Орхидея съела их всех - Скарлетт Томас

За окном взлетает белая цапля и парит над устьем реки в направлении Эксмута.

Белая птицаМчитсяМимо меня,МеняНе замечая.ЧайкаИли другаяБелая птица…

Если удастся это дописать, у Скай получится либо лучшая, либо худшая из всех ее песен. Кстати, в этом кусочке явно угадывается баллада. Скай Тернер никогда не писала баллад. И песен о птицах – тоже. Но на свете существуют классные песни о птицах. Например… А, ну да, например, у тех ребят, которые поют “Я б лучше воробьем был, чем гвоздем”[28]. Или как там. И еще… э-э… Прежде, чем она успевает вспомнить другие примеры, какой-то тип в тамбуре включает Фила Коллинза. Вот и все. Теперь уже не сосредоточиться. Раз уж все в этом тихом вагоне так шумят, Скай достанет наушники. Она включает “Arctic Monkeys” на средней громкости и представляет себя на каком-нибудь танцполе, она неотразима, и какой-то незнакомый парень, похожий на соседского сына, только без прыщей, любуется ею, и уже этого достаточно, чтобы у него встал так, что заметно даже со стороны. “А он богат, девчат?” – спрашивает Таш Тернер, точнее, ее воображаемая, архетипическая версия, которая точь-в-точь совпадает с реальной Таш.

В этой коротенькой фантазии Скай моложе на пять лет и одета в дешевое серебристое платье из “Топшопа”. Она вдруг понимает, в чем проблема, – честно говоря, понимает это уже довольно давно. Просто не надо было ехать первым классом. То ли дело раньше: были времена, когда она выступала ночью в баре “Корова” в Ливерпуле, а в пять утра уже мчалась обратно в Лондон на поезде, набитом людьми, которые ехали на работу в такую даль, и всю дорогу приходила в себя после экстази. Ее вырвало в туалете раза четыре или пять, и к полудню она выглядела потрясающе: худая, бледная, измученная. У нее до сих пор где-то лежит номер этого парня, хотя она так ему ни разу и не позвонила. С поезда Скай отправилась прямиком на фотосъемку в Спиталфилдс, и стилист приготовил ей двойной эспрессо, приправленный спидами, чтобы она приободрилась. Загвоздка в том, что у нее больше нет жизни, о которой стоило бы писать песни. Теперь если кто и дает ей свой номер телефона, то лишь из-за того, что ему нужны ее деньги, а не она сама. По крайней мере, так вечно твердит Таш. Но даже тогда, вначале, Скай писала именно о своем прошлом, ведь кто же станет писать о настоящем, если в нем есть такие вещи, как: а) наркотики, причем не для веселья, как в молодости, а по-деловому, словно ты президент какой-нибудь компании или чего-то подобного, и доза тебе нужна не для того, чтобы упороться, а чтобы взять себя в руки и прочистить мозги; б) визиты к косметологу стоимостью пять тысяч фунтов и в) невыразимо глубокое одиночество, про которое кому расскажи – не поверят, ведь ты богата и можешь купить себе все, что захочешь.

Скай теперь даже кофеина не употребляет. Вот насколько нереальной она стала. Вот какой непохожей стала на себя восьмилетнюю, которая всем напиткам на свете предпочитала чай с сахаром. Теперь она повсюду таскает с собой пакетики ройбуша и просит стакан кипятку каждый раз, когда мимо проезжает тележка из вагона-буфета. (Еще она таскает с собой ароматические свечи с запахом инжира из магазина “Диптик”, кашемировое одеяло и плюшевого кролика.) Она едет в этом поезде уже несколько часов, а тележки из ресторана все нет и нет. Проводник то и дело сообщает мрачным голосом, что железнодорожная компания приносит извинения за тесноту в вагонах эконом-класса и просит всех убрать с сидений свой багаж, чтобы многочисленные пассажиры, которым не хватило места, могли сесть. Сумка Скай стоит на сиденье. Но рядом нет никого, кому не хватило места. Больше никому не захотелось доплатить десять фунтов, чтобы ехать в первом классе. Неужели никому? И они готовы ехать стоя… В вагон заходит проводник и просит ее вытащить из ушей наушники.

– Это тихий вагон, посмотрите, – говорит он и указывает на висящие на стенах таблички.

– Но… – ОСОЗНАННОСТЬ.

– Ладно. Прошу прощения.

Эй, Вселенная, зацени, какая я молодец!

– А когда появится тележка из вагона-буфета?

– По воскресеньям тележек не бывает. Придется вам, как всем, пойти в вагон-буфет.

Как всем? Что за хрень? Он ее, что ли, узнал или отыгрывается так на всех пассажирах первого класса? Неважно. Глубокий вдох. Хорошо. Карма – ша-рах! Но наушников у Скай в ушах больше нет, и приходится вернуться к тап-тап-тап-таппети-тап этой пассажирки: теперь-то она наверняка закончила писать сообщение своей огорченной матери и, как пить дать, занята куда менее важным делом – например, строчит в Твиттер. Скай Тернер заглядывает в железнодорожное приложение, чтобы проверить, когда следующая станция. До нее еще пятнадцать минут, так что можно успеть сходить в вагон-буфет и вернуться, прежде чем кому-нибудь понадобится двигать ее сумку, или плащ, или коробочку с ланчем, который она приготовила себе утром, – но он даже в горло не полезет, если она не раздобудет чашку чая: пять крутых яиц, из которых вынуты желтки (вынуты и отданы выжившему из ума пуделю Леону), а на их место вложена смесь из тунца, обезжиренного йогурта и табаско. Еще у Скай есть с собой четвертинка филе копченой скумбрии, три помидора черри, одна черная оливка, половинка бразильского ореха и банка икры.

У нее за спиной проводник пересказывает историю с тележкой из буфета пожилой даме, которой хочется джин-тоника. Скай думает, что проводнику следовало бы принести старушке джин с тоником, но куда уж там. Скай самой следовало бы принести старушке джин с тоником, но она тоже этого не сделает. Лишняя сложность, а у Скай и без того хватает сложностей.

В вагоне-буфете толчея. Длиннющая очередь растянулась чуть ли не на весь вагон, а в дальнем конце прямо на полу сидят иностранные студенты с грязными рюкзаками и свалявшимися волосами. Эти-то наверняка узнают Скай Тернер. Очередь тянется по вагону и заканчивается где-то там, у входа в вагон эконом-класса. Если бы Скай решила встать в конец очереди, пришлось бы проталкиваться мимо всех этих людей. Но ей, к счастью, нужен только стакан кипятка, поэтому Скай встает в самом начале очереди и ждет, пока человек за прилавком ее заметит. Но, заметив ее, он просто кивает на дальний конец вагона и говорит:

– Тут вообще-то очередь.

– Да нет, я просто хотела попросить стакан кипятка.

– Все равно нужно занять очередь, как все.

Как все. Они что, сговорились? Скай Тернер думает про пожилую даму из своего вагона. И вообще про всех людей, которые купили себе билет подороже, рассчитывая получить за это обслуживание получше. Скай оглядывается и видит, что у нее за спиной стоит проводник.

– Идиотская система, – говорит она ему. – Как я вообще проберусь в конец очереди, если вошла через дверь с этой стороны?

– Я же предупреждал, что придется постоять в очереди, как всем.

– Но тогда получается, что ехать первым классом еще хуже, чем в стандартном вагоне! Мне же придется всех тут расталкивать и лезть через весь вагон, чтобы встать в очередь. Это ведь…

– Через весь вагон, – повторяет проводник и презрительно фыркает. – Слушайте, дамочка, спуститесь на землю.

– Простите, что? – переспрашивает Скай.

– В этом поезде все пассажиры равны. Вы можете встать в очередь, а можете не вставать – как вам будет угодно. Все остальные стоят в очереди и не жалуются.

Пока Скай стоит в очереди и сердце ее колотится со скоростью не меньше ста семидесяти ударов в минуту, а на глаза то и дело наворачиваются слезы, которые она упорно пытается сдержать, но они наворачиваются снова, ведь она уверена, что в этом поезде не все пассажиры равны, раз уж некоторые из них заплатили за то, чтобы иметь определенные привилегии. Правда, она никак не может объяснить себе, почему эти пассажиры достойны лучшего обслуживания, и как это можно увязать с осознанным восприятием, и что сказал бы ее отец, если бы увидел ее сейчас (что сказала бы ее мать, Скай знает: она заставила бы дочку подать в железнодорожную компанию жалобу на проводника и потребовать компенсации), – проводник оскверняет вагон первого класса, собственнолично препровождает туда иностранных студентов и усаживает одного из самых вонючих на сиденье рядом со Скай, в ходе чего прикасается к ее куртке, к ее кашемировой кофте, к ее мешочку с пакетиками ройбуша и к ее коробке с ланчем, которую Скай, когда вернется, теперь наверняка выбросит.

Когда Скай Тернер получила свой первый солидный чек (теперь такая сумма показалась бы ей смехотворной – какие-то восемь тысяч фунтов), она купила себе пару удобных сапог (удобных, но от Донны Каран!!!), овечью куртку-дубленку, новый диван и поездку в Марокко себе и Таш. Таш велела ей не тратить все деньги сразу, но Скай делала ставку на следующий сингл и концерты, поэтому она не беспокоилась о деньгах. На свой следующий гонорар она выкупила у муниципалитета родительский дом. Она выбросила оттуда буквально все свои вещи, пощадив только плюшевого кролика. В мусорный мешок полетела вся ее косметика из “Боди Шопа”, включая зеленые тени, которые она только-только начала. Противопожарное одеяло из полиэстера со всеми пятнами, оставшимися после тех случаев, когда она не заморачивалась надеть на него пододеяльник, – долой. Бугристые подушки – на свалку. Она выбросила даже книги, все до единой, какие нашла в доме (их оказалось не больше двадцати), и купила на “Амазоне” такие же, но поновее и понаряднее. Все старые гели для душа и увлажняющие кремы – прощайте! Она даже заказала мусорный контейнер, чтобы разом избавиться от прошлого, поскольку вдруг поняла, что всю свою жизнь только этого и ждала.