Фебус. Принц Вианы (СИ) - Дмитрий Старицкий

Но договорить не удалось, нас настигала какая-то подозрительная барка под парусом и бдительным сержантом была объявлена тревога по экипажу.

Преследовавший нас кораблик был богато украшен резьбой и позолотой. От солнца палубу укрывал двускатной крышей большой белый тент, с фигурными синими ламбрекенами по краям, расшитыми золотом. Кормовая надстройка возвышалась над тентом. Прямой парус плотного синего шелка украшали три большие золотые лилии треугольником книзу. Герб Иль-де-Франс.

Герб дома Валуа.

Сама Франция гналась за нами немалыми силами.

За первой баркой шли еще две, только видом прозаичней. С простыми полосатыми парусами, но с синим вымпелом на гафеле.

Встал у мачты, положив левую руку на эфес шпаги, правую приспособил над глазами на манер козырька и неожиданно для себя спросил инфанта.

— Драться будем?

— Не торопись, — ответил дон Саншо, внимательно оглядывая преследователей. — Это не Паук. Если мне не изменяет мой оставшийся глаз, это Орлеанский дом куда-то спешит. Видишь вверху паруса, над лилиями, белую «перекладину» с тремя выступами вниз?

— Орлеанский дом вроде сейчас с Пауком в контрах. Не?..

Дон Саншо не ответил, сосредоточив свое внимание на пафосном речном транспорте Орлеанского герцога. По понятиям пятнадцатого века такой «корапь» круче яхты Абрамовича в третьем тысячелетии.

Везде понты корявые… Куда ни кинь.

Стрелки сжимали в руках взведенные арбалеты и ждали только нашей команды, чтобы поднять их и выстрелить. Ни страха, ни сомнения в их позах. А на лицах только решительность постоять за своих принцев. Насмерть!

Так, во взведенном состоянии, в крайнем напряжении прошло полчаса, пока последняя барка Орлеанского конвоя не прошла неторопливо мимо нас дальше по течению реки. Прошли и даже внимания на нас — таких красивых, не обратили. Да и на что обращать? Мы же наших флагов не вывешивали. Идем, прикинувшись купцами. А яркие желтые гербовые котты, готовясь к грязной работе, аккуратные стрелки с себя поснимали.

Глава 7 Эхо столетней войны

Отобедали все с хорошим аппетитом, приятно осознавая, что опасность, хоть и мнимая, нас миновала.

Самое большое удовольствие от еды получал мессир Франсуа, как самый из нас голодный. Он очень смешно щурился от наслаждения, опростав очередную ложку в свой щербатый рот. Забавное зрелище, но вот сейчас над ним никто не смеялся: от сумы, да от тюрьмы… А уж от голода никто не зарекается. Понимающий тут народ.

Откушав, я переместился с кубком вина на свое лежбище у мачты, приказав Микалу позвать ко мне найденыша.

Мессир дю Валлон не заставил себя ждать. Как и не стал кочевряжиться, когда я предложил ему сесть неподалеку.

Курить хотелось не по детски. Когда же я от этой пагубы наконец-то отломаюсь? Если каждый раз вином отливаться, то раньше сопьюсь.

— Мессир Франсуа, так чему вы меня собираетесь учить? — начал я посиделки.

— Правильному стихосложению, Ваше Высочество.

— А в чем мое стихосложение неправильно?

— Вы не соблюдаете ритм и путаете ударные слоги.

На этом месте лекции мимо нас пробежали вдоль борта в сторону носа паж Саншо и младший отпрыск литейщика, на ходу фехтуя щепками от дров. Как я понял, из кастильских выкриков пажа, сын литейщика изображал собой сарацина, а сам он Сида. Но судя по немецким фразам отпрыска литейщика этот мелкий представитель третьего сословия считал себя вовсе Зигфридом.

Когда они «с боем» и с топотом возвращались к корме, я остановил это безобразие и приказал привести ко мне старшего сына литейщика.

Когда того привели, строго с него спросил:

— Пошто за младшими не смотришь? Ждешь, когда они себе глаза выколют этими щепками. Вырежи им из дерева нормальные тренировочные мечи. Тупые. Понял? Исполнять.

И снова повернулся к бродячему менестрелю.

— Так на чем мы остановились, мессир.

— Поэзия, Ваше Высочество, как всякое высокое искусство подчиняется небесной гармонии, выраженной цифрами.

— Это как же? Алгеброй гармонию проверять? — усмехнулся я, припомнив пушкинского Сальери.

— Именно так, Ваше Высочество. Именно так. Хорошо сказано. Поэтическое произведение должно быть построено таким образом, что все оно целиком, или каждая отдельная его часть, состоит из ряда повторяющихся метрических систем — строф одинаковой структуры. В равной упорядоченности чередования долгих и кратких слогов внутри целого; при этом само целое может разбиваться на меньшие отрезки одинаковых по чередованию слогов. Низшей ритмической единицей стиха является метр или икт, собственно само ритмическое ударение в стихе, которое объединяет две стопы в диподию. Сильная доля в метре, попадая под икт, превалирует над соседней — слабой. Сочетание двух метров образует диметр. Трех метров — триметр, четырех — тетраметр, пяти — пентаметр, шести — гекзаметр. Считается это так…

Мессир выложил передо мной гостку тонких и толстых щепок и стал выкладывать ими стихотворные формулы.

— Простейший пример, Ваше Высочество это структура диметра.

Он выложил рядом две толстые щепки.

— Это будет пиррихий или дибрахий. А если вот так…

Ниже пристроились тонкая и толстая щепки.

— То это уже трохей или как его еще называют — хорей. А если наоборот — то будет ямб.

Следом были положены две тонкие щепки.

— А это спондей. Сейчас мы научимся вас считать слоги диметра, и как освоим его, то пойдем дальше к более сложным метрам. А считается это так…

Твою маман! Вот уже никак не ожидал, что попаду на урок прикладной математики с пародией на двоичный код. Скучища! Но, блин горелый, сам же напросился: учить эту средневековую Булеву алгебру, что характерно.

— Вы меня слушаете, Ваше Высочество? — напомнил мне учитель, что я на уроке.

— Извини, отвлекся. Очень скучно это. Я привык стихи воспринимать как музыку речи, на слух и мелодичность.

— Так ведь и музыка, Ваше Высочество, также вся устроена на счете. И раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

Надул он щеки и попытался выдуть какую-то мелодию, одновременно размахивая рукой, вроде как дирижируя. Глаза дю Валлона горели, и, казалось, метали искры. В общем, этот мужик среди меня активно сеял разумное, доброе, вечное… Впрочем, почему мужик — он дворянин. И обучает меня как раз дворянской куртуазии. Вот так вот ляпнешь по привычке и, считай, врага нажил на пустом месте. А оно мне надо?

— Музыка также подчиняется законам ритма, как и стихосложение. А в основе познания ритма лежит математика, — мессир Франсуа развел руками. — Таково Господнее предопределение, небесная гармония. И если ее нарушать, то быстро можно скатиться в дьявольскую какофонию.

— А как же григорианское пение? — вставил я свои пять копеек. — Там нет никакого: раз-два-три.

— Нет, — согласился со мной поэт и продолжил. — Там все на раз-два. И, кстати, неспроста. Этот строй предназначен для молитвенного озвучения шествия пеших монахов, отправляющихся в монастыре на богослужение. Ног у монаха всего две, вот и хор свой григорианские монахи приспособили под неспешный шаг. Забегая вперед, скажу, что из всего богатства античности мы усвоили всего четыре стихотворных метра, потому как наши кони имеют четыре аллюра. А вот в сарацинском стихосложении целых тринадцать метров, так как у верблюда именно столько аллюров.

— Забавно, — ухмыльнулся я. — А как быть с теми народами, которые на осликах ездят?

— Онагров* чаще всего запрягают в повозки, поэтому размер будет несколько иной — на раз-два-три-четыре.

Мне моментально вспомнился мультик из детства, в котором среднеазиатский бай на ослике вез в повозке арбуз и пел.

Тяжел мой груз, велик арбузА в нем таньга, моя таньга…[3]

Хм… Действительно на раз-два-три-четыре.

— Магарические песни, — меня стала реально развлекать такая беседа.

— Простите, Ваше Высочество, не понял.

— Ну, если трагедия это песни трагоса*, то песни магаре* будет магарическими, — пояснил я свою мысль. — Логично?

— Это вы так шутить изволите, Ваше Высочество?

— Изволю, — не стал я запираться.

— Ваше Высочество, к моему глубокому сожалению в математике монарших путей не бывает.

— Это-то я прекрасно понимаю, мессир Франсуа. Но душа жаждет сделать этот процесс немного увлекательней. Я и так раненый в голову, а тут такая же скукота, как играть гаммы. Мне сейчас такое не полезно.

— Как прикажете, Ваше Высочество, но я бы…

— Давайте лучше вы будете показывать все мне на конкретном примере. У меня есть красивая мелодия и к ней забавный текст, который надо будет перевести в стихотворную форму. Правильную стихотворную форму. Если вы мне в этом поможете, то я думаю, обучение пойдет быстрее.