«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825 - Ольга Минкина

Интерпретациями, содержащимися в сохранившихся источниках, была во многом обусловлена оценка деятельности депутатов при Первом еврейском комитете последующими историками. Особенно ярко эта тенденция проявилась в работах Ю.И. Гессена, без всякой критики воспроизводившего трактовку, предложенную в анонимной записке 1808 г.: приглашенные членами комитета депутаты, сторонники просвещения и реформ, могли свободно высказывать свои мнения, тогда как губернские депутаты зависели от делегировавших их кагалов и были вынуждены выступить против любых нововведений[499]. Негативному влиянию депутатов от кагалов, выступавших против любых «мер культурного, просветительного характера», Гессен приписывал отказ комитета от реформы еврейского образования[500]. Последнее предположение никак не подтверждается имеющимися источниками.

Характеристика поведения еврейских депутатов в докладе комитета может быть подвергнута сомнению. На фоне всей предшествующей истории еврейского представительства, когда евреи вполне доказали свою способность говорить на языке власти и выдвигать предложения и проекты реформ, отказ депутатов представить какие-либо суждения по проекту Положения выглядит странно. Что же касается «доверенностей» и «инструкций» от кагалов, якобы полностью лишавших депутатов права на инициативу, достаточно вспомнить подлинные доверенности кагалов и «обществ» поверенным 1785–1790 гг., предоставлявшие им широкую свободу действий[501]. Таким образом, следует оставить открытым вопрос о специфике взаимоотношений комитета с депутатами обеих групп. Очевидно только стремление комитета доказать полную бесполезность и даже определенную опасность сотрудничества с еврейскими представителями.

«Положение о евреях» было утверждено императором 9 декабря 1804 г.[502] За исключением учреждения Синедрина, в общих чертах оно совпадало с упоминавшимся выше проектом, составленным комитетом к началу 1804 г. Срок обязательного переселения евреев из сельской местности в города и местечки[503] и срок перехода кагальной документации на русский, польский и немецкий языки[504] были продлены на несколько лет по сравнению с проектом. Возможно, эта небольшая уступка являлась результатом деятельности еврейских представителей. Основной тенденцией в разработанном комитетом «Положении о евреях» 1804 г. стало стремление «исправить» евреев при помощи принудительных мер, однако система административного управления евреями была оставлена без изменений, равно как и неопределенный статус евреев, являвшихся одновременно отдельной корпоративной группой и принадлежавших к различным сословиям империи.

Парижский Синедрион и депутаты от российского еврейства: 1806–1807 гг.

Участие еврейских депутатов в подготовке «Положения о евреях» 1804 г. практически не освещалось в печати того времени. Исключение составляли официальная публикация упоминавшегося выше доклада Первого еврейского комитета в «Санкт-Петербургском журнале, издаваемом Министерством внутренних дел»[505] и возможные отсылки к опыту сотрудничества с еврейскими представителями в посвященной выходу «Положения» анонимной статье в «Вестнике Европы». Иная ситуация сложилась в связи с деятельностью созванной Наполеоном в 1806 г. Ассамблеи еврейских нотаблей, а затем Синедриона в Париже[506], довольно широко освещавшейся в российской прессе. Так, уже в августе 1806 г. в «Политическом журнале» сообщалось, что «Париж имеет теперь одну достопамятность, которой со времени христианского леточисления еще никогда ни в каком городе не было, а именно Жидовский Конгресс»[507]. Характерно обозначение участников Ассамблеи то как «жидовских депутатов», то как «депутатов иудейской нации» без каких-либо смысловых различий между этими двумя обозначениями, что, возможно, указывает на то, что эпитет «жидовский» в русской литературной речи того периода еще не приобрел пейоративного значения. Ни то ни другое определение не являлись кальками с официального обозначения депутатов Ассамблеи «des députés français professant la religion juive»[508]. Мотивировка созыва еврейских депутатов – «чтобы ограничить ростовщиков… чтобы сим средством возбудить в них [евреях] бóльшую ревность к искусствам и ремеслам и отучить их от слишком строгой привязанности к некоторым своим правилам и обычаям, которые не входят в сущность их закона»[509] – почти дословно совпадает с текстом указа Наполеона о созыве Ассамблеи[510].

В сообщении «Вестника Европы» главной сенсацией выглядел не сам созыв Ассамблеи, а вызывающее поведение еврейских депутатов, демонстративно нарушивших религиозные запреты, связанные с субботой. «Известно, – пояснял анонимный корреспондент несведущим в еврейской экзотике читателям, – что они в день сей не ездят, не пишут, и вообще не занимаются никакими делами. Несмотря на то, многие из них приехали в каретах в собрание, а некоторые писали»[511]. В действительности большинство еврейских депутатов, намеренно поставленных перед выбором между императорской волей и соблюдением религиозных запретов, предпочли компромиссное решение, заранее подготовив бумаги для выборов председателя собрания, назначенных на субботу[512]. Двенадцать вопросов, предложенных Наполеоном Ассамблее 29 июля, были опубликованы в русском переводе в газете «Санкт-Петербургские ведомости» 4 сентября 1806 г. При переводе было допущено только одно, но весьма примечательное расхождение с оригиналом: вопрос «Кто назначает раввинов?» в русском переводе выглядел иначе: «Кто избирает раввинов?»[513] Наполеон своим вопросом желал выявить воображаемую иерархическую структуру служителей еврейского культа, наподобие католической церкви. В русском же переводе исчезают значимые для взаимодействия между российской властью и евреями дискурсивные различия.

Изменение в целом благожелательной трактовки созыва еврейских депутатов Наполеоном в российской прессе было связано в первую очередь со вступлением России в войну в составе антинаполеоновской коалиции. Также сильные подозрения вызывал переход еврейского представительства на международный уровень[514]. В октябре 1806 г. в «Политическом журнале» парижский Синедрион был охарактеризован как таинственный и страшный «всеобщий еврейский собор», «корпус, упавший вместе с храмом иерусалимским», который «опять появится на театре мира», вызванный к жизни «пагубной затеей» Наполеона[515]. Участие в выборах членов Синедриона якобы принимали «все синагоги Европы», в то время как в действительности Наполеон поручил бывшим членам Ассамблеи пригласить «способных» и «достойных», т. е. готовых утвердить угодные французскому правительству постановления депутатов от «некоторых» общин Европы[516]. Само собой разумеется, что при такой постановке вопроса членами Синедриона стали все бывшие участники Ассамблеи, а также лично ими приглашенные родственники и знакомые.

В вышедшем почти одновременно с выпуском «Политического журнала» номере «Вестника Европы» в примечательной анонимной заметке из раздела «Известия и замечания» фигурировал не Синедрион, а «нынешний Парижский Конвент иудеев»[517], т. е. уже завершившая к тому времени свою деятельность Ассамблея еврейских нотаблей. Слово «конвент» в российском официальном дискурсе того времени имело вполне определенные негативные коннотации, связанные с Французской революцией. Замена им нейтрального термина «собрание», применявшегося по отношению к Ассамблее в предыдущих публикациях «Вестника Европы», отражала изменение отношения к наполеоновской «затее». Впрочем, сама заметка была выдержана в ироническом тоне, свойственном и предшествующим сообщениям «Вестника Европы» на эту тему. Если бы еврейский «конвент» в Париже был созван двадцать лет назад, утверждал автор заметки, «он возбудил бы внимание в целой Европе, был бы любимою материею разговоров для людей образованных»[518]. В современной автору ситуации Наполеоновских войн и вызванных ими стремительных изменений, «и кроме Иудейского Конвента много дела просвещенной публике и журналистам»[519]. Далее следовали прозрачные намеки на «странные цели замыслов Наполеона Бонапарте, который думает, как видно, не об одних только евреях французских и италиянских». В качестве доказательств существования разветвленной сети еврейских шпионов, завербованных агентами Наполеона, приводились сведения о путешествии в Берлин французского сенатора аббата Грегуара[520], который подозрительно «разведывал о состоянии еврейских обществ» в германских государствах, и якобы связанная с поездкой Грегуара инициатива Израиля Якобсона[521], «придворного еврея» герцога Брауншвейгского[522]. Якобсон, неверно называемый в публикациях «Вестника Европы» «раввином», издал брошюру о реформе иудейского культа. Автор не сомневался, что за «такое умное предположение» Наполеон «наградит жида Брауншвейгского орденом своего Почетного Легиона», тем более что награждение евреев орденами якобы уже стало обычной практикой во Франции: «Фуртадо[523] и другие жиды, ныне в Париже находящиеся [т. е. председатель и депутаты Ассамблеи еврейских нотаблей], уже украшены сими знаками отличия». Последнее не соответствовало действительности: ни депутаты Ассамблеи, ни члены парижского Синедриона, ни тем более И. Якобсон не получили никаких наград. Публикуя явно недостоверную информацию об этом, автор «забыл» о том, что орден Почетного легиона представлял собой крест, который не смогли бы носить даже самые «свободомыслящие» из еврейских депутатов.