Крокодиловы слезы - Елена Яковлева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя саркастическая полуулыбка не осталась незамеченной.
- В чем дело? - глуховатым голосом осведомилась безутешная Вероника.
- Да ни в чем, - ответила я с вызовом.
- Тогда канай отсюда! - "Дама под вуалью" не стесняла себя в выражениях. Мне не было резона ей уступать;
- А ты что, эту могилу приватизировала, что ли?
"Угольки на пепелище" вспыхнули, как порох:
- Вали отсюда, пока я тебе морду не разрисовала!
Ого, сколько экспрессии! Уж с этой Тимуру скучать не приходилось. Я покосилась на его портрет и дружески ему подмигнула, чем еще больше взбесила безутешную Веронику. Она двинулась на меня, подметая полами своей бесформенной черной хламиды рыжую могильную глину.
На всякий случай я все же отступила назад, не очень далеко, всего лишь на пару шагов. Может, у этой Вероники ногти длинные и острые, как клыки у тигрицы.
Слава всевышнему, она не стала на меня бросаться, удовлетворившись воинственной позой и фразой, полной патетики:
- В этой могиле - вся моя жизнь, и нечего тут всяким топтаться.
- В какой могиле, этой? - издевательски уточнила я. Эта игра начинала меня забавлять.
Потеря бдительности чуть не вышла мне боком. Я и глазом моргнуть не успела, а самозванка налетела на меня, как коршун, вцепилась мне в волосы и принялась мотать мою голову из стороны в сторону, будто пыталась ее выдернуть, как репку из грядки. Это было так больно и обидно, что я взвыла:
- Да было бы из-за чего драться! В могиле ведь не Тимур, а неизвестно кто!
Вероникина рука дрогнула и ослабила хватку. Воспользовавшись замешательством противницы, я вывернула шею и заглянула в ее лицо, полуприкрытое дурацкой вуалью, а на нем, между прочим, ясно вырисовывалось удивление.
- Как это неизвестно кто? - Она перевела свой бешеный взгляд на портрет, словно испрашивая его совета, слушать меня дальше или не стоит. Ничего не скажешь, натурально она прикидывалась.
Хоть она и перестала трясти меня, как грушу, рука ее все еще не отпускала мои волосы. Кто бы знал, как мне это надоело! Я предприняла отчаянную попытку освободиться, но у меня ничего не вышло. Единственное, что мне удалось, так это стянуть с Вероникиной головы ее старомодную панаму с вуалью. Взору моему предстал почти голый череп, покрытый робко пробивающимся ежиком из волос. Ухватиться тут было совершенно не за что. Интересно, зачем она такое с собой сотворила? Назло кому-то, в знак протеста или у нее просто-напросто не все дома? Лично я все больше и больше склонялась к последней версии и теперь кляла себя за легкомыслие. Мало ли что еще придет на ум этой идиотке! К тому же в таком безлюдном месте...
Опасения мои оказались не лишенными основания. Хватка цепких Вероникиных рук усилилась, я уперлась ладонями в ее плечи, пытаясь оттолкнуть, она не удержалась на ногах, запутавшись в своих длинных обносках, и мы дружно рухнули на свежий могильный холмик. Причем я, неловко шмякнувшись, подмяла под себя венок из желтых хризантем. Что касается Вероники, то она шлепнулась навзничь и смешно завозилась на спине, как жук, который не может перевернуться. Я воспользовалась удачным моментом, подпрыгнула и пришпилила ее к земле своей острой коленкой. Эта стерва недовольно заворочалась подо мной, а я прикрикнула:
- Лежи, не дергайся и давай-ка выкладывай побыстрее, где ты прячешь Тимура, а то мне некогда!
Глава 19
МАНЬЯК КРАСНОДЕРЕВЩИК
Мы еще минут десять барахтались в рыхлой глине и, наверное, не на шутку растревожили лежащего под ней покойника. Еще не хватало, чтобы он прикрикнул на нас в буквальном смысле замогильным голосом:
- Да дайте же покоя наконец! Вероника давила на меня массой, зато я превосходила ее в изворотливости. Да и опыт, полученный в "Розовом фламинго", не прошел для меня даром. Вот только глина - не розовое желе, и комков в ней многовато.
Короче говоря, сентиментальная самозванка выдохлась первой. Перестала сучить руками, поднялась на ноги и принялась обирать с подола репейники. Потом, всхлипывая и отфыркиваясь, разыскала в кустах свою идиотскую шляпку, отряхнула ее и водрузила на стриженную под машинку голову. Жалкое это было зрелище, если честно. Зачем она так себя изуродовала, ведь исходные данные у нее очень даже ничего: выразительные глаза, тонко очерченный овал лица, вот только насчет ног ничего определенного сказать не могу, поскольку длинная хламида мешала их разглядеть.
Тут в поле зрения Вероники попал измятый в процессе борьбы венок из желтых хризантем, и она расчувствовалась пуще прежнего. Разрыдалась, как маленькая, жалобно причитая:
- Прости... Прости, дорогой, за эту унизительную сцену... Я.., я не хотела!..
И как это понимать прикажете? Выходит, она и впрямь считает Тимура умершим. Тогда где мне его искать? Хотя в сумке у меня еще полтора десятка фотографий с адресами, энтузиазма это обстоятельство не прибавляет. Я буду бегать по ним еще неделю, а милиция тем временем... Короче, на нарах мне придется скучать в одиночестве, без Тимура. Ох, не нравятся мне такие расклады.
- Слушай, - я тряхнула за плечи раскисшую Веронику, - ты что, и в самом деле не знаешь, что он жив?
- Кто? - тупо спросила Вероника, любовно расправлявшая ленту на веночке.
- Кто-кто! - гаркнула я. - Тимур. Вот тут, - я кивнула на могильный холм, - не Тимур, а кто-то другой.
- Кто? - повторила самая преданная из его наложниц, не считая меня, конечно. Пластинку у нее заело, что ли?
- Я бы тоже хотела это знать. Еще как хотела бы. А пока я знаю только то, что в этой могиле лежит человек, который пытался убить Тимура. По крайней мере, он так мне сказал.
- Кто? - Вероника глупо улыбнулась.
- Я же говорю - Тимур! - Односложность Вероникиных вопросов начинала мне потихоньку надоедать. - Я тоже думала, что он покойник, и носила сюда цветочки. И еще одному местному бомжу за их охрану четвертак отвалила.
- А я - полсотни, - растерянно прошептала Вероника. По крайней мере, пластинку сменила.
- А зря, - резюмировала я. Вероника снова посмотрела на помятый веночек и пробормотала задумчиво:
- Значит, Тимур жив... Но где, где он?
- До вчерашнего дня был у меня, - я вздохнула, - а где сейчас, понятия не имею. Вот думала, что ты это знаешь, но ошиблась. А мне он позарез нужен, потому что я по его милости влипла в очень неприятную историю.
Вероника по-прежнему не сводила взгляда с могилы псевдо-Тимура. Похоже, моя информация с трудом укладывалась в ее стриженой голове, что, впрочем, неудивительно. Могу себе представить, сколько там всякого хлама! Сдается мне, зря я ей все разболтала, прониклась, так сказать, сочувствием к ее горю. С другой стороны, после всех смертоубийств, к которым я против своей воли оказалась причастной, даже Тимур не осудил бы меня за то, что я выдала его тайну. Мне бы только его найти хоть на пять минут раньше, чем за мной придут с наручниками. И уж тогда я расколюсь на полную катушку, пусть Тимур на меня не надеется. Все-таки я слабая и беззащитная женщина, а не супервумен. А потому у него времени до вечера, и если он не объявится раньше, я выложу скромным товарищам в серой униформе все, что знаю. А буде они засомневаются, я призову на помощь Люську, которая видела Тимура живым и почти здоровым.
Пока я обдумывала свои ближайшие перспективы, Вероника, как выяснилось, тоже времени не теряла. Похоже, ей таки удалось разгрести хлам, скопившийся в ее экстравагантной лысой голове, потому что речи ее оказались в высшей степени осмысленными. А сказала она следующее:
- Кажется, я знаю, кто мог желать ему смерти.
- Ну-ну, и кто же это? - подбодрила я ее.
- Я!
Ну вот вам, это называется "приехали". По этой идиотке психушка плачет, а я, дура, пытаюсь разговаривать с ней как с нормальной.
- Это я, это я вынесла ему приговор! - Эта блаженная продолжала нести стопроцентную чушь. - Я.., я затаила на него обиду.., и.., в конце концов она на него перешла. Она, она обрушилась на его голову, как дамоклов меч!
Сколько я помню, голова Тимура в результате покушения особенно не пострадала, но это и неважно в свете открывшихся фактов, а именно - того обстоятельства, что у самой Вероники с головой не в порядке, и скорее всего уже давно, судя по скудной растительности на ее черепушке. Спрашивается, зачем я трачу время на душеспасительные беседы с этой умалишенной, когда у меня под ногами земля горит?
- Ладно, я пошла. - Я устало махнула рукой, на прощание по-дружески посоветовав:
- Не стоит тратиться на венки, все равно ведь украдут.
Но уйти мне не удалось. Вероника вцепилась мне в локоть и затараторила, затараторила... Сказать, что это была бессвязная речь, значило бы не сказать ничего. Это был поток сознания, прерываемый пространными паузами, охами, вздохами и неразборчивыми лирическими отступлениями. Признаюсь, я совершенно не рассчитывала обнаружить в этой куче словесного навоза жемчужное яйцо, а напрасно!
Мало-помалу привыкнув к своеобразной Вероникиной манере изложения мыслей, я научилась отделять немереные завалы эмоций от сиротливых крупинок дельной информации. Сначала я эти крупинки заботливо отобрала, потом аккуратно подогнала друг к дружке, как детали детской мозаики, и поразилась сложившейся картинке. А на ней вырисовывалось следующее: наша экзальтированная Вероника была повернута на Тимуре без малого два года, все это время ухитряясь методично отравлять жизнь ему, его жене, ныне покойной, а также вычисленным ею любовницам (мне повезло, я счастливо избежала их участи). Мало этого, она еще умудрялась держать при себе на коротком поводке воздыхателя, у которого, судя по отрывочным Вероникиным сведениям, крыша тоже была не на месте. Какой нормальный мужик стал бы так долго позволять, чтобы его использовали в качестве жилетки для горьких слез по другому. Ну да, эта покинутая Тимуром краля пудрила мозги какому-то сохшему по ней хахалю в таком духе: мол, я бы тебя полюбила, если бы мое сердце не принадлежало тому, кто... Короче, "я другому отдана и буду век ему верна".