трудятся на своем маленьком жизненном участке, выделенном им, без всяких дискуссий. Если они и видят, что это плохой участок, то знают, что лучшего не будет. И потому стремятся сделать на нем как можно больше.

В конце концов они все-таки превращают его в цветущий сад, который радует не только их, но и всех вокруг...

...Какая-то незнакомая бенгалка на ломаном английском языке спросила меня, как пройти на почту. Я объяснила ей по-бенгальски. Она ласково и удивленно посмотрела на меня.

Через две недели ко мне зашла соседка по общежитию и принесла новое сари.

— Это тебе посылает наша мама.

— Как? — удивилась я.— Ведь я ее не знаю.

— Знаешь, недавно ты ей показала дорогу на почту. Ей очень понравилось, что ты знаешь наш язык и носишь сари. Она заметила, что твое сари уже поношенное. И вот купила это. Не обижайся, она делает это от чистого сердца.

Эта добрая женщина жила в Калькутте. Когда бы потом я ни приезжала сюда, я всегда заходила к ней в гости: не надо было заранее заказывать гостиницу, я могла быть уверена, что в любое время суток и года их дом для меня открыт.

В последний приезд в Кулькутту я и позвонила в десять вечера с вокзала, чтобы сообщить, что зайду завтра. Но она решительно заявила, что незачем ночью бродить по улицам и искать гостиницу.

Когда через час я добралась, у остановки трамвая меня ждал один из ее сыновей, а дома был накрыт стол к ужину...

Гана Преинхэлтерова, чехословацкий востоковед Перевела с чешского Нелли Рейзема

Как на зимнем окне...

Великий Устюг. Кто создал городу славу «великого»? Знаменитые первопроходцы, выходцы из Устюга, чьи имена запечатлены сегодня в названиях улиц: Ерофей Хабаров, Семен Дежнев, Владимир Атласов... А может быть, талантливые мастера? Здесь жили даровитые кузнецы, скульпторы, работавшие в дереве, камне и гипсе, мастера литья, финифти, керамики, чернения по серебру, художники, создавшие иконописные шедевры.

Вот площадь, где три столетия назад гудел большой великоустюжский торг. Вдоль длинных рядов качались на ветру шкурки соболей и белок, сверкало на солнце черненое столовое серебро, ореховым цветом переливалась шемогодская резьба по бересте, золотился на шкатулках «мороз по жести»...

Многие традиционные народные искусства перекочевали в день сегодняшний. Скажем, судьба великоустюжского чернения по серебру поистине счастливая, но вот старинный северный промысел «мороз по жести» пережил свой взлет еще в середине прошлого столетия.

Изделия этого рукомесла я видела в местном краеведческом музее. Небольшие ларцы и шкатулки, обитые жестью, а поверх — крест-накрест — узкие ленточки из того же металла. Покрывающая ларцы жесть непростая, золотистая по цвету, с прозрачной игрой снежинок и листьев. Точь-в-точь как морозный узор на окне. Это и есть «мороз по жести» — искусство тонкое и сложное, секреты которого передавались от отца к сыну и были достоянием немногих семей.

Как возникло и сложилось это самобытное искусство Великого Устюга, сведений найти не удалось. Но сохранились фамилии мастеров: Насоновский, братья Иван и Никблай Старковские, Савватий и Николай Цыбасовы. Оставили свои фамильные вещи мастера Панов, Булатов, Торлов.

«Мороз по жести» — а именно под таким названием сохранилось в памяти народной это ремесло — заключалось не только в создании жестяного покрытия с рисунком, как на морозном окне, но и в изготовлении деревянного сундучка с хитроумными секретными замками.

В Ростовский краеведческий музей недавно передали шкатулку, сделанную три столетия назад Егором Пановым. И хотя «мороз» на ларчике несколько «стаял», но само изделие сохранилось. Ларчик открыть непросто. Привинченное к крышке кольцо нужно повернуть определенное число раз, и тогда в верхней части сундучка откроется тайник, хранящий два ключика. Затем следует нажать на потайные детали на боковых стенках, и тотчас кружевные накладные узоры сдвинутся, обнажив два замочных отверстия. Если вставить и повернуть ключи: послышится музыка. При этом верхняя крышка ларца поднимается. Внутри еще одна крышка. Но открыть ее так же непросто, как и первую. Нужно найти незаметный для глаза выступ и нажать на него пальцем...

В боковых стенках шкатулки имеются два потайных металлических стержня, ввинчивающихся в пол. Попробуй оторви!

В таких шкатулках хранились деньги, документы. Еще в прошлом веке устюжане вывозили их на Ирбитскую и Нижегородскую ярмарки, и там шкатулки охотно раскупали купцы из Турции, Персии.

Последний шкатулочник, представитель старого отряда устюжских умельцев, Пантелеймон Антонович Сосновский, умер несколько лет назад на 97-м году жизни. Он работал до последних дней и оставил ряд уникальных шкатулок. Старый мастер беспокоился о судьбе своего ремесла, звал к себе учеников, но, как это часто бывает, всерьез заинтересовались его секретами слишком поздно...

После смерти Сосновского казалось, что этот устюжский промысел погиб. Но вот пытливому художнику-самоучке Борису Александровичу Холмогорову удалось восстановить не только технологию морозного узора, но и секреты замков и музыки.

Холмогоров живет на окраине города, в тихом переулке, в простом рубленом доме с березками под окнами. Войдя в дом, я сразу же оказалась в... музее. На полках, на полу и на столе стояли туеса, резные доски, солоницы, берестяные хлебницы и шкатулки. В комнате пахло хорошо выстоявшейся древесиной.

На книжной полке увидел старинный фолиант в выцветшем зеленоватом коленкоровом переплете. «Орнаменты, издательство Вольфа, 1898 год» — тиснено золотом на титульном листе.

— Откуда у вас эта редкая книга, Борис Александрович?

— Подарил один старичок. «Бери,— говорит,— Борис, видишь, сколько здесь узоров — и русских, и арабских, и французских, и индийских,— может, пригодится в твоем ремесле». И знаете, очень пригодилось. Особенно в резьбе по дереву помогает, и когда просечное железо делаю. Многие старые орнаменты теперь уж позабыты.

Мастер был еще не стар, худощав и невысок. Он дал мне осмотреться и только после этого стал рассказывать о себе.

— Род мой, как видно по фамилии, из-под Архангельска Прадед был холмогорским косторезом, дед — резником по камню. Помню, как он вечерами вырезал нам из дерева игрушки, а мы, ребятишки, сидели на полу и смотрели на его руки. Ждали чуда. После школы мне, как и многим ребятам из нашего класса, захотелось иметь современную профессию. Стал шофером, но долго не выдержал. Каждую свободную минуту тянуло что-нибудь да смастерить. Постепенно испробовал почти все наши северные промыслы — резьбу по бересте, финифть, инкрустацию и резьбу по дереву.

Борис Александрович показывает мне пахнущие березовой рощей шкатулки из бересты. Одни — для рукоделия, другие — для соли, перца и чая, и третьи, большие, для хлеба. Тут же рядом финифть — тонкие полевые цветы на белоснежной эмали, и причудливое кружево просечного железа... — Хотелось делать вещи красивые, добротные, как в старину делали,— говорит мастер, уловив мое внимание к ларцу, обитому жестью. — Стал я собирать старые изделия народных мастеров, в основном выменивал их, покупал редкие книги по искусству — по ним изучал традиции и историю северных промыслов.

— А как же удалось возродить «мороз по жести»?

— Случай помог. На фабрике, где я тогда работал, открыли цех художественных изделий. Начальник цеха пригласил меня наладить производство подарочных шкатулок. Там я и занялся этим древним промыслом.

Холмогоров рылся в музейных архивах, разыскивал людей, близко знавших мастера Сосновского, экспериментировал. Сложил во дворе печь, заготовил кряжистых поленьев — ему нужны были горячие, подернутые пеплом угли. Много раз менял и температуру нагрева жести, и состав смеси кислот — все записывал в ученическую тетрадь. Обжигался, снова натирал еще пламенеющую жесть. И задыхался, откашливался от смрадного чада.

И вот однажды радостный прибежал домой, закрутил, завертел по комнате жену и показал ей тонкую металлическую пластинку, покрытую золотистыми звездочками. То был утерянный и снова возрожденный «мороз по жести».

— Вот он, «мороз»-то.— Мастер вынул из-за стола лист тонкой жести и, положив перед собой, провел по нему жилистыми, с бурыми пятнами старых ожогов руками. — Вся хитрость в приготовлении «царской водки» — смеси азотной и соляной кислот с добавлением соли и масляного лака, а также зеленой или желтой краски. Этим составом и покрываю вот такой лист жести. Никогда не пользуюсь кистью — только сухой заячьей лапкой. Любую кисть «царская водка» разъедает, а лапку никогда, да и рисунок получается более искусный. Потом нагреваю лист на открытом огне, брызгаю на горячую жесть холодной водой и появившийся рисунок закрепляю содовой водой. Когда лист остынет, покрываю его лаком.