Лицом к лицу - Юлиан Семенов

Продавая нефть, рис, создавая фабрики по производству какао, скупая польские земли, Ментен в тридцатых годах стал консулом Нидерландов в Кракове. Именно тогда, разворачивая свою торговую империю, он столкнулся с львовским финансистом и землевладельцем Пистинером - тот отстаивал интересы своей денежной империи, началась конкурентная борьба между ними, борьба суровая, кончившаяся в 1941 году, после вторжения гитлеровцев в СССР, когда Ментен сменит цивильный костюм на форму эсэсовского карателя при штабе Шенгардта, шефа СД в Польше и на Украине. Именно в этом-то эсэсовском костюме он участвовал в расстрелах десятков тысяч русских, польских, украинских и еврейских жителей Львова и окрестностей. Именно тогда, в Подгороцах, что возле Львова, Ментен свел счеты со своим конкурентом: вся семья Пистинера была казнена гестаповцами.

(В романе "Третья карта" я писал о том, как гестапо и абвер планировали уничтожение львовской интеллигенции - украинцев, русских, евреев. В архивных документах, собранных тогда мною в Польше, ГДР, ФРГ, явно просматриваюсь зловещая роль командира батальона карателей "Нахтигаль" гитлеровца Оберлендера, ставшего после воины министром в кабинете Аденауэра. Историки ГДР, Польши, СССР опубликовали материалы о нем. Суда над ним, впрочем, не было - "холодная война" корректирована законы боннской юстиции; пост министра Оберлендер, однако, потерял. В двух или трех материалах промелькнула кличка, данная одному из гестаповцев, - "голландец". Именно этот "голландец" первым после зверского убийства профессора Тадеуша Островского во Львове - вошел в его квартиру, где была коллекция картин. Все до одной картины были им вывезены. Фамилия этого "голландца" - Питер Ментен.)

- Он вывез в 1943 году три вагона с произведениями искусства из Кракова, Киева и Риги, - рассказывает Хиленсе.

(Прошу читателя запомнить это, ибо поиск Янтарной комнаты также привел Георга Штайна к исследованию вопроса о произведениях искусства, вывезенных гитлеровцами из Киева, Харькова, Кракова и Риги.)

- А в 1944 году в Голландию - следом за Ментеном - был передислоцирован и генерал СС Шенгардт, он возглавил службу СД и тайной полиции в нашей стране, продолжает Ханс Хиленсе. - И встретил его здесь старый друг и "товарищ по борьбе" Питер Ментен. После победы Шенгардт был арестован, судим и приговорен к смертной казни. Его друг Ментен, однако, от суда скрылся, сбежав за границу. Он внимательно наблюдал оттуда за тем, как разворачивалось его дело. Он ждал, какие доказательства против него будут приняты к слушанию. Шел 1948 год, Черчилль уже произнес речь в Фултоне, Трумэн уже открыто провозгласил свою атлантическую доктрину, гитлеровец Оберлендер уже вовсю работал вместе с Аденауэром - одно слово, "холодная война". Поэтому суд в Амстердаме принял к исследованию один лишь факт: работа Ментена в качестве "переводчика" в оккупированной Польше. Остальные факты - его непосредственное участие в расстрелах мирных жителей, похищение произведений искусства, принадлежащих нашему государству и братской Польше, - не были приняты судом во внимание.

Ментен был "осужден" на три года. Что ж, такой приговор устраивал нациста. Он вернулся в Голландию и обжаловал приговор. Был новый процесс, и гитлеровский преступник получил восемь месяцев тюрьмы.

В 1951 году правительство Польши потребовало выдачи гитлеровца, представив дополнительные факты о его злодеяниях. Суд, однако, даже не стал рассматривать документы. Ментен, обладатель роскошных замков в Шотландии и Голландии, "оцениваемый" специалистами в 250 миллионов гульденов - за счет награбленных им произведений искусства, - жил в свое удовольствие, путешествовал по миру, вполне респектабельный член высшего общества.

Некоторые голландские газеты и журналы пытались привлечь внимание к вопиющей несправедливости. Разгар "холодной войны"; началось перевооружение ФРГ, зацвел зловещим цветом реваншизм; в Нидерландах началась новая кампания: "Пора положить конец процессам против так называемых "военных преступников", которые мешают налаживанию наших добрых отношений с Аденауэром".

...Неожиданность - категория весьма странная, до конца непонятная еще. В 1976 году Ментен устроил аукцион "своих" картин. Пахло миллионными сделками. На рынок должны были пойти картины, обагренные кровью, похищенные из музеев; собственность иных государств и граждан. Это переполнило чашу терпения. На демонстрацию в Амстердаме вышли художники Нидерландов. К ним присоединились участники антифашистского Сопротивления; поддержали рабочие, студенты. Началась новая волна протестов в прессе, причем на этот раз практически в газетах всех направлений. "Де ваархейд" поставила вопрос: почему полиция и министерство юстиции в свете вновь открывшихся обстоятельств ничего не предпринимают против Ментена?

- Наш комитет, - продолжат Ханс Хиленсе, - да и вся общественность Нидерландов внимательно следили за тем, как представители нашей страны посетили Советский Союз и Польшу, именно те места, где проходили расстрелы мирного населения гитлеровцами в районе Львова; голландские юристы и журналисты встретились с советскими юристами, которые работали под руководством прокурора Руденко, обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе, на том процессе, где СС была признана преступной организацией, а ведь Ментен человек СС, кровавый человек; в Польше наши люди встретились с работниками Комитета по расследованию нацистских злодеяний. В дело Ментена легли новые материалы - показания свидетелей, данные экспертиз - совершенно неопровержимые доказательства. И тут Ментен дрогнул. Он умел считать; "калькулятор" со стажем, со страшным стажем. В ноябре 1976 года, через пять месяцев после начала кампании против него, он купил билет на самолет, салон первого класса, и приземлился в Швейцарии - вполне респектабельный иностранец.

А через три дня, когда в Нидерландах узнали о побеге преступника, разразилась буря. В парламенте начались дебаты, телевидение вело прямой репортаж из зала до поздней ночи. Оратор от Партии труда А. Косто заявил, что не только министр юстиции, но и все правительство должно отвечать за то, чтобы преступник, подозреваемый в злодеяниях против человечества, предстал перед судом. Оратор от Народной партии за свободу и демократию госпожа К. ван де Коппело отметила, что люди не могут понять, отчего одного преступника арестовывают, а другому позволяют не только свободно жить на своей вилле, но и совершить "побег" за границу. Член парламента коммунист И. Вольф заявил, что дело Ментена нельзя рассматривать отдельно от сборищ неонацистов в ФРГ и их постоянных требований о прекращении преследований военных преступников.

После этих дебатов, когда большинство выступавших парламентариев потребовало суда над Ментеном, произошло событие уникальное: власти Берна были вынуждены выдать Ментена. Его привезли в Нидерланды, начался суд.

И тут возникла фигура некоего "эксперта" - профессора юриспруденции Христиана Фредерика Рютера. Писавший свою докторскую диссертацию в Бонне во времена Аденауэра, то есть "холодной войны", Рютер снискал себе известность наглым заявлением: "В Нидерландах все преследования и суды над голландскими и западногерманскими гражданами по поводу второй мировой войны прекращены и сданы в архив". Именно эти слова начинают одну из глав диссертации этого "юриста".

Еще до начала суда, как только Ментен сбежал в Швейцарию, Рютер заявил: "Теперь его не имеют права судить, ибо, уехав, он перестал быть гражданином Нидерландов".

Рютеру, однако, не вняли. Суд над Ментеном начался, и, когда Рютер появился в зале, гитлеровец приветствовал его со своей скамьи:

- Браво, профессор, вами выдвинута прекрасная аргументация!

Во время процесса Рютер развил бурную деятельность. Вместе с адвокатом Л. ван Хейнингеном (тот, правда, теперь отказался от защиты) он посетил гестаповского руководителя Ландау в надежде получить у того некие показания в пользу Ментена. Получат.

Этот же Рютер, начавший изучать "культуру германского права с 1940 года" (прекрасная "культура" юриспруденции нацизма!), потребовал подвергнуть проверке официальную баллистическую экспертизу, присланную из Советского Союза. Как же "профессор", столь преуспевший на ниве прославления гитлеровских "имперских народных судов", может верить хоть чему-нибудь советскому?! Это же русские "недочеловеки", ими в добрые старые времена "культурная германская юриспруденция" не занималась, их без суда отправляли в Майданек и Освенцим...

Несмотря на протесты со стороны судьи Я. Шредера, прокурора Хабермела, "юрист", воспитанный на культуре гитлеровского права, продолжал вести себя нагло и бесстыдно, подвергая форменной травле свидетелей - тех, которые пережили ужасы гитлеризма в далеком сорок первом и которым пришлось столкнуться с адептом гитлеризма в наши дни, в демократическом государстве, столь радеющем о правах человека...