Золотые анклавы - Наоми Новик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам по себе павильон едва мог сойти за нечто прочное. Мы шли по старым неровным доскам, и они казались деревянными, но издавали совсем не деревянный звук. Наши шаги звучали странно и приглушенно. Такого рода расхождение с реальностью – серьезное предостережение, знак, что ты находишься в пространстве, которое может вот-вот рассыпаться на части и вывалить тебя в пустоту, поэтому надо поскорей убираться. Я сразу же вспомнила тот случай в школе, когда агрессивно разуверилась в существовании одной из стен – тогда я была под действием наваждения, – и стены послушно начали распадаться.
Но Янси, казалось, это не особенно тревожило. Она удовлетворенно огляделась и даже похлопала ладонью по перилам.
– Ага, держишься ты отлично, – довольно произнесла она, обращаясь к манежу. – Весь анклав может рухнуть, но тебя он не утащит. Эта старая развалина переживет все остальное, – добавила она, оглянувшись на нас через плечо. – Знаете, здесь однажды побывала королева Елизавета.
– Ты, кажется, сказала, что манеж снесли сто лет назад, – напомнила я.
– Старая добрая королева Бесс, – уточнила Янси.
Все это походило на какой-то бред. Маги не приглашают заурядов в свои анклавы, потому что анклавы рухнут под тяжестью неверия. Даже когда у заурядов не было науки, услужливо объясняющей законы мироздания, они не верили в магию по-настоящему. Если ты веришь в магию, то не потащишь ведьму на костер – ты натравишь ее на своих врагов. Если окружающие не верят в магию, ведьме очень трудно выпутаться, когда ее тащат на костер и сжигают на глазах у толпы. Большинство ведьм, которые попались заурядам, так и не выпутались.
Но я не стала спорить с Янси. Лизель больно ткнула меня в плечо, и мой обалдевший мозг успел сообразить, что не следует внушать этому месту, будто его не существует.
Очевидно, Янси и ее приятели подлатали его как могли – они поощряли манеж оставаться на месте, чтобы и впредь можно было прятаться от рыщущих по Лондону злыдней, даже если приходилось по горло накачиваться всякой дрянью, чтобы это выдержать. Так они и делали. Если бы не зелье Янси, я бы скребла стены в отчаянной попытке выбраться.
Но павильон казался таким же прочным, как и все остальное вокруг, иными словами – не очень прочным. Я видела музыку ветра – не настоящие колокольчики, которые меня бы не смутили, но сам звук колокольчиков (простите, описать не возьмусь). Во рту был такой вкус, словно я забыла нечто очень важное, а кожу, как костюм арлекина, сплошь покрывали разноцветные пятна.
Манеж, во всяком случае, выглядел вполне правдоподобно – как и солнечное тепло, которое буквально ревело у меня в ушах. Я могла решить, что все это просто зелье, что как только эффект пройдет, я окажусь в нормальном, абсолютно реальном месте. И тогда я поверила в существование манежа – ровно настолько, чтобы выдержать пребывание в нем. И да, где-то в глубине души я прекрасно понимала, что он ненастоящий, но тот, кто выбрался из Шоломанчи, умеет удерживать вопль ужаса.
Это было кошмарно, но тем не менее я не удивлялась тому, что Янси и ее компания предпочли жить здесь. Почему волшебники живут в анклавах? Потому что в анклавах до их детей не доберутся злыдни, конечно, но еще одна причина заключается в том, что в анклаве проще колдовать. По сути, магия – это способ протащить все, что тебе нужно, мимо реальности, пока она смотрит в другую сторону. Гораздо проще это проделать, забравшись в укромный уголок в пустоте; но эти уголки открываются естественным образом, только если твоя семья на протяжении примерно десяти поколений упорно копошилась в одной точке, занимаясь магией. Так бывает не всегда.
Но можно потратить массу времени и сил и выстроить себе анклав – так пытались сделать родные моей подруги Лю в Сяне – или, что более вероятно, найти некий способ проникнуть в уже существующий. И тогда та же мана и то же время, которые необходимы, чтобы вырастить один-единственный огнецветок, вырастят тебе целый сад; его будут освещать массивные кварцевые лампы, которые по той же логике сделал какой-то мастер, и ты сможешь бродить по дорожкам под защитой заклинаний и наблюдать за полетом волшебных птиц, созданных каким-то алхимиком, и так далее. Все очень мило и чудесно. А еще ты ляжешь спать в огражденном со всех сторон алькове, и даже если тебе приходится ночевать на чердаке или в тесной комнатушке шестнадцатого века шириной с кровать, по крайней мере никто не сожрет тебя во сне.
Поэтому каждый волшебник – кроме очень странных исключений – хочет состоять в анклаве, и если ты не родился в нем и недостаточно умен, чтобы пробиться, единственный способ попасть в анклав – работать на него. Так живут большинство волшебников-одиночек. Выйди из Шоломанчи, выбери анклав, который нуждается в работнике с твоими способностями, заполни анкету, а потом до конца дней отдавай анклаву восемьдесят процентов своего труда, потому что двадцать процентов, которые остаются тебе, – это вдвое больше, чем то, чего ты добился бы своими силами.
Но, извините, на практике сделка не так уж хороша. Потому что злыдни тоже хотят пробраться в анклав. Им гораздо проще существовать в анклаве – потому что, как уже говорилось, там проще существовать любой магии – и в любом случае анклавы буквально ломятся от вкусной маны. На свете нет ни одного крупного анклава, который бы не окружали злыдни. Если ты работаешь в анклаве, но не имеешь права там жить – что ж, твои поездки домой не сравнятся с выпускным в Шоломанче, но все равно приятного будет мало. И так каждый день.
Большинство волшебников, работающих в лондонском анклаве, живут в часе езды от него или даже дальше. Для защиты они ездят вместе с заурядами, точно так же, как большинство детей магов-одиночек ходят в обыкновенные школы. Первый же месяц работы приносит внешнему сотруднику профессиональный держатель для щита, а половина заработка за каждый следующий месяц составляет ману для зарядки, и в конечном итоге, если ему везет, живет он гораздо лучше, чем жил бы своими силами, а если нет – немногим хуже. Если не повезет совсем – его сожрут по пути домой, когда он выйдет из автобуса, который опустеет раньше нужной остановки.
И все равно ты
