Литературная Газета 6386 ( № 39 2012) - Литературка Литературная Газета

Повысить это качество жизни и было мегазадачей расширения Москвы. - Самое главное - работа с дорогами и пробками и идея баланса между бизнес-центром и территорией, где живут люди, - говорил эксперт конкурса из Германии Рейнер Нагель. - Второе - это вопрос "зелёного" строительства: природного наследия и современной застройки. Центр с точки зрения работы и жизни разбалансирован. Это всё исходит из-за централизации городских функций. Нужно, чтобы было два или три центра, очень важно уйти от моноцентричного города, которым сейчас является Москва.

К этим идеям в том или ином виде пришли все команды. А лучше всех, по мнению жюри конкурса, задачи воплотили французские архитекторы из бюро Антуана Грюмбаха.

В своём проекте французы превращают Москву в "город в природе". Около 30% площади при любой застройке должно отдаваться под зелень, Москва-река на всём протяжении от Тушина до Курьянова становится "осью экологического развития". Появляется огромный парк в районе станции метро "Университет", федеральный центр в Коммунарке также строится вокруг большого Цент[?]рального парка.

Основой развитого общественного транспорта столицы становятся скоростные ж/д маршруты. К примеру, по Новой Московской линии от Кремля до Коммунарки можно будет доехать за 20 минут. Также экспрессы свяжут между собой столичные аэропорты.

По подсчётам экспертов, на реализацию французского проекта потребуется 7,5 трлн. рублей. Но архитекторы дают для этого и немалые сроки: воплощение плана займёт около 35 лет.

ПЛАНЫ ДЛЯ ГЕНПЛАНА

Так или иначе столичные власти не собираются "дословно" воплощать проект победителя. Ведь главной задачей конкурса была аккумуляция идей.

- Этот конкурс - одно из важнейших решений, которое могло принять ваше правительство, - говорил представитель американской команды Urban Design Associates Ларри Бисли. - Вы стремитесь к статусу одного из величайших городов мира. Чтобы этого добиться, у вас должны быть самые лучшие идеи по градостроительству, по росту, экологии и окружающей среде. Лучшие социальные идеи и все эти мысли должны сойтись в работе специалистов со всего света.

И столичные чиновники согласны с экспертом. Работа над техзаданием для Генплана Большой Москвы уже началась. И, как сказал заммэра Москвы Марат Хуснуллин, при разработке документа учтут предложения всех участников.

Более того, некоторые идеи концепций уже воплощаются. Например, по созданию нескольких полюсов развития.

- Мы сделали главный вывод - нужно формировать полицентрическое развитие Москвы, - отметил Хуснуллин. - Сейчас полным ходом развивается Сколково, уже запроектированы все инженерные сети. В Коммунарке городские власти приступили к планированию новых дорог и коммунальных сетей. Это нужно для того, чтобы создать там центр деловой активности, оттянув туда часть рабочих мест.

Идеи "зелёного" мегаполиса быстрее всего реализуются на присоединённых территориях. Где, по словам мэра Собянина, "будут созданы 3-4 крупных национальных парка".

В области транспорта чиновников крайне заинтересовало предложение связать аэропорты скоростными экспрессами. Задумку будут воплощать непременно, хотя и не в ближайшие годы.

Обработка и обсуждение итогов конкурса продолжатся почти до конца года. В октябре проекты представят на профильной выставке "Зодчество". А открытая экспозиция работ проходит сейчас в Парке Горького и продлится до конца сентября. Здесь простые москвичи могут посмотреть работы, задать вопросы авторам, оставить свои отзывы. В общем, принять личное участие в создании будущего облика родного города.

- Построить город - многоуровневое, сложное дело, - говорил в ходе выставки Ларри Бисли. - Теперь у вас есть идеи, и надо идти вперёд, опираясь на чёткий план. Как и я, многие люди будут с восторгом наблюдать, как эти идеи начинают изменять городскую среду.

Мария ПАВЛОВА

Заполнение ниш

Заполнение ниш

СОБЫТИЕ

Четвёртый Большой фестиваль Российского национального оркестра в Концертном зале Чайковского, успев стать привычным мерилом открывающегося сезона, снова удивил разнообразием программ и подробностью взгляда на известную и почти свежеоткрытую музыку.

Ряд программ, связанных с именами Плетнёва и Чайковского - такие, как концертное исполнение оперы "Евгений Онегин" или Четвёртая симфония (комбинировалась с Ре-мажорным фортепианным Концертом Гайдна и кантатой Гордона Гетти про Жанну д`Арк), - с известным допущением можно было бы назвать визитной карточкой Российского национального оркестра. Если б не поворот винта, совершённый Михаилом Плетнёвым на наших глазах. Ещё недавно он был ниспровергателем (в более мягкой формулировке - переоценщиком) привычных подробностей музыки Чайковского. А вот сейчас - адепт стройного классического её прочтения. Чайковский у Плетнёва, словно Волга, вошедшая в берега: течёт, "а мне семнадцать лет". Стой да наслаждайся дальними и ближними видами то с верхней, то с нижней палубы круизного теплохода.

В "Евгении Онегине" Увертюра, Вальс и Полонез были исполнены чуть ли не с эффектом студийной записи. То есть идеально. Каждый из симфонических эпизодов оперы хотелось разглядывать, будто это жемчуг на бархатной подушечке: удивляться гладкозвучной полноценности струнных, радоваться переливам света и праздничности духовых.

К чему лукавить, такое вот выставочное переживание оперного Чайковского и в театрах-то происходит нечасто. А в плетнёвском "Онегине" музейным эффектом блеснул и солист театра "Новая опера" Алексей Татаринцев. Вот уж у кого Ленский так Ленский, даром что без револьвера в руках. И трудно было, раскусив лирическую изумительность его тенора, не очароваться пылкостью, теплом, а где-то и праведным гневом "юного поэта", поглощённого Летой с легкомыслием той из сестёр, что "неспособна к грусти томной" (партию Ольги Лариной пела Алина Шакирова).

Чуть меньше раритетного удалось проявить Дине Кузнецовой, американской гостье в партии Татьяны. Дыхания этой в общем-то выносливой и весьма темпераментной певице порой, казалось, не хватает, отчего начальные слоги фраз в "Письме Татьяны" западали вроде фортепианных клавиш. Зато хорошо был обозначен контраст Татьяны с флегматичной повадкой Онегина (Игорь Головатенко). Впрочем, в финальной картине он исстрадался до такого отчаяния, которому просто грех было не посочувствовать.

И всё-таки специфическое в Чайковском, на что так хорошо способны Плетнёв с Российским национальным оркестром, на фестивале стопроцентно было воплощено не "Онегиным", а Четвёртой симфонией. В партитуре, обычно толкуемой словами о фатуме, Плетнёв выявил такое количество драгоценных предчувствий будущих "Пиковой дамы" и "Щелкунчика", распознал столько позитивной мощи ещё не написанной увертюры "1812 год", что привычное нам её развитие лишь по линии сопротивляемости року слишком бы обеднило эту музыку. Как давно уже её обеднили учебниковые утверждения, что "тема фатума" в Четвёртой - как бы источник роковых откровений Шестой "Патетической" симфонии. И слова богу, что Плетнёв снова всё поставил с головы на ноги.

Действительно, можно ли предчувствовать настроение того, что будет создано тобой более чем через десяток лет? Разумеется, нет. Но узнаваемость строительного музыкального материала - это же совсем другое дело. Главная партия первой части симфонии прозвучала, так сказать, оригиналом для гибельного отражения в "Сцене на Канавке" из "Пиковой". А волшебное pizzicato ostinato из Скерцо изумило какой-то нереально тонкой плавки звуком. Совершенно непонятным становилось, откуда мог у Чайковского из такого набора ингредиентов полыхнуть имперски мощный финал. А ведь как полыхнул! То есть, как всегда, на массу подбрасываемых публике вопросов Плетнёв оказался щедр. Как, впрочем, и на бесконечность проглядывающих сквозь его исполнение Чайковского многочисленных ассоциаций.

Но и неплетнёвские программы Большого фестиваля были не лыком шиты. На открытии, например, РНО под руководством Владимира Юровского показал созданные в военные годы Шестую симфонию британца Воана-Уильямса с Седьмой ("Ленинградской") симфонией Шостаковича. Мастерство нетривиальных сопоставлений Юровского само по себе большая ценность! Но на концерте главнее оказался химический процесс отслаивания, собственно, музыкального абсолюта Седьмой Шостаковича от стереотипного героизма "ленинградской" темы. Сыграть эту музыку как шедевр всех времён и народов удалось с блеском, доведённым до ослепительности в так называемом эпизоде нашествия. Запредельно взвинченный Юровским темп с дробью малого барабана ввёл в дрожь публику, но не музыкантов РНО, которых за такое исполнение хоть сейчас можно заносить в Книгу рекордов Гиннесса.