Гнев. История одной жизни. Книга вторая - Гусейнкули Гулам-заде

— И предложил он ему сыграть роль слепого? — нетерпеливо спросил один из солдат.

— Ну, конечно,— засмеялся Аббас.— А об остальном вам может рассказать сержант Фаррух.

Все уставились на сержанта, но тот обидчиво надул губы и, не сказав ни слова, вышел из казармы.

Его уход не испортил общего веселья. Солдаты продолжали шутить и посмеиваться над легковерами. Я смотрел на их оживленные лица, слушал их громкий разговор и думал: это очень хорошо, что солдаты перестают слепо верить даже религии и начинают трезво шевелить мозгами, а, значит, и разберутся, на чьей стороне правда. И еще я подумал: какой замечательный агитатор мой друг Аббас.

— Тот мнимый слепой действительно твой родственник?— спросил я Аббаса, когда мы остались вдвоем.

— А почему бы и нет? — ответил он, и в его глазах заплясали лукавые искорки.— У каждого человека могут быть родственники. А чем я хуже других?

Оба мы расхохотались.

На утро были назначены маневры. Капитан Нурулла-Мирза объяснил мне, какая задача стоит перед эскадроном и приказал ровно в десять часов выстроиться на площади Кухе-санги.

Мы уже были на месте и ждали командира. Мой Икбал словно бы чувствовал, что предстоит горячее дело, и нервно перебирал ногами, прядал ушами, раздувал широкие ноздри. Я похлопывал его по гладкой шее, и конь, повернув голову, косил на меня черным блестящим глазом.

И вдруг я вижу: скачет к площади офицер штаба. Резко осаживает возле меня коня, и, наклоняясь, говорит негромко:

— Отведите сейчас же эскадрон в казармы! Маневры отменяются.

Голос у него дрожит, сам он несказанно взволнован.

— А что случилось? — спрашиваю его тоже вполголоса. Он оглянулся — не подслушивает ли кто — и ответил:

— Убит полковник Мухамед-Гусейн-Мирза, губернатор Систана. Только пока об этом не следует распространяться.

Он взвил своего коня на дыбы, пришпорил и погнал с места в карьер. Копыта звонко зацокали по булыжной площади.

«Вот тебе и на,— думал я, возвращаясь во главе эскадрона в расположение части. — Как же это могло произойти? Все мы слышали о полковнике Мухамед-Гусейн-Мирзе. До приезда Таги-хана в Мешхед он командовал жандармерией и слыл прогрессивным человеком, а при Таги-хане стал начальником его штаба. Женат он был на русской, и когда ему с упреком говорили об этом, он отвечал: — «Я горжусь тем, что моя жена — дочь великого русского народа». Единомышленник Таги-хана, Мухамед-Гусейн-Мирза ненавидел Кавам-эс-Салтане. Так что не трудно догадаться, кто убил его».

И тут я вспомнил, что полковник был старшим братом Нурулла-Мирзы, и мы слышали, что Нурулла-Мирза всегда гордился братом, был уверен в его большом будущем. И вдруг такой удар!..

Когда я пришел к капитану выразить свое сочувствие, Нурулла-Мирза встретил меня спокойно, но я видел, как тяжело переживает он скорбную весть.

— Я собираюсь ехать в Систан,— сказал он мне.— Надо узнать, как там все... Вы, господин ождан, возьмите пока командование эскадроном на себя.

Я заверил командира, что все будет в порядке, и он может быть спокойным за дела в эскадроне.

Он взглянул на меня и задумался, опустив голову на руки. Я заметил, что в его волосах пробивается седина... Мне хотелось еще что-нибудь сказать, но я молчал. Постояв минуту, я осторожно вышел.

Через несколько дней он вернулся из поездки в Систан. Я доложил, что никаких происшествий за время его отсутствия не произошло.

— Садитесь, господин ождан,— указал он мне на стул.— Мне надо поговорить с вами.

Я сел, не спуская с него глаз. Он казался очень усталым, грустным, словно бы отрешенным.

— Я помню, как тепло говорили вы о моем покойном брате,— начал он глуховатым голосом.— И вот — решил рассказать вам, как там все произошло...

Он снова надолго замолчал, видимо, вновь и вновь переживал недавнюю трагедию.

— В тот день мой брат был в гостях у начальника штаба Новзари. Возвращался он поздно. Двое неизвестных выбежали навстречу экипажу и стали стрелять в упор. Убили брата и кучера. Скрыться убийцам не удалось — их схватили прибежавшие на выстрелы полицейские... Задержанные в эту же ночь были спешно расстреляны!..

У меня вырвался возглас изумления.

— Да, их сразу же расстреляли, как это ни странно. Потом мне сказали, что это был стихийный акт возмездия... что взбешенные солдаты сами расправились с террористами. Но я говорил с солдатами, они подтвердили, что получили приказ. И как оказалось — в эти дни там был англичанин капитан Кагель. Вам ничего не говорит эта фамилия?

Снова Кагель! Всюду, где он появляется, происходят подлости и убийства. Но нужно ли говорить командиру, что я очень близко встречался с этим англичанином?..

— Где-то я слышал такую фамилию,— ответил я неопределенно.

Нурулла-Мирза, очень пристально взглянул мне в лицо и вздохнул.

— Я тоже слышал!..

И трудно было понять, что он этим хотел сказать, но мне показалось, что ему кое-что известно о Кагеле и что он связывает его имя с подлым убийством в Систане.

ВОКРУГ ПАЛЬЦА

Время шло, а мы все бездействовали, ожидая сигнала. И порой казалось, что в напрасных надеждах и ожиданиях пройдут годы, мы состаримся, так и не вступив в настоящую борьбу, в последний и решительный бой. Неужели руководители партии не понимают, что народ не может вечно изнывать под гнетом своих и иностранных поработителей, что рано или поздно терпение лопнет, гнев выплеснется наружу — и тогда не остановить волны народного возмущения, как не остановить горного потока в узком ущелье?!. Но ведь тогда труднее будет возглавить освободительное движение...

Но сомнения не надолго овладевали нами,— каждый понимал, что руководители партии лучше, чем мы, знают положение в стране и не упустят момента. И в то же время мы чувствовали, что в воздухе пахнет порохом, что время решительных действий не за горами.

Мне показалось, что это время настало, когда я узнал о восстании в районах Миянабада, Джувейна и Баме — Сафиабада.

Утром меня вызвал командир полка. Явившись, я вытянулся перед ним, ожидая приказаний. Сразу же я заметил, как он встревожен чем-то, даже взволнован.

— Я хочу дать вам очень важное поручение,— сказал он, внимательно оглядев меня.— Из Тегерана получено сообщение о том, что вот в этом районе,— полковник провел пальцем по карте, очертив острый треугольник,— группа мятежников подняла бунт и выступила против правительства. Его величество шах-ин-шах весьма огорчены этим и

приказали навести там порядок. Выполнить эту задачу приказываю третьему эскадрону. Только командовать им будет не Нурулла-Мирза... он внезапно заболел... а подполковник Довуд-хан. Вы, как старшина эскадрона и опытный военный, должны оказать подполковнику всяческое содействие и помощь при выполнении задания.

Я слушал его и думал: значит, действительно началось. Только почему ничего не сообщил нам учитель Ареф? И как теперь поступать? Присоединиться к восставшим? Но ведь мы не готовы к этому, солдаты вряд ли решатся на такой шаг...

— Во главе мятежников стоят отъявленные разбойники — Абдулали-Сердар и Гулам-Риза-Сердар. Только что из Миянабада получено сообщение: там идут ожесточенные бои между правительственными войсками и бандитами. Я уверен, что ваш эскадрон, носящий почетное наименование «Молния», действительно как молния обрушится на разбойников и быстро наведет порядок в этом районе. Кстати, по окончании операции подполковник приступит к исполнению своих новых обязанностей — он назначен правителем Миянабада. Сейчас я представлю вас подполковнику.

Жестом он приглашает меня в соседнюю комнату. Входим и видим: на низкой кушетке сидит невысокий широкоплечий казачий офицер лет сорока. У него курчавые волосы и тонкие усики. Как только я вошел, он впился в меня своими светлыми водянистыми глазами. Потом он поднялся и строго спросил:

— В каком состоянии эскадрон, ождан?

— Господин подполковник,— отчеканил я, — третий эскадрон «Молния» готов к выполнению любого приказа командования!

Довуд-хан снова внимательно осмотрел меня и сказал уже более дружелюбно:

— Я весьма доволен ответом. Можете идти и готовить эскадрон к походу. У нас еще будет время поговорить. Выступаем завтра в десять. В пути будем шесть суток, не меньше.

Вернувшись в казарму, я разыскал Аббаса. По моему возбужденному виду он сразу догадался, что произошло что-то необычайное.

— Кажется, началось,— еще более убежденно сказал я ему. - В моих родных местах — восстание. Наш эскадрон посылают на усмирение восставших. Понимаешь, надо немедленно связаться с Арефом. Думаю, что он разрешит нам примкнуть к повстанцам. Разгорается пламя, друг Аббас! Но Аббас не разделил моей радости. Задумчиво почесав подбородок, он сказал с нескрываемым сомнением:

— Восстание — это, конечно, хорошо! Но вот стоит ли нам переходить на сторону повстанцев?.. В одном ты, Гусо, прав — надо не мешкая связаться с Арефом. И поеду к нему я.— Опережая мое несогласие, он быстро добавил: — Только не спорь. Тебе надо готовить эскадрон к походу.