И Боги порой бессильны (СИ) - Токарева Ольга "molishna"

Маленькая ручка девочки мгновенно сжала мягкую шерстку.

– Призрак. А у вас молоко есть? А то уж больно он худой.

Взгляд черных глаз девчушки смотрел с надеждой на травницу.

Плечи Мары дернулись от смешка.

– Для такого красавца найдется. Да и тебе не мешало бы подкрепиться.

– Я как-нибудь потерплю. А Призраку, вы уж будьте любезны, налейте мисочку молока.

Похожие на крышу домика черные брови боцмана медленно полезли вверх, в синих глазах заплясали смешинки. Улыбнувшись уголками губ, он перевел молчаливый взгляд на травницу.

Мара ответила ему такой же улыбкой и вышла из комнаты, позвав за собой кота.

– Кис-кис-кис.

Призрак мгновенно среагировал на призыв. Рванув с кровати, издал свое хрипловатое «мяу» на весь дом.

– Деда…

Шмыгнув носом, Сари тронула пальчиками руку боцмана.

Эдион мгновенно сел на край кровати, посмотрел с тревогой на внучку.

– Что, моя красавица, нос повесила?

– Деда… мне совсем не хочется жить с Гораном, его женой и семью детьми.

В груди бравого морского вояки заныло. Он подхватил малышку на руки, прижав к себе, стал покачивать.

– Ты ведь понимаешь, что маленькой девочке не место на большом корабле?

От этих слов на душе девчушки стало еще горше. Слезы покатились ручейками по ее бледным щечкам, тоненькие пальчики вцепились в тонкую ткань рубашки.

– Деда-а-а… не оставляй меня одну. Прошу тебя, дедушка. Как я буду жить без тебя?

– Ну, ну, моя красавица… чего слезы роняешь, душу свою изводишь, – покачивая девчушку, приговаривал Эдион, а у самого нутро разрывалось на части. Не думал, не гадал боцман, а прикипел душой и сердцем к рыжему, маленькому созданию.

Мара, откинув занавеску, увидела плачущую девочку и понуро смотрящего в окно мужчину. По его лицу было понятно, что он переживает сейчас не самые легкие моменты в своей жизни.

– Кот ваш все молоко выпил, еще добавки попросил, полакал и убежал охотиться. Я на стол накрыла. Идите, перекусите, а потом поговорите.

Эдион встал, вновь заполнив собой практически все пространство в комнатке, в которой едва умещалась кровать и маленькая тумбочка у окна.

– Спасибо, хозяйка, от угощения грех отказываться.

Пройдя с Сари на руках, боцман посадил ее на стул и пододвинул поближе к столу.

– Деда, а на кого будет Призрак охотиться?

– На мышей.

– А мыши – они какие?

– Маленькие, серенькие, с острыми зубами, и вот этими зубами они уничтожают урожаи, съестные припасы, да и дырки в полах делают.

– У, какие… тогда пусть охотится, – Сари надула и без того пухлые, кораллового цвета губы, потянула ноздрями пар, поднимающийся из чугунка, стоявшего на столе. – Как вкусно пахнет, – черные глаза блеснули в предвкушении.

Мара разложила по мискам распаренную в мясном бульоне перловку. Сверху положила кусочки зайчатины, порадовавшись в душе о том, что есть чем угостить.

В еде травница была неприхотлива. Чем селяне расплачивались с ней за снадобья и настойки, тем и жила в Орковке уже чуть более двадцати лет. Пришла молодухой, а и не заметила, как годы пролетели. Семьи так и не завела. А после предательства молодого человека, которого любила, смотреть не могла на мужчин. А тут и сама не понимала, что с ней происходит.

Сари, надув губы, дула на горячую кашу и, не дождавшись, когда остынут кусочки мяса, жадно хватала еду ртом.

– Сари, не торопись, а то животик заболит.

– Хорошо, деда. А ты меня кому отдашь?

Девочка положила ложку на миску, замерла в ожидании ответа.

– Кушай, рыжик, пока и сам не могу ответить тебе на этот вопрос.

Мара переводила удивленный взгляд с мужчины на девочку, но не стала вмешиваться в чужой разговор.

Отблагодарив хозяйку избы за помощь и сытный ужин, Эдион засобирался, почему-то виновато поглядывая на травницу.

– Спасибо, хозяюшка, за хлеб и соль, отдельное спасибо за помощь в лечении внучки, – боцман вытащил из кисета серебряную монету, положил на край стола.

– Не стоит благодарности, и деньги заберите, девочку я и не лечила, сама бы скоро очнулась, а еды не жалко, чем богата, тем и потчевала.

Пока травница и боцман вели тихую беседу, Сари положила руки на стол, опустила на них голову и мгновенно уснула.

Посмотрев на внучку, Эдион встал, качая головой.

– Намаялась рыжуха. И куда ж на ночь глядя, я с тобой пойду? У вас в селе есть постоялый двор или таверна?

– Есть таверна. Прозор, хозяин. Только не советую вам с ребенком к нему на постой идти. Раз из плаванья Зорин вернулся, значит, будет с мужиками неделю пить, обмывать счастливое возвращение домой. Кладите девочку спать на кровать в комнате, а я в другой лягу, а вам могу предложить только на пол лечь. Сейчас тюфяк, набитый сушеными травами, принесу…

Не успела Мара договорить, дверь открылась, издав жалобный скрип, и в избу вошла Грида. Обведя руками свою узкую талию и широкие округлые бедра, девушка откинула за спину толстую косу, с плотоядным взглядом снизу вверх прошлась по фигуре боцмана.

– Ночь на дворе. Я баньку истопила, стол накрыла и чистую постель постелила. Зачем тебе в доме травницы ютиться? Пойдем в мой дом. Он намного больше, да и кровать в самый раз по твоей фигуре.

Тяжело сглотнув, Эдион перевел хмурый взгляд на травницу, но та резко отвернулась к печке. Не желая показывать, насколько ей неприятна данная ситуация, схватившись за кочергу, стала ворошить ею потухшие угли.

– Кхым, кхым, – прочистил горло боцман, сделав шаг в сторону девушки, подхватил ее под локоток и повел на выход. Выйдя на крыльцо, довел до калитки. – Ты уж, красавица, прости, но ночевать к тебе я не пойду. Внучка захворала, оставлять одну ее в чужом доме не буду, да и сердце мое другой любушкой занято.

– Так ведь зазноба, поди, далеко? Она и не узнает.

Грида не хотела отступать, пока стелила кровать, представляла ласковые руки незнакомца и его большое, разгоряченное тело. Теперь ее тело изнывало в томлении и в ожидании бурной жаркой ночи.

– Кто ж я после этого буду, коль свою ладу предам? Ступай, красавица, и не держи зла на душе, – закрыв калитку, Эдион накинул веревку на столб, тем самым еще раз дав понять девушке, что не пойдет с ней. Развернулся и пошел в избу.

Как только закрылась дверь, Мара присела на краешек стула и опустила пустой нечитаемый взгляд в пол. В груди нещадно ныло, и не понятно было, по какой причине.

«Что уж там говорить? Грида – самая красивая девушка в селе. Замуж вышла к шестнадцати годам, да только недолго радовалась семейной жизни. Муж ушел в лес на охоту, да так и не вернулся. Вот и мается девица одна без мужика, а тело молодое, ласки да теплоты требует. Поговаривают, сельские мужики бегают к ней по ночам, кого приветит, кого нет, а тут новый мужчина… да еще какой!».

Травница тяжко вздохнула, не понимая, чего тоска душу изводит? Подхватив тугую косу, стала расплетать её, мыслями улетев в образ незнакомца.

Войдя в избу, Эдион застал сидящую на стуле травницу, потухшим взглядом смотревшую в пол. Ее тонкие пальчики медленно перебирали пряди своих чёрных, блестящих, как вороново крыло, волос. Морской вояка застыл от увиденной картины. Женщина сейчас напоминала ему русалку, сидевшую на гладких от волн камнях, с грустью в глазах провожая идущие мимо корабли.

Встряхнув прядями длинных волос, Мара встала и застыла, во все глаза смотря на стоящего в избе мужчину. И вновь тонула в океане синевы его глаз, и вновь стучало предательски сердце, а по телу плелась непонятная нега.

– А где? Ты не пошел? – травница сбивалась в речи и от этого чувствовала себя еще больше смущенной, к счастью для неё, незнакомец заговорил сам.

– Ночи темные, проводил девицу до калитки, а там, думаю, дорогу домой сама найдет, не заблудится. Сегодня ночное светило, как никогда землю желтизной освещает. Ты уж, красавица, прости, что сразу не представился, меня Эдионом зовут. Синева глаз боцмана потемнела, когда он с жадностью прошелся по фигуре травницы, вставшей со стула.