Дневник офицера КГБ - Александр Никифоров

Из горотдела по рации сообщили, что «духи» четырьмя бандгруппами зашли в город со стороны Аргандаба[46] и заблокировали дорогу. Планировали быстро расправиться с «зелеными»[47] и захватить афганскую колонну, но просчитались, наша бригада успела подключиться к ее сопровождению.

В Дехходже, до которой километров десять, разгорелся нешуточный бой. Мы отчетливо слышали разрывы, пулеметную и автоматную стрельбу.

Вышли из машин. Стоим, курим.

— Это что за «спортсмены»? — Дима показывает на бегущую по склону группу людей метрах в ста от нас.

— Душманы, наверное.

Про душманов я просто так брякнул. Мне и в голову не могло прийти, что они осмелятся так близко подойти к дороге, на которой полно нашей бронетехники.

Фить, фить, фить… просвистело возле моего уха. Посмотрел по сторонам — никаких птиц. Снова фить, фить…

Боец, сидевший на броне одного из бэтээров, схватился за плечо. По его ладони потекла кровь.

Батюшки! Так это точно «духи». В нас стреляют! Хорош воин — интернационалист: полгода в Афганистане, а свиста пуль и не слышал. А ведь действительно не слышал… Мины, бомбы, «эрэсы» — это, пожалуйста, а вот с пулями не знаком. Смотрю на ребят. Не я один такой…

Кто-то крикнул:

— Ложись!

Второй раз уговаривать не пришлось. Лежим в кювете.

— Может, пальнуть по «духам»? — спрашивает Дима, он рядом лежит.

— Пальни! А я лучше «пешком полежу».

Не успел сказать, как над головой загрохотало. Это наши бойцы открыли ответный огонь из КПВТ[48].

«Духи» скрылись за сопкой так же незаметно, как и появились.

— Что ж, ребятки, — говорит шеф, выходя из машины (пока мы лежали на земле, он в машине просидел), — въезд в город «духи» закрыли, работу нам сорвали. Будем возвращаться домой.

На мосту возле нашего поста стоял изрядно помятый «ЗиЛ». Остановились. Вышли из машин.

— Что произошло? — спрашивает шеф часового…

— Здравствуй, Игорь Митрофанович. — Из палатки выходит комбриг.

— Привет, Павел Владимирович! — отвечает шеф. — Так что случилось?

— Минут двадцать назад афганцы на двух бэтээрах атаковали наш пост. Целенаправленно действовали. Один таранил нашу машину, другой обстрелял бойцов. К сожалению, есть раненые. Все произошло на моих глазах. Толком и понять ничего не успели. Кто бы мог подумать, что афганцы по нас стрелять будут…

— Может, это «духи» были?

— Как же, «духи»! БТР Второго армейского корпуса[49], я-то знаю. За перевалом как? — спрашивает комбриг у шефа.

— «Духи» дорогу блокировали. В Дехходже бой. В нас тоже пару раз из автоматов пальнули.

— Из Дехходжи? — удивился Павел Владимирович.

— Зачем? «Духи» почти вплотную подошли к дороге. Даже наша бронетехника их не смутила, — отвечает шеф.

— Совсем обнаглели, — говорит комбриг.

— И мы о том же. Наша помощь нужна? Если нет, мы поехали. Встретимся в бригаде.

— Вы-то здесь зачем? Я и своих бойцов под пули не собираюсь подставлять, пускай афганцы между собой разбираются. Подключу артиллерию; может, удастся провести колонну.

Попрощавшись с нами, комбриг скрылся в палатке.

Провести афганскую колонну через Кандагар так и не удалось. «Духи» подтянули дополнительные силы и удерживали Дехходжу еще два дня.

«Все более реальной силой становятся вооруженные отряды партактивистов и членов Демократической организации молодежи Афганистана (ДОМА), которые созданы во всех провинциях. Отряды являются наиболее организованной силой среди различных афганских формирований, выгодно выделяются среди них хорошим боевым духом

Действия отрядов партактивистов, наряду с военными операциями, сыграли немалую роль в том, что сейчас до некоторой степени улучшилось положение в таких провинциях, как Герат, Кандагар и Джелалабад…»[50]

«Наряду с вооруженными действиями контрреволюцией постоянно совершенствуется враждебная агитация. В политическом плане характерно усиление антиправительственной и антисоветской пропаганды. Специальные идеологические группы исламских комитетов стремятся дезориентировать массы крестьян, посеять недоверие к революционному правительству ДРА и демократическим преобразованиям, проводимым в стране. Используя методы террора и запугивания, контрреволюция оказывает сильное влияние на значительную часть населения страны.

В январе — феврале 1981 г. продолжаются оперативно — войсковые операции по ликвидации контрреволюционного подполья в городах Кандагар, Герат, Джелалабад и Хост…»[51].

Что тут скажешь? «В Багдаде все спокойно».

Глава 13. «Наркобарон»

Бригаде удалось загнать «духов» в «зеленку». Дорога была свободной. После вынужденного двухдневного «прогула» выехали в Кандагар…

— Мошавер Саша, — Гауз отвел меня в сторону, — завтра из Кандагара пойдет машина с опием — сырцом.

Мы уже неделю отслеживали информацию о машине с опиумом. Внедрили агента. Водитель грузовика предложил ему долю, если тот поможет проскочить через пост дорожной полиции (ГАИ). У агента на посту работал родственник — сотрудник дорожной полиции. Не удивляйтесь. В Афганистане при полном отсутствии каких-либо правил дорожного движения существовала дорожная полиция. Даже в Кандагаре на улице встречались регулировщики.

Следует отметить, что при кажущейся анархии в движении аварии в Кабуле случались редко. В Кандагаре я их вообще не видел.

— Точно, завтра поедет? — переспросил я Гауза.

— Точно. В девять часов утра.

— Будем брать.

Афганистан занимал одно из первых мест по выращиванию мака, являющегося сырьем для производства героина. От его реализации душманы имели хороший куш. Деньги, естественно, шли на закупку оружия. Вот такой круговорот мака в Афганистане получался.

Машину под благовидным предлогом тормознули на посту и отбуксировали во двор Управления. Начали обыск. Везде обшарили — нет наркотиков. Чисто. В кузове — пустые картонные ящики, диски, всякое барахло. Водитель клянется, что собирался выехать за продуктами. Неужели агент… того?..

— Ну, и где наркотики? — спрашивает Джахир агента. — Может, тебе померещилось?

— Есть наркотики, — обиженным тоном отвечает тот. — Хоть к стенке ставьте, от своих слов не откажусь. Не знаю, куда он их запрятал.

Похоже, агент говорил правду. Где же эти наркотики?

Стоим с Джахиром, тупо смотрим в пустой кузов машины. Не сговариваясь, смотрим друг на друга.

— Тоже об этом подумал? — спрашиваю афганца.

Тот в знак согласия кивает.

— Зови нафара[52].

Нам обоим бросилось в глаза, что пол в кузове бурбухайки[53] обит новым оцинкованным железом. Ни вмятин, ни царапин.

Джахир ушел. Минут через десять он вернулся с нафаром. С помощью молотка и гвоздодера они приподняли оцинковку…

На дне кузова аккуратными стопками лежали целлофановые пакеты с опиумом — сырцом.

— Да здесь на всю фармацевтическую промышленность Советского Союза сырья хватит! — говорю я.

Водителя забрали в следственный отдел. Агенту выдали денежную премию, а нам с Джахиром — по ташаккорнаме[54] от начальника Управления.

Опию применения не нашлось, и его зачем-то отвезли к нам на виллу, где он и пролежал под джутовыми мешками больше месяца.

Однажды я вышел во двор покурить. Затянулся, еще разок… Почувствовал себя нехорошо. «Надо бросать курить», — подумал я. Впрочем, что-то здесь не так.

Подошел к мешкам. Воздух тяжелый, и запах… Откинул один мешок. Туман — дурман тонкой струйкой потянулся к небу. Вон оно в чем дело. При температуре плюс сорок пять градусов сырец начал разлагаться. Отсюда и этот дурман.

— Санек, — окликнул меня Стас, — что ты там рассматриваешь? Наркотиков на черный день хочешь «прикупить»?

— Можешь даром все забрать, — с этими словами я откинул все мешки.

Над землей повисло целое облако дурмана.

— Ничего себе! То-то мне вчера вечером плохо стало… Думал, из-за сигарет… Надо срочно от этой гадости избавляться, — говорит Стас.

По нашей просьбе военные вывезли мешки за гарнизон и сожгли.

Глава 14. Но пасаран![55]

Летим в Союз. Стас — по замене, я — в отпуск. Настроение отличное, но…

На спецрейс меня не записали. Мало того, чуть выговор не влепили за отсутствие обратного билета на самолет.

— Вы же сами в феврале говорили, чтобы я обратный билет не брал. Обещали отправить спецрейсом, — возмущался я.

— Кто тебе такое мог сказать?

Называю фамилию кадровика.

— Вспомнил! Он уже два месяца как в Союзе.

— Выходит, я виноват?

— Выходит, ты!

— Билета нет. На спецрейс не записали. Остается у душманов политического убежища просить, — пытаюсь шутить.