Том 6/1. Статьи. Ученые труды. Воззвания - Велимир Хлебников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместе с тем они дают предвидение будущего не с пеной на устах, как у древних пророков, а при помощи холодного умственного расчета. Сейчас, благодаря находке волны луча рождения, не шутя можно сказать, что в таком-то году родится некоторый человек, скажем, «некто», с судьбой, похожей на судьбу родившегося за 365 лет до него. Таким образом меняется и наше отношение к смерти: мы стоим у порога мира, когда будем знать день и час, когда мы родимся вновь, смотреть на смерть как на временное купание в волнах небытия.
Вместе с тем происходит сдвиг в нашем отношении к времени. Пусть время есть некоторый ряд точек а, в, с, d … m. До сих пор природу одной точки времени выводили из природы ее ближайшей соседки. За мышлением этого вида было спрятано действие вычитания; говорилось: точка а ив подобны, если а − в возможно более близко к нулю. Новое отношение к времени выводит на первое место действие деления и говорит, что дальние точки могут быть более тождественны, чем две соседние, и что пара точек шип тогда подобны, если m − n делится без остатка на у. В законе рождений у = 365 годам, в лице войн у = 365 − 48 = 317 годам. Начала государств кратны 413 годам, то есть 365 + 48; так, начало России в 862 году – через 413 после начала Англии, 449 год; начало Франции, 486, через <413·3> после начала Рима в 753 году <до Р. Х.>. Этим понятием время необыкновенно сближается с природой чисел, то есть с миром прерывных, разорванных величин. Мы начинаем понимать время как отвлеченную задачу деления при свете земной обстановки. Точное изучение времени приводит к раздвоению человечества, так как собрание свойств, приписывавшихся раньше божествам, достигается изучением самого себя, а такое изучение и есть не что иное, как человечество, верующее в человечество.
Изумительно, что и человек как таковой носит на себе печать того <же> самого счета. Если Петрарка написал в честь Лауры 317 сонетов, а число судов во флоте часто равно 318, то и тело человека содержит в себе 317.2 мышц = 634, или 317 пар. Костей в человеке 48·5 = 240, поверхность кровяного шарика равна поверхности земного шара, деленной на 365 в десятой степени.
1. Стекла и чечевицы, изменяющие лучи судьбы, – грядущий удел человечества. Мы должны раздвоиться: быть и ученым, руководящим лучами, и племенем, населяющим волны луча, подвластного воле ученого.
2. По мере того, как обнажаются лучи судьбы, исчезает понятие народов и государств и остается единое человечество, все точки которого закономерно связаны.
3. Пусть человек, отдохнув от станка, идет читать клинопись созвездий. Понять волю звезд – это значит развернуть перед глазами всех свиток истинной свободы. Они висят над нами слишком черной ночью, эти доски грядущих законов, и не в том ли состоит путь деления, чтобы избавиться от проволоки правительств между вечными звездами и слухом человечества. Пусть власть звезд будет беспроволочной.
Один из путей – Гамма Будетлянина, одним концом волнующая небо, а другим скрывающаяся в ударах сердца.
20 мая 1919
О современной поэзии*
Слово живет двойной жизнью.
То оно просто растет, как растение, плодит друзу звучных камней, соседних ему, и тогда начало звука живет самовитой жизнью, а доля разума, названная словом, стоит в тени, или же слово идет на службу разуму, звук перестает быть «всевеликим» и самодержавным: звук становится «именем» и покорно исполняет приказы разума; тогда этот второй – вечной игрой цветет друзой себе подобных камней.
То разум говорит «слушаюсь» звуку, то чистый звук – чистому разуму.
Эта борьба миров, борьба двух властей, всегда происходящая в слове, дает двойную жизнь языка: два круга летающих звезд.
В одном творчестве разум вращается кругом звука, описывая круговые пути, в другом – звук кругом разума.
Иногда солнце – звук, а земля – понятие; иногда солнце – понятие, а земля – звук.
Или страна лучистого разума, или страна лучистого звука.
И вот дерево слов одевается то этим, то другим гулом, то празднично, как вишня, одевается нарядом словесного цветения, то приносит плоды тучных овощей разума. Нетрудно заметить, что время словесного звучания есть брачное время языка, месяц женихающихся слов, а время налитых разумом слов, когда снуют пчелы читателя, время осеннего изобилия, время семьи и детей.
В творчестве Толстого, Пушкина, Достоевского слово-развитие, бывшее цветком у Карамзина, приносит уже тучные плоды смысла. У Пушкина языковой север женихался с языковым западом. При Алексее Михайловиче польский язык был придворным языком Москвы.
Это черты быта. В Пушкине слова звучали на «ение», у Бальмонта на «ость». И вдруг родилась воля к свободе от быта – выйти на глубину чистого слова. Долой быт племен, наречий, широт и долгот.
На каком-то незримом дереве слова зацвели, прыгая в небо, как почки, следуя весенней силе, рассеивая себя во все стороны, и в этом творчество и хмель молодых течений.
Петников в «Быте Побегов» и «Поросли Солнца» упорно и строго, с сильным нажимом воли ткет свой «узорник ветровых событий», и ясный волевой холод его письма и строгое лезвие разума, управляющее словом, где «в суровом былье влажный мнестр» и есть «отблеск всеневозможной выси», ясно проводят черту между ним и его солетником Асеевым.
«Пыл липы весенней на свеяв», растет тихая и четкая дума Петникова, «как медленный полет птицы, летящей к знакомому вечернему дереву», «узорами северной вицы» растет она, ясная и прозрачная.
Крыло европейского разума парит над его творчеством в отличие от азийского, персидско-гафизского упоения словесными кущами в чистоте их цветов у Асеева.
Другой Гастев.
Это обломок рабочего пожара, взятого в его чистой сущности, это не «ты» и не «он», а твердое «я» пожара рабочей свободы, это заводской гудок, протягивающий руку из пламени, чтобы снять венок с головы усталого Пушкина – чугунные листья, расплавленные в огненной руке.
Язык, взятый взаймы у пыльных книгохранилищ, у лживых ежедневных простынь, чужой и не свой язык, на службе у разума свободы. «И у меня есть разум» – восклицает она – «я не только тело», «дайте мне членораздельное слово, снимите повязку с моих губ». Полная огня в блистающем наряде цветов крови, она берет взаймы обветшавшие, умершие слова, но и на его пыльных струнах сумела сыграть песни рабочего удара, грозные и иногда величественные, из треугольника: 1) наука, 2) земная звезда, 3) мышцы рабочей руки. Он мужественно смотрит на то время, когда «для атеистов проснутся боги Эллады, великаны мысли залепечут детские молитвы, тысяча лучших поэтов бросится в море»; то «мы», в строю которого заключено «я» Гастева, мужественно восклицает «но пусть».
Он смело идет в то время, когда «земля зарыдает», а руки рабочего вмешаются в ход мироздания.
Он – соборный художник труда, в древних молитвах заменяющий слово «Бог» словом «Я». В нем «Я» в настоящем молится себе в будущем.
Ум его – буревестник, срывающий ноту на высочайших волнах бури.
1919
В мире цифр*
Мы все знаем, как наши бабушки и прабабушки увлекались «звериным числом» – 666, придавая ему особый таинственный смысл. Это не странно. Научные загадки так часто окружены сиянием «потустороннего» мира. Позднее разум разрушает налет чертовщины и находит холодные законы.
Таких чисел, пожалуй, найдется не одно… Таковы числа 48, 317,1053, 768, 243.
Судьба таких чисел напоминает распространенную игру взрослых – сношения с загробным миром, эти блюдечки, выстукивающие пророчество, эти удары невидимых крыл пролетающих духов, неземное пение и т. д.
Вероятно, такая же судьба ждет и эти числа. Кто бы, например, подумал, что многочисленные правительства, к которым так применимы слова Пушкина:
Сколько их! Куда их гонят?Что так жалобно поют?Домового ли хоронят?Ведьму ль замуж выдают? –
правительства Львова, Скоропадского и т. д. возникали правильной рябью по волнам времени через 48 дней.
Их уравнение, называя через X день открытия правительства, а через K исходную точку, следующее:
X = K + 48n
Возьмем исходной точкой 27 августа 1917 года, когда образовалось «Государственное Совещание» и всходила звезда Корнилова. Пусть этот день, написанный очень белым цветом, будет K. Тогда через 48 дней, при n = T, будет 14 октября 1917 года – образование «Временного Совета», с Керенским во главе. Сделав n = 3 получим 19 января 1918 года – заседание Учредительного собрания; n = 4 дает 8 марта – правительство князя Львова; n = 5 дает 26 апреля 1918 года – возникновение правительства Скоропадского; n = 7 получим 18 сентября 1918 года – правительство Авксентьева.